Сергей Бурдыгин – член Союза писателей России, лауреат областной литературной Аксаковской премии за первую книгу стихов «Обитаемые острова».
Стихотворения, рассказы и очерки Сергея Бурдыгина печатались в альманахе «Гостиный Двор», в книгах «Спасённая весна», «Помнит мир спасённый», «Мы из России XX века», «Внуки вещего Бояна», «Они прилетят», в журналах «Дон», «Москва», в оренбургских газетах.
В настоящее время автор подготовил книгу прозы, которая вскоре увидит свет.
Сегодня печатаем рассказ Сергея Бурдыгина из новой книги.

Туда, где солнце
Сергей Бурдыгин
Небо подёрнулось сединой и перестало казаться глубоким. Утро обещало быть таким же душным и жарким, как и многие предыдущие. Стакан медленно прошаркал к арыку: ржавая вода не содержала никаких признаков жизни. На плантации ещё никого не было, поле дышало тишиной и даже некоторой умиротворённостью, за ночь оно отдохнуло от людей и радовалось этому. Чёрт бы побрал этот лук. Везде лук. Лук и корейцы. Корейцы пахнут луком, лук – корейцами. Иногда кажется, что где-то там, у себя на родине, они тоже выросли на луковом поле, под присмотром тамошних бомжей.
Надо перепрятать сало. Обязательно надо его перепрятать, не зря же старик Диабет в прошлый вечер плёлся за ним от хижины до самого сухого тополя, где у Стакана с Китайцем схрон. Плёлся и ныл, что хочет есть и поспать на чистой постели. Будто Стакан мог ему тут же, у арыка, устроить пятизвёздочную гостиницу. Ещё старуху бы тебе, Диабет, и жизнь станет совсем пряником, да?
Сало они с Китайцем выменяли в деревне на ящик огуречной рассады. Обычно ходили туда за самогоном, но на этот раз они задумали совсем другое, чем выпить во время работы, и сало им дали не сразу, только в пятом или шестом дворе щуплая бабка с глазами любопытного кролика вынесла наконец необходимый шмат, правда, желтеющий уже и мягкий.
Ладно, сойдёт и это. На худой конец, не каждая собака, если схрон обнаружит, позарится. А вот Диабет, тот сожрёт с удовольствием, сожрёт и не икнёт даже, ему, трухлявому, всякая еда – в рот, без толку только.
С ним, с Диабетом, никто даже водку по вечерам пить не хотел. Водку эту по вечерам Хозяин выставлял после работы обязательно, как и договаривались: по бутылке на двоих, не больше и не меньше. Впрочем, водкой эта смесь являлась вряд ли, наверняка – спирт какой-нибудь дрянно-разбавленный, да только кто из обитателей здешних хижин что-нибудь другое пивал в последние годы? А Диабет, он и этой дряни хотел всегда вылакать побольше, и, если тот, с кем случалось делить "пузырь" за ужином, медлил или мешкал, старик ухитрялся-таки плеснуть себе лишнего.
Бивали его за это, и не раз, но опять же всякий раз не зло и не очень больно, - поживший человек всё-таки, - и этот поживший, отойдя от побоев уже к следующим сумеркам, опять норовил соседа обделить.
Он и работал так же – кряхтел, ныл, за спину хватался. Его уже и ящики таскать не звали, и от мотыги отгородить старались, но Диабету на плантации всё равно было гибельно. Маленькими ладошками он прикапывал рассаду в землю и шептал при этом что-то таким же маленьким жалким ртом, из которого выглядывали грязно-жёлтые бодылья зубов.
- Шёл бы ты на пенсию, старик, – смеясь, говорил ему Слон, почёсывая живот-холодец, - чего тебе тут загибаться?
- Рано мне ещё на пенсию, - ворчливо шепелявил Диабет, - годами не вышел. И потом – кто мне её даст, без паспорта, без прописки?
- А тут тебе что дадут? Пинка под зад к первому снегу?
- И то ладно, - старик гладил ладошками щёки, прикрывал глаза, - здесь кормят. Выпить есть… В зиму плохо будет…
Зиму здесь не любили все. Даже Слон.
По всему выходило, что он был тут самым главным, с этим никто и не спорил, разве что Малахольный в день своего приезда. Привёз его Таксист слегка пьяного, Хозяин по традиции новичка ещё угостил, тому и показалась жизнь малиной. Как зашёл в хижину, сразу и улёгся на слоново место у окна. А Слон со всеми как раз на плантации работал. Впрочем, работал – это не про него, Слон наверняка и на зоне от великих и мелких трудов отлынивал, а уж на плантации его и сам чёрт спину гнуть не заставил бы. Сидит, рассаду перебирает, бормочет что-то. Уж совсем хилый росток найдёт, отбрасывает в сторону. И всё. Зачем его корейцы взяли?
