Слова одобрения и похвалы получили очерки «Понаехали», «В сельской библиотеке», «Канарейкин дом» ученицы десятого класса лицея №6 Анастасии Николаевой, стихотворения и этюды ученицы десятого класса православной гимназии им. Святого праведного Иоанна Кронштадтского Милены Исаевой, стихотворения ученицы пятого класса школы №51 Ани Щербаковой. С симпатией говорили представители первой и второй волны об исторических очерках ученицы губернаторского лицея Анастасии Литвиненко, о лирических стихотворениях ученицы пятого класса Виктории Мироновой.

Эссе «Метель» лауреата «Капитанской дочки» 2011 года Александры Кузиной получило восторженные отклики присутствующих. Эссе посвящено поездке ученицы губернаторского лицея в Михайловское, где на Всероссийском семинаре литераторов-школьников Александра стала лауреатом.

Можно только радоваться притоку новых, способных, перспективных авторов в литературные объединения «Расцветающий сад». Радует и тот факт, что все новички литобъединения уже заявляли о «своём творческом присутствии» участием в литконкурсах «Мой город любимый», «Капитанская дочка», конкурсе им. С.Т. Аксакова, а некоторые уже печатались в сборнике «Ручейки», в газете «Вечерний Оренбург». Сегодня всем новичкам литобъединения «Расцветающий сад», авторам «Мастерской», мы говорим: «Доброго пути!».

Александра Кузина, ГУ ОШИ
Ласковые глаза...
Совсем чужой и незнакомый взгляд коснулся вас с головы до ног, а вам уже хочется идти, свернуть горы, добиться за секунды всего того, чего вы не добились за всю свою бездарную и жалкую жизнь.

А он такой ободряющий и тёплый. Взгляд ласковых глаз. Чужих ласковых глаз. И не важен пол, возраст и статус этого взгляда. Это бренно. Важен процесс вселения надежды, процесс ободрения и укрепления веры в себя.
Он недолог и разрушает. Но мы искренне верим в эти недолгие минуты, у некоторых оптимистов это часы или месяцы. Но спасибо этому взгляду. Порой именно он помогает быть лучше. Пусть даже ненадолго.

Каблук
А каблучки цокают по асфальту. Нелегка жизнь каблука. Утром встань, обуйся и иди. Иди ровно, иначе поругают, на худой конец отвалишься. Не справляешься с ролью - на помойку. Должен знать, что ты не просто каблук, а каблук женщины, и чем ты больше, тем круче хозяйка. Если тебя нет, то несостоявшаяся хозяйка либо высока, либо не женщина, а несчастное бесполое существо. Хотя могут быть и казусы, но это случается с неправильными каблуками.
Цокай мой друг, каблучище, каблук, каблучок. И с каждым ударом об землю знай: ты на ноге самой достойнейшей. И где бы ты куплен ни был, кем бы ни подарен, цокай!

Папа
Он приходил давно, так давно, что и не помню как давно. Потом мы приходили к нему очень редко, настолько редко, что можно до сих пор посчитать эти недолгие встречи по пальцам.

Когда родители расходятся - это боль. Когда семья, пусть непрочная и не столь дружная, раскалывается пополам, ребёнок больше не чувствует себя защищённым. Ребёнок не сразу и несильно, но ожесточается против всего мира, ища проблемы в себе.
Но они разошлись. Мама тащит на себе двойной груз ответственности, отец начинает всё больше пить. А дети...
В первое время всем больно. А потом всё затихает, даже отцовская любовь.

Алина Вахитова, МОУ «СОШ №3», 7 «А» кл.
* * *
Гляжу на свет пылающего солнца,
И не было как будто суеты.
Зима и солнце. За моим оконцем
Зима на пике вечной красоты.
И солнце вечно. И зима. И небо.
Скрипучий снег. И озорной мороз.
И птицей-вьюгой обернуться мне бы,
Посеребрить лесок чернеющих берёз.

Анастасия Николаева, лицей №6, 10 кл.
Про отличницу
Что её пятёрки?
Всего лишь деньги,
Утекающие из кармана родителя.
Не было б денег,
Стала б, как таджик, строителем.
(Каким строителем?! Подсобным рабочим!)
Но родители есть,
Тугой кошелёк тоже,
Поэтому ходит она по школе,
Высоко задрав рожу.

