Совсем не верить нельзя. Это против природы, поскольку человек очень мало видит, но очень много чувствует. И чувства, интуиция вторгаются туда, где обычный глаз слеп.
Оттого вера необходима. Она раздвигает границы жизни, пытается осмыслить прошлое и предощутить будущее. Вера - такой же внутренний определяющий антропологический признак, как прямохождение, признак видимый. Но вера истинная тяжела, как жизнь Авраама. Поэтому человеку свойственно бежать от ослепительного света веры подлинной, веры крестной - в тёплый сумрак магизма и суеверий.

Магизм и суеверие работают с «хорошим материалом». Например - с чувством взаимосвязи всего сущего. Ты здесь зажёг ароматическую палочку и пошептал нечто, а там он с ней расстался или, наоборот, они друг друга встретили. Это же поразительное бытовое подтверждение веры в сущностное единство мира и взаимозависимость всех нравственных процессов.

Или вам предсказывают будущее человека по его фотографии. Это же связь образа с первообразом. Карикатурное применение догмата Седьмого Вселенского собора - ни больше ни меньше.

Или для магических ритуалов требуют прядь волос, каплю слюны или крови. Это тоже попытка влиять через часть на целое и, соответственно, вера в то, что часть и целое связаны и взаимозависимы.

Всё это - прекрасная тема и обширное поле для самых разных исследований, популярных брошюр или даже диссертаций. Любителей подобного рода деятельности хватает. Мы же лишь приводим примеры для подтверждения уже сказанных слов: магизм и суеверие работают с «хорошим материалом», то есть с врождённой религиозностью и зачастую верной мистической интуицией.

Магизм нельзя осуждать только на том основании, что он «не работает», что он весь - область действия шарлатанов. Это и так, и не так. Шарлатану действительно легко найти себя и свою выгоду в этих сумерках сознания. Но магизм едва ли не страшнее именно тогда, когда он работает, нежели тогда, когда он надувает простаков и выуживает деньги.
Суеверие страшно тем, что это отказ от светлой и подлинной религиозности ради религиозности сомнительной и сумеречной. Оно страшно лишь на фоне большего и лучшего. Без фона же суеверие естественно и необходимо. Необходимо беречь скотину от сглаза и жилище - от злых духов. Необходимо вшить в одежду нитку оберега и на шею водворить амулет. Необходимо связать с неким обрядом проведение первой борозды, и, поскольку связь между «плодородием вообще» и плодородием земли в частности слишком очевидна, обряд обещает быть ритуально-блудным.

Мы по необходимости попадаем в маскарад, в ритуально-мистическое царство, в котором живут почти все без исключения люди. С ним вообще сложно бороться, поскольку для этого нужно преображать человеческую природу, а сегодня бороться и того сложнее.

Советская эпоха, стремившаяся изменить человека, ставку делала не на преображение, а на отмену и запрет. Что из этого вышло - известно. Естественная религиозность осталась неистребимой, а к возрождению язычества добавился пафос «возрождения традиций» и этнического самосознания. Теперь хороводы водят не иначе как с умным видом участников солярной мистерии. Так же и через костёр скачут.

Магизм даётся относительно легко и подвига никакого не требует. Ничего не требуя, он много обещает. Обещает успех и здоровье, чем весьма льстит современному эгоисту. Обещает обретение чувства полноты и приобщённости к роду и традиции, чем тоже угождает современному эгоисту, уставшему от внутреннего одиночества, страхов и собственной ненужности. В этом смысле магизм и суеверие приходятся очень даже ко двору, и если бы их не было по факту, их стоило бы выдумать. Но мы ранее коснулись имени Авраама. Это не случайно.

Авраам — буквальный отец, то есть предок по плоти арабов и евреев, а также - по духу отец всех верующих в Истинного Бога. Он был язычником и сыном язычника. Но в нём Бог усматривал ту глубину, которая необходима человеку, чтобы вместить в себя нечто большее, чем естественная религия. Больше религии естественной — религия открытая, возвещённая Богом, богооткровенная.

Авраам был избран, и это избранничество принесло ему не бытовой успех и кучу удовольствий, а муку и крест. Он был многажды проведён сквозь огонь невообразимых, с точки зрения простого человека, испытаний. Обетования грезились впереди, как миражи, а повседневность дарила внутреннюю муку и внешнее скитальчество. И всё это было сделано не ради него, но ради (пафос неизбежен) всего человечества. Ради появления избранного народа, ради воспитания в среде этого народа лучших представителей человечества, наконец, ради появления Девы, от Которой родился Христос.

Входя в общение со Спасителем, мы входим и в духовное родство с Авраамом, отчего и сказано, что многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, и Исааком, и Иаковом в Царстве Небесном (Мф. 8, 11). И принимая спасительную веру, мы принимаем не только обещание будущих благ, но и крест повседневной ответственности. Мы становимся странниками и скитальцами, взыскующими грядущего непоколебимого Царства. Мы ощущаем в груди горечь противоречия между чудными обещаниями и серостью повседневности. Мы начинаем внутренним чувством понимать Авраама и других людей, отмеченных близким общением с Богом. Это — черты подлинной религиозности. Черты, не исчерпывающие всего, но необходимые.

Светлая религиозность тяжела и не естественна, но сверхъестественна. Она не работает на коротких отрезках типа «сделал - получил», но требует именно веры и ожидания, как труд земледельца. Менее всего она рассчитана на людей нетерпеливых, ожидающих быстрых плодов. Она предъявляет высокие требования к человеку, поскольку исходит от Бога, создавшего человека, а не подстраивается под человеческие похоти и прихоти. Уже того, что мы успели сказать, достаточно, чтобы понять простую вещь: людей суеверных и мыслящих магически всегда больше, чем людей, несущих веру на плечах, как крест.

У нас нет статистики, и она вряд ли возможна. Но будь она возможна, будь она объективна и будь она в виде столбцов с цифрами на нашем письменном столе, эти цифры были бы красноречивы.

С тех пор как народ наш крещён и привит к древу Церкви, вся наша жизнь зависит от людей проповедующих и молящихся. То есть от духовенства, просветителей, катехизаторов.

Христос есть Свет, пришедший в мир. Симеон Богоприимец называет Его «Светом во откровение языков», то есть народов. Без этого света народы обречены на пребывание если не в полной тьме, то в привычном полумраке народной религиозности. Грустно сказать, но и через тысячу лет после Крещения мы всё ещё стоим перед лицом всё тех же задач. Правда, и утешает то, что у Господа тысяча лет как один день (Пс. 100).