Всю жизнь пишет стихи. Единственная подборка её стихотворений была опубликована в альманахе «Гостиный Двор» в 2008 году.

Осень
Уже опять на всём большом пути
Трубят тревожно вспугнутые птицы,
И в небе негасимые зарницы
Трепещут, как прощальные платки.
В остывшей бездне звёздная роса...
Мгновенный знак огня
В глазах искрится.
Летят, летят невидимые птицы,
И крик их поглощают небеса.

Благодарность
И горы, и долы, и розовый свет сентября –
Всё это Отчизна. Всё это родная земля.
Здесь дед мой лежит, свой нелёгкий урок сотворя,
И в эту же землю когда-нибудь лягу и я.

Но всею душой буду вечно и страстно любить
Туманный рассвет и закат, не успевший остыть,
Прозрачные воды холодных уральских озёр
И красных рябин еле слышный уже разговор.

Спасибо тебе, неуютная наша земля,
За этот короткий и радостный миг бытия,
За всё, что так кротко и дерзко считаю своим,
За всё, что люблю и с улыбкой оставлю другим.

* * *
А сегодня снова падал снег.
Было сыро, холодно и зыбко,
И смотрело небо без улыбки
Из-под тучей опушённых век.
И такое эта белизна
Навела на сердце огорченье,
Словно бы навеки отреченье
Подписала юная весна.
Целый день сегодня падал снег...

***
Это я, Господи! Это я.
Из безбожного моего бытия
Простираю к тебе раскрытых
Ладоней цветы.
Это я, Господи! Где же Ты?
В каждом слове моём да будет
Любовь к Тебе!
В каждом помысле, каждом имени
И мольбе.
Это я, Господи! Это сердце моё
Стучит.
Это я, Господи! Взываю к Тебе в ночи!
И сила моя, и вера моя - Тебе!
И любовь моя, и жизнь в труде и борьбе.
А когда зажгу на своём алтаре
Звезду,
Это я, Господи! Я к Тебе иду!
Уроню на алтарь
Раскрытых ладоней цветы...
Это я, Господи! Я и ТЫ.

* * *
Подари мне веточку весны
И скажи, что я ещё любима,
Даже если за стеной незримо
Зимний ветер сковывает сны.

Подари зелёное кольцо
И скажи, что я ещё красива,
Даже если зимний ветер сивый
Бросит горстью инея в лицо.

Принеси мне веточку огня
В красном оперении заката,
Будет словно красная заплата
На душе, замёрзшей без тебя.

* * *
Голуби в небе синем, как белоснежные хлопья,
Крылья тугие хлопают, как лёгкие паруса,
Голубь мой одинокий, где-то глухими тропами
Ты идёшь, не взлетая, и ничего не ждёшь.

Небо, такое синее, белые хлопья глотает.
Хлопья летят, не тая –
Браво, браво, бис...
Голубь мой одинокий, ты уже не летаешь,
Но просто на перевале, прошу тебя,
Оглянись!

Видишь, как в небе синем лайнер железным лебедем
С грохотом разрывает необозримую высь.
Голубь мой одинокий, я тебя умоляю:
Просто на перевале, пожалуйста, оглянись!

Этюд
Народился месяц молодой
Да с такими тоненькими рожками,
Да с такими узкими ладошками,
Да с такой улыбкою хмельной!
Народился месяц молодой...

На выставке детского рисунка
Нарисую море на стене,
На окошке - маленький кораблик,
Чтобы рано-рано на заре
Убежать в своё большое плаванье.
И такие жёлтые вдали
Будут звать закаты и рассветы...
Белые большие корабли
Проплывут, как северное лето.
И такой весёлый ветерок
Будет к волосам моим лепиться,
Затрепещет сердце, загорится,
Сбрасывая тягостный урок.
И кораблик тихо по волне,
Чуть касаясь полосы рассвета,
Растворится в океане света,
Будто бы и не был на земле.
Нарисую море на стене!