Протянув хрустящую купюру,
(Нет, не взятка! Спонсорская помощь!)
Сделали умницей
набитую
дуру.

Понаехали
(зарисовка)
Если вы были в Москве, наверняка были в метро, куда покупали билет, проходили через турникет, к которому надо приложить билетик, долго-долго куда-то шли и приходили к эскалатору. После прыгали (а именно так и бывает в первый раз) на эту постоянно движущуюся дорожку и ждали, когда же она наконец доедет до конца. В это время на вас дул откуда-то появившийся ветер, задирая подол платья (если вы представительница прекрасного пола!), вырывая сумочку из рук, беспощадно сокрушая причёску. Моя знакомая пошутила по этому поводу: «Приходишь утром в метро вся растрёпанная, берёшь с собой расчёску, садишься на эскалатор и, пока едешь, делаешь себе укладку и выходишь красивой-красивой».

Затем, когда пора сходить с дорожки, вы, зазевавшись, просто глазея по сторонам (а всё перечисленное так свойственно туристам из небольших городков), прыгали с него или падали - кому как повезёт. Потом вас уносила огромная волна людей в каком-то направлении и благо, если в нужном. А дальше виднелся тоннель, длинный, чёрный. Где-то вдалеке мерцали огоньки приближающегося поезда. Его прибытие всегда сопровождалось сильнейшим порывом ветра и невыносимым шумом. Казалось, что он никогда не остановится, ведь ему надо вместить своё бесконечное тело в пространство станции. Двери открывались, и толпа несла вас прямо в вагон.

Вот и меня толпа впихнула туда же. Сколько же тут людей! Просто диву даёшься. Вот старичок, что оказался возле меня, в костюмчике, с дипломатом в руках (таких любят в кино показывать). Попал в метро, наверно, лишь по той обыденной причине, что наверху бесконечные пробки.

Вот к двери, несмотря на запрет, прислонился молодой неформал: длинные русые волосы собраны в конский хвост, в ухе - серьга, чёрная одежда обильно украшена цепями. Нога его притоптывала в такт тяжёлой музыки, игравшей в наушниках. Протестует, протестует... Эх, против чего же? Впрочем, иногда он вроде как засыпал, потом, проснувшись, опять притоптывал.

А вот сидит, чуть дыша, разодетая, разукрашенная во все цвета радуги не девушка, а настоящая фифа. Область глаз, вплоть до висков, обильно размалёвана каким-то высококвалифицированным профессионалом в форме серо-голубых загогулин. Глаза жутковато хлопали накладными ресницами. В руках с длиннющими и блестящими, как новогодняя ёлка, ногтями было зеркальце, в которое она всё время незаметно смотрелась. Да, красота неописуемая!

Рядом с ней сидела усталая, измученная женщина с птичьим лицом. Худенькое тельце скрывал костюм двадцатилетней давности. Сидела, сжав коленочки, прижав к себе чёрную рыхлую сумку, как будто в этой сумочке находилось всё её богатство. Она всё время как бы вздрагивала. От неё веяло чем-то хорошо знакомым, немного родным. Конечно же! Таких, как она, можно в оренбургских автобусах запросто встретить. Но моё внимание было приковано к одной странной парочке. Это были две девушки. Одна полная и круглая, как мяч, с длинной, толстой косой. Кстати, только такое могучее тело может взрастить такую косу! (Моё жизненное наблюдение!) Её яблочные щёки пылали то ли крепким здоровьем, то ли свидетельствовали об употреблении чего-то крепкого. Яркий, цвета «вырви глаз» топик невыгодно подчёркивал жировые складки, светло-голубые джинсы были порваны на коленках «по моде», стоптанные кеды вопрошали: «Когда же мы уйдём на покой?», а огромная лакированная сумка-авоська была чем-то набита. Другая же девушка была худенькой, тоненькой, как тростиночка, с коротко остриженными волосами. Рядом со своей подругой она выглядела блекло, серо.

- Эй, Светка! Кончай дрыхнуть! Давай журнал мод смотреть! - толкнула в бок толстушка свою подружку. - Глянь, московский!
- Ага, - пошевелила губами Светка, склонив голову на плечо и закрыв глаза. Машка - давайте так назовём подругу Светки - извлекла из своей авоськи печатное издание, по толщине схожее с томом «Войны и мира».

