Дьяковы горы

(яицкая быль)

Владимир Даль

Что яицкий казак пригонял свой арчак,

Собирался в поход на Хиву:

И мундштук, и турсук, и ярчак, и тумак

Снаряжал не во сне, наяву.

А во сне он видал: на коне прискакал

От Валида-султана гонец,

Он грозит, говорит: «Наш Валид не велит

Тебе ехать, Фролов-молодец!»

Не езжай, дьяк Фролов: не замай дураков,

Не замай, их побьют, пропадут –

Ты султану кунак и тархану свояк,

Так любя, вишь, к тебе они шлют.

И Фролов наш готов и на зов казаков

Покидает хозяюшку-свет:

«Ребятишек-плутишек мотри береги,

У меня их в залишке-то нет!»

Что сзывают, скликают бойцов-молодцов,

И бойцы-молодцы собрались;

На майдане их с тысячей триста голов,

И по триста дважды стеклись.

Тут и сам к казакам атаман на майдан

Прискакал, на коне он лихом,

Аргамак от собак, от борзых, удалых,

Удалым глядит соколом.

«Гой, ребята-орлята, птенцы-удальцы!

Вы судите-рядите со мной.

Что судите-рядите во все вы концы,

Порядите, как быть нам с Хивой?

Подбивает она кайсаков племена

И приводит с ордой на разбой –

А что злата с ней, злата – богата она!

Подскажите, как быть нам с Хивой!»

«На Хиву, на Хиву, по тв,ому по призву,

Гой, атман, атаман наш, атман!

Мы конём разнесём и хвостом разметём

Всю Хиву, за твою булаву!»

«Так крестись да садись» —

                               и взвились, понеслись,

Только пыль по повету бежит, -

Тут и сказки, и пляски, и пьют, и поют –

А наш дьяк поглядит да молчит.

За своим рубежом, за родным Яиком,

Под кряжем, под степным, зелен луг:

Там привал указал атаман да сзывал

Казаков на яицкий на круг.

«Гой, ребята-орлята, птенцы-удальцы,

Что стращает Фролов казаков?»

Он грозит, говорит: «Атаман! Бусурман

Поизбив, мы придём без голов».

«А и что до чужих, как не станет своих, -

Говорит он Фролов-эт, — голов.

Подбивает, смущает лихих удалых

Казаков-молодцов дьяк Фролов».

«На аркан его, пса, атаман, на аркан!

Расхивинскую душу, он сгинь!

На аркан, бусурман, тебя, в петлю, шайтан,

Да подвесить на копья – аминь!»

Что взревела толпа, завопила толпа,

И расправа пошла коротка:

Ни божба, ни мольба, от уды да столба

Не спасти дьяка-казака.

И бессмысленный гнев, и неистовый рёв

Обуяли казачью толпу:

И обнову пенькову Фролову надев,

Не к венцу потащили, к столбу.

И не стало его, казака моего,

А прочёл он отходную сам;

Сам и крест наложил, да просил и молил

Полпростора заветным словам:

«Гой, братья, гой, сватья! Я не знал за собой

Ни греха, ни беды, ни вины,

Как из вас кто домой угодит с головой,

Не покиньте ребят да жены,

За помин от души отслужи да скажи,

Как казак воевал, пропадал –

Уж за грош пропадал, так поди и скажи,

Кто домой угодит с головой».

И садились, крестились, взвились, понеслись,

Только стелется пыль на ковыль;

Тут и сказки, и пляски, и пьют, и поют –

Про дьяка их и помин простыл.

Натекли на Хиву, словно пал на траву,

Сорванцы–молодцы–удальцы –

И в полон не берут, только режут и жгут,

Отбивают, ломают ларцы.

Пировать поутру на разгульном пиру

Казакам–молодцам–сорванцам:

И в полночь, и в полдень, поутру, ввечеру,

По домам, по дворам, по садам.

И неделя ушла, и другая прошла,

Знай, валяй, припевай да гуляй!

Кто живой с головой, тот пируй да ликуй,

Да тилла, да таньга загребай!

И Нечай-атаман, чай, не раз на майдан

Есаулов гонял на поклик:

«Вы ступайте, скликайте в поход, в поворот

Казаков-сорванцов на Яик».

Разбрелись сорванцы да во все во концы,

Не хотят атамана и знать;

«Переспелись, чай, дома у тя огурцы,

Что не дать казакам погулять!

