Сергей Матвеев — член областного литературного объединения имени В.И. Даля, участник совещания молодых писателей Поволжья. Многие рассказы опубликованы в альманахе «Гостиный двор», в журналах «Брега Тавриды», «Берега», в «Литературной газете», а также в антологии «Внуки вещего Бояна».

В настоящее время автор живёт в селе Октябрьском, работает мастером производственного обучения в СПТУ.

Сергей Матвеев

Осенний вечер быстро темнел. Единственный конюх колхоза Пётр Ивашников, прибравшись в конюшне, занялся привычным для всех вечеров делом: грузно восседая на засаленной лавке в бытовке, он с тоской глядел из-под густых, сросшихся к переносице бровей на засиженную мухами фотографию грудастой красотки из журнала «Огонёк». Время от времени Пётр выпивал мутную жидкость из отколотого на кромке стакана, морщил лоб и вздыхал. Домой он не торопился — там тоже было всё однообразно. Его жена, сварливая и склочная бабёнка, завидев мужа в подпитии, ругалась во всю свою мощь, истерично била рукой в стену и ревела навзрыд.

— Я — коневод! — кричал тогда во всю глотку Пётр и нещадно лупил себя массивным кулаком в грудь, выставляя её колесом.

Петру от этого становилось только ещё хуже на душе, и он пил ещё хлеще.

Ему казалось, что его никто не понимает. Вдруг за окнами конюшни что-то промелькнуло и послышался визгливый скрип тормозов.

— Кого нелёгкая принесла ещё? Ездят тут всякие, а потом в упряжи недочёт.

— Это уж совсем негоже никуда, — послышался голос из-за спины.

Пётр резко обернулся и опешил. В дверном проёме стоял председатель колхоза и качал лобастой, с лысым затылком головой в сторону стола.

— Да, Петро, ошибся я в своих намерениях. Вот всё и решилось.

Конюх взял со стола бутылку, искоса посмотрел на визитёра и, оправдывая себя, усмехнулся.

— Так, в свободное время. Можно сказать, в час досуга. Станки убраны, так что всё чин по чину. Так что имею право и «дядю Сэма» навестить.

— Так-то оно так, — председатель метнул колючий взгляд на часы, висевшие на стене, — да вот территория конюшни не пивнуха вроде. Сморит тебя эта дурь, так не только хомуты — и лошадей уведут. Да и вообще, сегодня ты «дядю Сэма» навестил, завтра я — и всё хозяйство на размен ушло. И всё по пьяну-недогляду.

— Оно верно говоришь. Недогляд урону рад.

— Вот смекаешь сам. Есть в тебе жилка хозяйская. А я всё в толк не возьму никак. Одни тебя нахваливают, другие огульно хают. А вся беда-то в «дяде Сэме» схоронена у тебя.

— Языки без костей, — озлобленно напал, оправдываясь, Петро.

— Сплетни сыпятся, словно мука из худого мешка. А на бегу не залатаешь, как едино, что на всякий роток не накинешь платок.

Этими языками да масло пахтать, колхоз миллионером бы стал. Что-то я не пойму, к чему это ты, председатель, дугу на излом ведёшь? На что это ты меня скатываешь? Неспроста это. Небось, Настька моя на ливер тебе жалостью давит. Так мне учителя без надобности. Не цеплак-молоднёвка. Понял?

Председатель разозлился и, перейдя на басистый, с хрипотой, крик, разразился на ерепенистого конюха ругательствами:

— Ты шары-то не вылупляй, а то лопнут. Не замай тут мне. Настя мне твоя нужна как рыбе зонтик. А разговоры её пусть тебе достаются. Залил зенки и несёшь непотребное. Я, можно сказать, его хотел главным конюхом сделать, да дружба с «дядей Сэмом» у тебя шибко завязана. Опять же по пьяну делу творишь чёрти чего: то Ильюху побил, то лошади колхозные по селу ходят из рук в руки, то сам, бывает, за пузырьком ездишь. Я-то думал, хоть должность старшего тебя обяжет к дисциплине и порядку, но вижу, напрасно я приехал. Ладно. Прощевай.

Во время этой тирады Пётр как-то съёжился, ссутулился, сдвинул брови к переносице. Такого стыда он не испытывал уже давно. Последний раз, когда его, ещё школьника, ругал отец.