- Так. Что тут забавного? Реклама, реклама, реклама... Что-то её многовато. О! Светка, смотри какое платьице! Классное, да? - спросила Машка.
Светка мотнула головой, не открывая глаз.
- Светк, Светк, смотри! Да не туды сморишь. Вон куды смотреть надо, - зашептала Машка. - Видишь, пигалица расфуфыренная! Ой-ой, павочка какавочка! У нас бы в Крыжополовке такую обсмеяли.

«Пигалица расфуфыренная», услышав нелестный комплимент в свой адрес, надула и без этого огромные губы, встала и, покачиваясь из стороны в сторону на высоченных каблуках, отправилась в другой конец вагона.
- Девушка! А вам не кажется, что вы слишком грубо поступили с барышней? - Вступился за «фифу» старичок.
- Когда кажется, креститься надо! А я не крещусь, значит, не кажется! - банально проорала в ответ Машка.
Старичок не ожидал такой фамильярности, пробормотал что-то, похожее на «Вот невоспитанность! Понаехали тут!», и на следующей же остановке вышел.
- Опа! А где мой телефон? - завопила Машка. Она порылась в авоське, ничего не нашла, затем её тучное тело наклонилось вниз, рука сначала помахала в воздухе, затем снизу что-то подцепила, тело выпрямилось, поросячьи глазки удивлённо посмотрели на вещь, которую поймала рука, и:
- Ах ты, чёрт эдакий, нашёлся!.. Блин, журнал упал! Свет, подыми, а?

Светка, словно безжизненная мумия, выполнила просьбу и снова попала в объятия к Морфею.
- Что ж ты не включаешься, зараза? Ну, давай включайся! - фразы были обращены к телефону, а не к Свете.
Машка отодвинула заднюю крышку телефона, вытащила батарейку, прибольшила свои глазёнки и заорала:
- А где симка?

Светка открыла один глаз и с грустью посмотрела на подругу.
- А как я время узнаю? - завопила Машка на весь вагон. Взгляд её упал на часы сидящей рядом женщины, старающейся сосредоточить всё своё внимание на чтении книги по кулинарии. - Скажите, сколько время, пжалуйста.
- Шесть пятьдесят.

- Ничё себе! А какой сегодня день?
- 13 июня, понедельник.
- Ох! Ничего себе, погуляли! Слышь, Светк, сегодня уже понедельник! Светка снова кивнула и закрыла глаза. В вагоне наступила неловкая тишина. Слышался только стук колёс.
- Мама! Мамулечка! - закричала, должно быть во сне, Светка. - Закрой мне ножки, пожалуйста! Мне холодно!
Женщина с птичьим лицом вздрогнула.
- Вот дурёха. Мамка твоя далеко. Давай лучше журнал мод смотреть! Вот такое хочу платье! И такое! А ещё это! Baу! - пёстрые глянцевые страницы мелькали перед жадными глазёнками Маши. - А ты вот этот наряд хочешь?
- Светк, глянь налево! - в ужасе прокричала Машка, оторвавшись от просмотра. Даже шум колёс не мог заглушить её голос.
- Да ты что не видишь, что ли? - И уже потише:
- Возле двери сектант стоит! Я его боюсь.
- Ага, - еле слышно ответила та.

- Светк, хватит с тобой лясы точить. А то вдруг мы уже свою остановку пропустили? Люди добрые! - заорала Машка во весь свой голос. - Какая остановка следующая, а?
- Следующая станция метро - «Крестьянская застава», - послышалась запись стального голоса.
- Гы! Названье-то какое забавное! - Машка рассмеялась своим богатырским громом-смехом, но вдруг резко остановилась. - Тьфу, ты! Чёрт окаянный! Проехали! Светка, вставай! Горе ты луковое! Мы проехали!