Знай, домой да домой! Аль горит под тобой?

Аль Яик уплывёт да стечёт?

Не затем же пошли, что пришли да ушли,

Чай, поход от тебя не уйдёт!»

Атаман замолчал, погодил, обождал:

«Нет, пора до двора; пора в путь;

А не то, чтобы нам, по своим по грехам,

Не пришлось бы дьяка помянуть!»

…

Тут и сам Атаман обошёл свой он стан,

Говорил, и бранил, и грозил,

Есаулов гонял, и скликал, и сзывал,

И журил, и молил, и просил:

«Гой, ребята-орлята, бойцы-молодцы,

Слышь, айда-то домой на покой:

Собирайся, слетайся, птенцы-удальцы,

Чтоб домой угодить с головой!

 

 

Александр Дутов

 Набат

Грозно и властно гудит вечевой колокол казачества. С далёкого Дона несётся звон его.

Старший брат. Твой набат услышали сыны Урала, они давно ждали его. Они бьются уже второй год за великую Мать-Россию и вольную казачью волюшку.

Гребенцы, сунженцы, лабинцы, черноморцы, весь бурный Терек и славная Кубань снова заняли свои сторожевые вышки и зорко оберегают Русь.

Иртыш, вспоминая прошлое, послал потомков Ермака укреплять русскую государственность.

А набат всё сильнее и сильнее, и звуки его всё шире и шире плывут в воздухе.

Вот они докатились и до Амура и Байкала, радостно отозвались в сердцах казаков, и грозные полки растут и растут.

А набат всё гудит.

Далёкая Уссури потянулась и, заслышав родные звуки, встрепенулась и слилась в общем течении.

А набат всё звучит.

Тихое Семиречье, притиснутое к Китаю, тянет руки свои к родным братьям и радуется скорой выручке, заслышав призыв и звуки.

Астрахань бьётся в судорогах, но радостный звон казачьего колокола окрыляет сынов Волги.

А набат всё громче и громче.

Бейте и вы, родные станичники, в свои вечевые колокола, бейте и вы набат в своих тихих станицах.

Зажигайте вехи сигнальные.

Встало всё казачество, встало твёрдо, и нет ему конца.

От Чёрного моря до берегов океана грозно двигаются полки. Стальные пики, как лес, колышатся.

Радуется стар-казак: легко умирать ему, видя дружбу и мощь казачью, видя, что дети не посрамили седин его и помнят былую славу.

Радуется и мал-казак, что привёл Бог принять участие в защите вольности казачьей и отблагодарить кормилицу Русь за заботы.

Становись, казак, плотнее. Пусть красный, малиновый, синий, жёлтый лампасы покажут всему миру, что жив ещё казак, живо его огневое сердце, жив дух и быстро течёт его свободная кровь, и нет силы свалить эту вековую общину.

На крови и костылях предков своих, вольных и охочекменных людей создались казачьи гнёзда.

Вечно свободные, чуждые козни, казачьи общины всегда стоят за право государственное. Да и не может свободный вечно казак допускать разнузданность, предательство и продажу Родины своей.

Казак был и есть верный сын Родины и любит её больше жизни своей.

А набат всё гудит и гудит.

И снимает старый казак со стены свою дедовскую шашку, выезжает на защиту Руси православной.

И преклоняются перед сединой казачьей буйные головы молодёжи и затихает их весёлый смех.

А набат всё растёт и растёт.

Слава тебе, тихий Дон, слава буйному Тереку, слава красивой Кубани, слава вольному Уралу, слава старому Иртышу, слава студёному Байкалу, слава Амуру и Уссури!

Вольные станичники слышат набат, и звуки его радостны им.

Русь великая, Русь тихая, сермяжная Русь православная, слышишь ли ты набат казачий? Очнись, родная, и ударь в своём старом Кремле–Москве во все колокола, и твой набат будет слышен повсюду.

Сбрось, великий народ, ярмо чужеземное, немецкое.

И сольются звуки вечевых, казачьих колоколов с твоим кремлёвским перезвоном, и Русь великая, Русь православная будет целой и нераздельной.

Бей в набат, русский народ! Бей сильнее, зови, зови сынов своих, и будем все мы дружны за Русь святую!

Атаман Дутов.

(Оренбургский Край №125, 1918 год)