Гость нашего города Семён Злотников вошёл в историю театра как представитель «новой волны» российской драматургии. Его пьесы уже несколько десятилетий не покидают репертуар театров Москвы, Санкт-Петербурга, Липецка и других городов России, а также Украины, Молдавии, Казахстана, Болгарии, Польши, Германии, Израиля, Швейцарии. Сам Семён Исаакович родился в Самарканде, рос и учился в Ташкенте, как драматург сложился в Ленинграде, а признание получил в Москве. Сегодня он живёт и работает в Иерусалиме, где основал свой, авторский театр «Ковчег». Злотников много путешествует по миру, но, по признанию, остаётся верен русскому языку и русским сюжетам.

С пьесы «Пришёл мужчина к женщине» начался московский театр «Школа современной пьесы» под руководством Иосифа Райхельгауза. Многие годы этот спектакль шёл с участием замечательных артистов Любови Полищук и Альберта Филозова, а сегодня в нём играют Амалия Мордвинова и Виктор Вержбицкий.

- Семён Исаакович, о чём же, в двух словах, эта легендарная пьеса?
- В двух словах? Приходит мужчина к женщине, и за два часа между ними происходит практически всё, что только может произойти между мужчиной и женщиной: знакомство, приближение, отчуждение, ссора, любовь, ненависть и снова любовь. За два часа они проживают всю жизнь: достигают близости, строят семью, которую женщина затем отчаянно старается спасти, в то время как мужчина занят поиском себя в этом мире… Пьеса – об очень важном, и в то же время очень смешная. Мне как автору и режиссёру мало развлечь людей, важно, чтобы они что-то услышали, задумались, хоть минуту после спектакля поговорили об этом. Очень обидно, если, выйдя из зала, отсмеются и забудут. А такое, увы, бывает часто.

- Этой пьесе уже 33 года. Известно, что вначале она была запрещена. Почему?
- В Советском Союзе такие слова, как «мужчина» и «женщина» были ругательными. Помню, как меня распекали в Министерстве культуры: «Что за название – «Пришёл мужчина к женщине»? О чём вообще пишете, что за безобразие?» Я говорю: «А разве на свете есть кто-то ещё, кроме мужчины и женщины? Назовите, я буду про них писать».
Пьесу я написал в 1977 году. Впервые её поставили три года спустя в Хабаровске. В Москве и Ленинграде не давали цензурного номера, и замечательный, гонимый тогда режиссёр Николай Мокин повёз её на Дальний Восток. Только на периферии можно было обмануть чиновников: в Москве они всё-таки сидели слишком близко к Кремлю. Подобный номер прошёл и с другой моей пьесой – «Сцена у фонтана». Цензурный номер для неё «пробили» в Ташкенте…

Доходило до смешного. Как-то я написал пьесу «Команда» на редкую для драматургии спортивную тему. Речь шла о девичьей сборной по гандболу. У них через две недели - соревнования, а тренировка всё никак не начнётся. Одна девушка страдает от любви, другая замуж собирается, у третьей ещё какие-то дела... И все по закону жанра влюблены в тренера команды. Пьеса была поставлена в «Современнике» и многих других театрах, как вдруг её запрещают! Почему? Да потому, что какой-то западный критик, прочтя её в журнале «Театр», высказал догадку: мол, этот тренер – Леонид Ильич Брежнев, а команда – советский народ, который он никак не может построить! «Вы про это писали?!» Нет, я писал про спорт. А получилось вот так – жизненно…

Тогда мне казалось, я не забуду и не прощу своих «задушенных детей» (так я называл свои запрещённые пьесы). А сейчас смешно и скучно всё это вспоминать.
- Семён Исаакович, а какими судьбами Вы очутились в Оренбурге?