Романсеро
(посвящается Любе Лукьянец)
Звенят и смеются на тонких запястьях браслеты.
Танцует цыганка моё отгоревшее лето.
И щёки, и юбки её полыхают пожаром...
Смеются браслеты, поёт и тоскует гитара.
Ах, как она ходит! Не ходит, а будто летает.
Ходи! Ай, ходи и звени бубенцом, молодая!
Пускай полыхает весёлая песня браслетов,
Как долгая память любви и надежд без ответа.

С. Есенину
Нет, не жалею, как и он, не плачу –
Благословляю этот день стократ,
Когда, осенним холодом охвачена,
Пойду долиной смерти на закат.
О чём жалеть? Ведь были мы недаром.
Но срок пришёл. И затерялся след...
И только, может, чья-нибудь гитара
Пошлёт нам свой нечаянный привет.
О чём жалеть! Ведь если день к закату
Склонил устало кубок бытия,
То поздно к сердцу пришивать заплаты:
Не удержать священного огня.
Нет. Я не оглянусь и не заплачу.
Листом осенним тихо улечу.
Неумолимым временем растрачена,
Вернуться в этот мир не захочу.

Рыцари Вселенной
Баллада о солдатских сапогах
Когда износится пара моих железных сапог,
Когда износятся твои - из крокодиловой кожи,
Мы встретимся на обочине наших пыльных дорог
И, может быть, подумаем, что мы, как братья, похожи.
В глубине моих глаз ты увидишь пожары и кровь.
В твоих - отразятся горящие воды Евфрата.
И гулкая боль наших чёрных взорванных снов
Будет стоять между нами, как выстрел из автомата.

Ностальгия. Из писем домой
Погонять голубей
Беспричинно, беспечно, бездумно...
И свистеть, и кричать,
Как в пятнадцать отчаянных лет.
И на крыше покатой
О страхе и смерти не думать:
Страха нет! Смерти нет! Смерти нет!
Улететь в небеса
За метнувшейся белою стаей.
И рвануть в никуда,
Отвергая поверхности крыш.
А зачем? А зачем -
Только души летящие знают,
Плеском крыл разрывая
Застывшую синюю тишь.
Улететь в небеса!
Беспричинно, беспечно, бездумно.
Разбивая крылом бытия окаянную твердь.
Ни о чём не жалеть.
И о крышах покатых не думать.
Просто петь и кричать.
И лететь. И лететь. И лететь!

Романсеро.
Вы куда ушли, мои цыгане,
Призраком блуждающих огней?
Вы куда ушли, мои цыгане? Эй!
Может, мне приснились эти ночи
У степных костров?
Всё так смутно, зыбко и непрочно
В лабиринтах снов.
Только тень. Мечта. Воспоминанье
Позабытых лет.
Навсегда ушли мои цыгане,
Их уж нет.
Нет костров, блуждающих в тумане
На закате дня.
Вы навек ушли, мои цыгане.
Без меня.

Мой Пушкин
Мне снился Петербург,
В котором не была я.
Фонтанка, Мойка, Линия Дворца...
Здесь Пушкин жил,
Влюбляясь и страдая.
И умирал от пули подлеца...
Я вижу площадь, крепость
Над Уралом
И бронзовое тёмное литьё.
С великими великий, с малым малый,
Он в мыслях одиноких далеко.
Сидит задумчиво на каменной
Скамейке
И слушает, как в роще
За рекой,
Кукушка обещает долголетье
И счастье обещает соловей.
У нас уже весна. И солнце, млея,
Поэта гладит ласковым лучом.
Вокруг сирень-черёмуха в аллеях,
И молодёжь болтает ни о чём.
И не сойти с крутого пьедестала...
Красивое, холодное литьё...
Я помню сон,
В котором я стояла
И слушала молчание твоё.