— Ты это… Данилыч… Не кипятись. Раз надумал — ставь, я не подведу. Вот те крест на пузе. Только вот над кем я буду старшим, я же здесь один?

— Вот над собой и будешь. Одному-то легче себя в руки взять. А когда научишься одним руководить, там, глядишь, и на моё место сядешь.

Пётр довольно потёр мозолистые ладони друг об друга и решил брать быка за рога.

— Ну раз так, пиши, председатель, документ.

— Какой?

— Ну, как там полагается у вас в конторе — приказ или справку. Так, мол, и так, назначаю того—то тем-то. Подпись, число — и все дела. Только «конюх» не пиши, пиши «коневод». А то несолидно выйдет — «старший конюх».

Голова колхоза быстрым почерком написал: «Справка дана Петру Ивашникову о том, что он назначен старшим (и единственным) коневодом колхоза «Кировский» с испытательным сроком в один месяц».

— Поздравляю! Прощай.

Как никогда, Пётр спешил домой. Быстрая, не свойственная ему походка удивляла местных «агентов тряпичного радио», рождая в умах различные версии такой расторопности конюха.

Забежав домой, Пётр игриво крикнул:

— Жена, встречай мужа!

Ловким, словно фокусник, движением он достал вчетверо сложенный листок и бережно протянул жене.

— Тихо. Минута внимания. Рекламная пауза… Прочти теперь, кто я есть.

— Я и так знаю: лодырь и забулдыга.

Между делом с интересом приглядывалась и пыталась унюхать запах спиртного.

— Не желаешь узнать? Ну что ж, ладно. А зря. Интересная вещь здесь прописана, — так же игриво продолжил Пётр и убрал листок в карман.

Тут любопытство овладело Настей: вроде бы не в стельку пьян. Так, слегка. Весёлый он чего-то. Это неспроста.

— Ладно, давай свою депешу, — после некоторого замешательства попросила Настя.

Она, щурясь от тусклого света, прочитала написанное, повертела в руках листок, долго и внимательно изучала подпись, убеждаясь в её подлинности, и наконец растерянно произнесла:

— Ты, наверное, есть хочешь? Эх, жаль — выпить нет… Видал, как бывает… Аж прям в жар кидануло… Петь, я сейчас сбегаю. Рюмочку за назначение выпьешь?

— Не надо, — махнул рукой коневод. — Я с этим расстался, как с пережитком прошлого. Молочко там, квас, чаёк — это куда ни шло, а «дядьку Сэма» и не предлагай. Итак через енто натерпелся. Всё! Амба! Новый порядок.

Настя растерялась ещё больше. Она суетливо накрывала на стол и всё думала о новом назначении мужа. С неподдельной какой-то искренностью и любовью, уважением и гордостью она смотрела, как Пётр уплетает борщ. Она улыбалась. Какое-то давно ушедшее чувство вновь всколыхнулось в ней, и она была ему рада.

Ночь укрыла чёрным одеялом село, расшив его блеском далёких звёзд. Тишь кругом.

Семья Ивашниковых не спала. Плотно прижавшись к сильной волосатой груди мужа, Настя спросила:

— Теперь тебе оклад повысят, наверное?

— Само собой. Тебе доху купим не хуже, чем у Егорихи. Даже лучше. Мне по весне мотоциклет возьмём двухгоршковый. Комод бабкин в баню снесём, стенку возьмём, как у брательника в городе.

Так в мечтах они и заснули.

Незаметно перекличкой петухов на деревню пало утро. Пётр облачился в костюм, оставшийся со свадьбы, и ушёл на работу, не позавтракавши. Ему не хотелось будить жену. Она спала и во сне улыбалась.

Возле правления собравшиеся трактористы ждали развозку. Завидев Петра, принялись зубоскалить:

— Глянь, Петро вырядился.

— Кого сосватал?

— Нет, он на выставку женихов прёт.

— Перепил или «белый конь» его навестил.

— Петька, ответь народу на его догадки.

Петро остановился и, резко сплюнув, сквозь зубы зло ответил:

— Во-первых, не Петька. Петька в поле коров пасёт. Для вас я — Пётр Иванович, старший коневод колхоза. Поняли, колхозаны голопузые.

Вскоре на конюшне появились скотники, свинари и рабочие по складу. Завидев конюха в непривычном для колхозной работы одеянии, они подняли его на смех.