Светка наконец-то проснулась, вздохнула с горечью и встала на выход. Казалось, если бы не подруга, она бы осталась здесь спать навечно. Поднялась на своих ножках-былиночках, одёрнула длинную юбку. Увидев дырку на капроновом носке, неловким движением попыталась подмять дырку под ступню в пластиковой босоножке. Машка, следуя её примеру, наклонила своё туловище вниз, упёрлась ногами, распрямилась, взмахнула руками с сумкой-авоськой (на этот раз ничего не выпало) и, переваливаясь, как утка, потопала к выходу. Целую минуту она молчала, не сказав ни одного словечка, глупо улыбаясь. «Сектант», закрыв глаза, сидел на корточках возле двери. Двери открылись - девушки вышли.
Снова колёса зашумели, набирая ход. Было непривычно тихо, как-то пусто. «Сектант», очнувшись, удивлённо оглянулся вокруг себя и спросил:
- Они ушли?
- Ушли, - ответил ему кто-то.
- Жаль! Вот дуры!

В его голосе я почувствовала сожаление и даже нежность. Или мне показалось?

Милена Исаева, Оренбург, православная гимназия, 10 кл.
* * *
Вот оно счастье. Да, я чувствую его. Я чувствую его запах. Оно на моих ногтях. Сжимаю кулаки, чтобы оно согрелось, на улице уже минус четыре по Цельсию. Счастье пришло, не знаю, почему оно решило меня навестить, но спасибо ему. Пришло, улыбнулось просто так, просто ни за что, подарило свой свет. Здорово... Ногти счастьем пахнут. На ногтях почивает госпожа Сказка. В моих кулаках 38,3, кажется, я болею. Но это не важно, зато счастье согреется! Смеюсь, из груди вырывается что-то совершенно потрясающее, наверное, радость. Сейчас разожму кулаки, чтобы счастью не стало жарко. Всё, открываю форточку, отпускаю счастье, у счастья уже кружится голова, 38,7 в моих ладонях. Пусть оно подышит свежим холодным воздухом, а потом топает к другим.
P.S. Счастье, спасибо, что пришло.

* * *
Поезд останавливается
Слышишь этот дребезжащий звук? Чувствуешь этот запах металла? Помнишь, мы были, как этот поезд? Не помнишь, знаю. Услышь меня, пусть всё повторится. Пойдёт по кругу. Да, я совершу те же ошибки. Я убью теми же словами. Но пусть всё повторится. Нет, я не исправлюсь. Я не стану таким, каким ты хочешь меня видеть. Я останусь тем же. Но я буду расти. У меня та же фенечка на руке, та же долбящаяся в мой разум мысль о Лермонтове, тот же убогий осколок алгебры в моей голове...
Слышишь, как бьёт по рельсам? Идём на звук, давай притронемся к терпкой стали.

* * *
Ворвалась осень.
Нет. Тихой поступью вошла в мою жизнь.
Внесла с ветром, кружащим сказку из красок, мысли и тишину.
Я не скажу сейчас: «Здравствуй, великолепная золотая пора». Я скажу: «Ну вот, мы снова встретились». Мы снова столкнулись с тобой, ты в своём ветре, в своём мудром танце, и я, просто человек, шагающий по земле, усыпанной листьями, которых коснулась твоя рука. Мы столкнулись, и ты вошла в меня, вошла не печалью, вошла улыбкой, вошла и осталась...
На моём столе - осенние листья. На моём столе разлиты краски. Здравствуй, осень. Здравствуй, вошедшая в мою жизнь улыбкой.

* * *
Сижу на берегу Средиземного моря. Белая солёная холодная пена ласкает мои ступни и смывает тёмный песок. Смотрю вдаль, это величественная синь кажется бесконечной, закрываю глаза, понимаю, что и наша земная жизнь кажется бесконечной. Кажется... Сев в лодку, мы доплывём до другого берега синего царства. И обязательно до нити нашей жизни прикоснётся сталь, но только я верю, что после наступит настоящая вечность, не имеющая берегов и холодного металла...

Вступаю в море, волна уносит меня от берега, так и страсти уносят нас в глубь житейского моря, лишь войдя в лодку Церкви, мы можем доплыть до дома. На житейском море волны сильнее, они хватают нас, обнимая своей ласковой музыкой, поддаёмся ей, закрываем глаза, перестаём грести и засыпаем вечным сном духовной смерти...
Выхожу из воды, обожглась ею. Бреду в сторону отеля. Завтра вылет в Россию. Нужно собрать вещи.