- Можно сказать, случайно! Три года назад я был приглашён в Одессу на традиционный фестиваль театрального искусства. И там я познакомился с художественным руководителем Оренбургского государственного драматического театра Рифкатом Исрафиловым. Рифкат Вакилович посмотрел один из моих спектаклей, ему понравилось, мы разговорились. Выяснилось, что у нас с ним много общего, в частности – общих знакомых. Он учился в ГИТИСе на знаменитом курсе Марии Кнегель вместе с Анатолием Васильевым, Борисом Морозовым и другими народными артистами, лучшими представителями российского театра. Я уже видел постановки Исрафилова в Москве и знал, что имею дело с профессионалом. Позже мы с ним встретились в Москве, тоже случайно, на каком-то спектакле, и он предложил: «Было бы интересно, если бы Вы у нас в театре что-то поставили».

Так совпали звёзды, что я оказался в Оренбурге, и, знаете, – не жалею! Я восхищён Оренбургским драматическим театром – профессионализмом артистов и всех служб. Такая чёткая, налаженная, как часы, работа дорогого стоит! Я восхищён спектаклями. Так, «Ричард Третий» по Шекспиру – просто выдающийся, его спокойно можно показывать на Бродвее и даже в Королевском Шекспировском театре в Лондоне! Я в восторге от оренбургских зрителей. У вас всегда в театре аншлаги, а это невиданное дело для провинции! Да и в Москве сегодня большинство театров собирают по половине зала…

Мне, например, никакая социологическая служба не нужна – в театре можно ставить «диагноз» обществу. Я захожу в зал и сразу вижу, как настроены люди – пришли за развлечением или что-то узнать? Заинтересованные? Или настроены потребительски? Так вот, оренбургские именно «живые», заинтересованные.

Самое дорогое в спектакле - это когда ты пришёл, сел в кресло и забылся. Я, например, очень непосредственный, даже тяжёлый зритель. Когда чувствую, что меня обманывают, – начинаю злиться. И превращаюсь в ребёнка, когда сталкиваюсь с настоящим чудом! Так вот, в ребёнка я совсем недавно превращался на «Ричарде Третьем».
- Вы побывали во многих европейских театрах. Чем они отличаются от российских?

- Я большой патриот российского театра, считаю, что лучшей системы не существует. Во-первых, она очень давняя, во-вторых – очень искренняя. Российская традиция идёт от Толстого и Достоевского. Диалоги с совестью, поиски смысла жизни, переживания - всё это заложено в ментальности русского человека и очень мне дорого. Слава Богу, что в России артисты получают зарплату за свой труд, потому что на Западе они в основном работают по договору. Возможно, отчасти поэтому в оренбургском драмтеатре удаётся сохранять эту искренность и постоянный поиск.

Европейский театр мне не близок. Честно говоря, Европа вообще мне кажется какой-то мещанской, излишне сытой. Там я редко могу увидеть своего зрителя… Что касается американцев, то они вообще не мыслят, они – действуют! Вряд ли среднестатистический американский зритель сможет понять Гамлета, который три часа мучается проблемой: быть или не быть, убить или не убить? «Конечно, убить!» - скажет он. Ведь если есть проблема – её надо срочно решить!..

- Вернёмся к премьере. Ходят слухи, что «Пришёл мужчина к женщине» Вы каждый раз ставите по-новому. Чем нынешняя постановка будет отличаться от предыдущих?
- Прежде всего, конечно, – артистами! В Оренбурге я встретил замечательный актёрский состав, от чьих эмоций и переживаний хочется «отталкиваться» по-новому. В этой постановке появились новые мизансцены, а старые наполнены иным смыслом. Что-то стало более или менее смешным. В целом, думаю, что спектакль будет всё же весёлый. Хотя бы потому, что в нём занят очень смешной артист – Сергей Кунин. Он прирождённый комик! Из множества представленных мне артистов оренбургского драмтеатра я выбрал его сразу, что называется, с первого взгляда.

С каждой новой постановкой начинаешь по-новому смотреть и на героев. После вчерашней репетиции я впервые (за тридцать лет!) сильно проникся сочувствием к героине - Дине Фёдоровне. Не жалостью, а именно сочувствием к ней и ко всему женскому роду. Такой эффект возникает, если идёшь «по живому». Рассказываешь живую историю – она живёт, развивается. А мертворождённая никуда не движется.