Пётр не обращал на них внимания. Записывал деловито в журнал получающих, получал подпись от них и властно указывал на упряжь, называя её номера.

Утренняя суета незаметно перешла в обеденную пору. Главный коневод убрал станки, перенёс сено, разложил его по яслям, дал воды жерёбым, находившимся на отстое кобылам, перевязал рану старому мерину и, переодевшись в костюм, направился в столовую.

Слухи о главном конюхе сыпались по всему колхозу, словно соль, гружённая валом из товарного вагона.

В столовую Пётр вошёл, гордо задрав голову. Завидев его, полногрудая, розовощёкая повариха, ехидно хмыкнув в кулачок, громко крикнула:

— О, Пётр Иванович, идёмте к раздаче. Негоже главному специалисту в очереди тратить время. Поди, дел на конюшне много. Вам теперь, поди, две пайки на один талон положено, как самому главному начальству над вилами и лопатой.

По столовой прокатился смех. Пётр окинул ненавистным взглядом всех присутствующих в столовой, матерно выругался, резко развернулся и вышел вон.

До вечера старший конюх писал на плакатах по осеменению кобыл инструкции, перевернув их другой стороной. Затем развесил их на вбитые в стену гвозди для упряжи и на двери вывел мелом: «Зубоскалам вход запрещён».

За этим занятием он не заметил, как наступил конец рабочего дня, лошадей привели сдавать обратно на конюшню. И старший коневод стал придирчиво принимать упряжь. Внимательно изучая каждую деталь, он ругался с каждым из сдающих. Делал им замечания, у некоторых даже отказывался принимать. Создалась страшная волокита.

— Чего выделываешься, полудура?! Принимай шибче, чучело огородное, всем домой надо. Хватит считать стяжки на хомутах. Бросай, братва, всё в угол, пусть сам разбирает, раз не хочет по-людски.

Прошло с полчаса. Пётр достал из кармана назначение, перечитал его и принялся разбирать и развешивать упряжь, зло ворча:

— Ничего… Ничего… Не свыклись ещё. Придёт и моё время, вы у меня ещё станки чистить будете у лошадок. Я вас, насмешники, заставлю работать. Будет вам и белка, будет и свисток.

По тёмным улицам Пётр возвращался домой. Он всё ворчал и рассуждал о предстоящих переменах.

Проходя мимо маленького домика разведённой и охочей до мужского пола Светланы, он услышал её заливистый смех и решил зайти по старой памяти. Разгорячённый мыслью о её плотно сбитой фигуре, он принялся яростно стучать кулаком в ворота.

— Кто там? — визгливо-испуганно спросил женский голос.

— Это я… Старший коневод Петро. Открывай…

— Чего надо тебе, забулдыга? Жены не хватает, что ль? Иди отсюда…

— Ты чего это, шлычка, кобыла загульная?! Сказано — открывай. Форсить перед другими будешь.

Калитка со скрипом отворилась, и из неё вышел Тимоха. Он взял непотребного визитёра за полу пиджака и отвёл его чуть в сторонку.

— Ты чего же, старший коневод, людей баламутишь? Зачем женщину обижаешь? Придётся тебя малость полечить.

Град ударов посыпался на голову коневода со страшной силой. Пётр уворачивался, пытался в ответ ударить Тимоху. Долго катались соперники возле двора разведёнки. Наконец Тимоха опрокинул коневода на спину и цепко схватил его за горло. Коневод прохрипел:

— Хорош. Нужна она мне как туберкулёз. Сама придёт, когда в амбаре овёс кончится, — придушенно прохрипел побеждённый.

Светлана поцеловала Тимоху и, взяв его под руку, удалилась во двор, хлопнув калиткой.

Пётр шёл домой шатаясь, словно пьяный. Голова болела, синяк под глазом налился и закрывал пол-лица. У пиджака был оторван рукав, брючина порвана до колен, а из разбитой губы сочилась кровь.

На пороге его встретила жена. Настя испуганно развела руками и запричитала:

— Кто же тебя так, Петенька? Изверги!

— Пойдём в дом. С лошади упал. Норовистая — понесла, прям жуть. Настя вздохнула тяжело, и в глазах заискрились слезинки.

— Коневод ты мой, коневод…

— Старший, Настя, старший, не забывай…

— Ну ладно, пошли в дом, мой старший коневод.