* * *
Мы не узнаем, куда уносит река
Эти белые облака нашей любви и печали,
И будем читать нашу повесть
Глухими ночами
Долгие-долгие годы или века...
Но однажды, сны свои зачитав до дыр,
Ты потребуешь ответа у неба:
- Что это значит, если всё время снится мир,
В котором, клянусь Мадонной,
Я никогда не был.
Что это значит, если кожей
Чувствуешь дрожь
От взгляда женщины с волосами
Цвета маиса,
Что это значит, когда идёт дождь
Белыми цветами акаций Вальпараисо?
А я в вековом одиночестве
Жёлтой степи,
Где легко замёрзнуть и трудно согреться,
Буду трогать во сне сухие листы –
Опали моего сердца.
И мы никогда не узнаем,
Куда унесла река
Белые облака нашего невозможного лета.
А синь небес так бездонна и глубока,
И долгое эхо оставит наш зов без ответа.

* * *
Система лжи твоей отлажена.
И я живу под этим сном...
С тобой и жёлтый лист мне кажется
Чудесным осени цветком.
Во всём спешу себя утешить
И, старый сон свой не любя,
Гирлянды лжи твоей развешиваю,
Чтоб защититься от себя.

* * *
О, зелёные травы, и ветра горячий прибой,
И высокое небо, и глаз твоих синяя бездна!
Я не знаю, за что мне даровано это судьбой,
Я не знаю, за что, но уверена: небезвозмездно.

Татьяне
В высоком небе в свой урочный срок
Стоит звезда торжественно и немо...
Благословенный небом Козерог
Рождается в пещерах Вифлеема.
И пастухи ведут свои стада
К его порогу и зимой и летом –
Так сотни лет свершается страда,
И побеждает мир добра и света.
С легендою о зимнем короле
Живут в надеждах многие народы,
Борясь за утверждение свободы
И воцаренье мира на земле.
Но путь меча не наш с тобой удел:
Мы женщины, мы миро для леченья.
Хоть свет Его звезды и нас задел
Огнём любви, огнём предназначенья.
Мы льёмся маслом, мёдом и дождём,
Вином и молоком в земную чашу,
Чтоб воин света шёл своим путём,
И мир вокруг был чуть добрей и краше.
Горит в ночи высокая звезда,
Отметив путь земного Козерога,
Чтоб помнил он иные города
У самого высокого порога.
Чтоб отражённый свет его свечи
Не призрачными тенями метался,
А высотой Рождественской Звезды
Раздвинул тьму и теплотой остался.

* * *
Всё короче привалы, всё реже в пути передышки,
Всё быстрее мельканье отброшенных лет,
Но из прошлого смотрят глазницами лагерной
Вышки
Лики завтрашних наших великих потерь и побед.
Всё назойливей в раме окошка фонарные вспышки,
Всё труднее понять: это явь иль безумие
Снов...
И всё чаще в груди, как товарищ в предсмертной
Одышке,
Задыхается сердце от лживых поступков и слов.
В полутьме коридоров истории ссыльной
Разлетелась «Эпоха голубых городов».
И мелькают, как кадры безумного фильма,
Чьи-то волчьи оскалы в букетах цветов.
И горящие сёла, и беженцы-дети...
Лютой злобой вскипает гордыня в крови!
Над огромной страною беснуется ветер,
Чёрный ветер-убийца Души и Любви.

Баллада об исходе. Сон
По сожжённой земле уходили мои старики:
И епископ, и воин, и тихий монах-черноризец.
Словно в скорбном молчанье творили
Последнюю тризну -
Обо мне, о себе...
По усталой земле уходили мои старики,
Унося свою боль и спасая святые заветы.
Высоко и торжественно реяли их бунчуки,
И тяжёлые латы мерцали
Серебряным светом.
Уходили навек, без дорог, сквозь леса и поля,
Из Российской Земли, их когда-то
Для дела приявшей.
Уходили, до дна осушив свою смертную чашу,
Искупившись навек.
Никого ни о чём не моля.
Низко кланяюсь вам, сохранившим
Наш горестный род,
Пересилившим всё: и костры,
И чужбины невзгоду...
Я когда-нибудь тоже свершу
Свой последний исход
И навек приложусь, как песчинка,
К родному народу.