Жестоко. Но я хочу, чтобы эта боль была общей.

Мне кажется, я провожаю кого-то близкого на поезд, а обратного билета нет. Я уже сейчас физически чувствую ком в горле...

Так я думала два года назад, после окончания педагогической практики, когда была на пятом курсе института. Но практика заканчивалась... А слёзы — нет. Желание работать учителем, отказавшись от личной жизни, росло. Юношеский максимализм? Возможно. Но легче от этого не было.

Не успев получить диплом, я пошла работать в сферу торговли. Куда ещё податься вчерашнему выпускнику вуза? Уже не молодые учителя не очень-то хотят уступать своё место в школе.

Быстро повысив квалификацию, стала управляющей. Недовольные менеджеры, проработавшие в организации дольше и не получившие никаких привилегий, смотрели на меня враждебно: с чего это вдруг ими командует особа лет на пять младше?

Но разве могли они понять, насколько в тягость быть здесь даже за приличные по меркам города деньги? Ведь я же учитель!

Отработав срок договора, я благополучно иду работать в детский сад: в середине учебного года в школу не возьмут.

И вот наступает август. Горячая пора трудоустройства выпускников. Снова предпринимаю попытку попасть в школу.

Обойдя полгорода в поисках вакансии учителя русского языка и литературы, я поняла, что учителя Оренбургу не нужны. Да что Оренбургу? России не нужны! Нужны официанты, грузчики, уборщицы, продавцы-консультанты, секретарши с большой грудью, но не учителя...

Старые педагоги крепко сидят на своём месте и, громко жалуясь на эту неблагодарную профессию, не хотят уступить дорогу молодым. И при этом агитируют тех, кто всё же смог устроиться, скорее бежать из этого учреждения.

В одной из школ мне всё-таки удалось получить свои восемь часов в неделю. Седьмой класс. Вторая смена. Никому не нужные дети...

Первый месяц даже открытых уроков не было: а зачем? Ведь надо же ждать вечера. А все важные лица школы в это время уже дома пьют чай…

Если сначала я могла не спать ночами, готовясь к урокам, думая, что ещё сделать, чтобы детям было легче усвоить материал, то теперь каждый раз, приходя в школу, я борюсь с собой: уйти или остаться? Уйти — признать своё поражение. Остаться — принять их идеологию. Идеологию коллектива, в который нельзя внести что-то своё, новое. Лет через 20 мне, может быть, разрешат сказать своё веское слово. Но тогда, возможно, и я не дам сказать это слово другим молодым, которые с таким же энтузиазмом придут в школу после окончания педагогического вуза...

Далеко за примером ходить не надо. В конце сентября проводили входную контрольную работу. Не успеваю зайти в кабинет, как из моих рук бывшая учительница моего класса хватает работы учеников:

— Так… Вот этому 3. Этой – 4. Этому – 4. Этой и 3 за радость. Этим тоже «тройки». Остальным можно 4.

Минут 10 я недоумевающе смотрю на работы. В принципе, многие оценки совпали. Одну «пятёрку» я таки поставила. Но на следующий день меня вызвали, что называется, на ковёр… Оценки, конечно, исправили. А в конце добавили, мол, той, которой поставила «пятёрку», не говори, а то зазнается. Педагоги…

Первый раз пришло желание уволиться после криков учительницы начальных классов, доносившихся из кабинета напротив. Ребёнок не успел сдать деньги на питание, за что и был подвергнут прилюдному позору.

В своё время такая же учительница натолкнула меня на мысль, что я хочу быть учителем.

Второй класс. Я, девочка-отличница, получаю «два» за невыученное стихотворение. Не отрицаю — есть за что. Вылетело из головы, впервые в жизни. Для ребёнка учителя непозволительно не быть отличницей. Но одно мне не понятно: почему приложением к этой «двойке» стали четырёхчасовое стояние в углу, запрет идти в столовую на обед, да ещё и несколько неудовлетворительных отметок, выставленных ни за что по другим предметам?!

Лет через 10 мою первую учительницу уволят за пьянство, но детские переживания навсегда останутся самыми тяжёлыми.

Становясь старше, видя ситуацию с обеих сторон — со стороны учителя (глядя на маму) и со стороны ученика, — я не могла понять: зачем в школе работают люди, которые не знают, что слово «педагог» образовано от слова «ребёнок»?

Быть педагогом – большая ответственность. От него в полном смысле слова зависит жизнь ребёнка, его восприятие мира, и не столь важно, в какой, по мнению общественности, семье он родился – трудной или же благополучной.

Прав Уинстон Черчилль, сказав, что школьные учителя обладают властью, о которой премьер-министры могут только мечтать. Но даже с такой властью желание изменить мир становится утопией.