Обычно Хозяин (жена, кстати, звала его Ченом, участковый – почему-то Егором, а Слон – Членом, а то и похуже) лентяев вычислял сразу и, разумеется, не жаловал.
- Я, - говорил, - за каждого из вас пятьсот рублей Таксисту отдаю, водкой пою-кормлю, а вы тут работать не хотите? Хорошо, идите на все четыре стороны, только сначала деньги, на вас потраченные, отработайте.
Случалось, этот Чен-Егор-Член даже бивал особо ленивых, да только здешний люд к физическим страданиям давно привык и безразличен к ним как-то, даже старик Диабет хоть и ноет порой, но скорее от скуки и желания о себе лишний раз напомнить.
Стакана, как и всех, тоже привёз Таксист. Хитроватый дядька с масляными глазами нашёл их с Китайцем воскресным утром у стеклоприёмного пункта, где они вот уже с полчаса безуспешно клянчили у бабы Маши мутный и некрепкий самогон. Баба Маша, прикрывая пухлой ладонью дырищу на некогда цветастом халате, призывала их поискать пустые бутылки, дабы на питие заработать, но в тот день они с Китайцем так тяготились похмельем, что ничего искать были не в состоянии. Таксист это сразу приметил и предложил им работу с кормёжкой и выпивоном, правда, у корейцев, но зато за две тысячи в месяц. Работа на таких условиях была вроде бы подарком, но вот корейцы… Слава об их плантациях была нехорошей.
Но куда деваться в таком состоянии организма?
Таксист их довёз до места (ехали долго, километров восемьдесят от города будет). Хозяин похмелил, отвели их в хижину, совсем, как Малахольного, когда он на слоновом месте устроился. Только они с Китайцем опытные были, старожилов подождали, а Малахольный – он по жизни такой, всё на себя тянет. Вот и плюхнулся на чужое место.
Слон, как пришёл, аж икать начал от удивления:
- Что это за клоп, - говорит, - мой матрац обмочить собрался?
- Ничего я не собираюсь, - опрометчиво ответил тогда Малахольный. – А ты-то кто?
- Кто я, это мы потом разберём, - нехорошо улыбнулся Слон, - а вот что ты сейчас обос…шься, так это я тебе обещаю.
Отволокли новичка в угол хижины, попинали.
- Зарежу, – проскулил он.
Попинали уже посильнее, Артурчик даже табуреткой по голове его звезданул. Он, Артурчик, когда злой, может человека на куски порвать, с башней у него что-то. Тут вообще нормальных мало, даже Китаец – вечно спокойный, как со сна, - и то сорваться может, как иногда на Хозяина, когда макароны с тухлым мясом вечером дали. Китаец – он вообще-то узбек вроде, как говорит, но уж как прилепилось к нему прозвище, с тех пор, как он на теплотрассу жить пришёл, так и пошло-поехало.
И вот сорвался он на Хозяина, кричать начал. А тот спокойно так прут арматурный взял – и Китайца по лицу.
- Вы мне ещё тут забастовку устройте, – сказал. - Вы кто вообще? Тьфу, погань! Не люди вообще. Я вас пригрел, работу дал…
- А деньги? – не унимался Китаец. – Две тысячи обещал и не платишь.
- Не я обещал, Таксист. А потом – зачем тебе деньги? Ты пропьёшь их сразу. А кто работать будет? Вот сезон кончится, рассчитаемся.
- Рассчитается он, - ворчал потом в хижине Артурчик. - Я в прошлом году у таких арбузы сторожил. Хрен чего дали. Хорошо хоть до города осенью довезли, а то жил бы в поле.
- А что ж ты опять в рабы нанялся? – поинтересовался Стакан.
- А ты? Куда нам деваться?
Уж действительно, на плантациях счастливых людей не было. И почти все бездомные. Разве что Корявый, говорят, квартиру свою кому-то на полгода сдал, да Лёнька Пупок от кредитов прячется. Китаец вообще в город из-под Ташкента пришёл. Зачем пришёл? В России лучше, что ли? Везде одно – выживает тот, у кого деньги. Деньги и власть. У Стакана не было ни того ни другого, хотя работал он раньше комендантом зенитного училища. Снимал квартиру за счёт армии, ждал в очереди свою, жену любил... Потом училище закрыли на хрен (будто бы с воздуха на нас никто не нападёт, если что), жена ушла вместе с компенсационными деньгами (а как же иначе!), вот и "снимать" пришлось в конце концов картонный домик у теплотрассы. Пил, конечно, - с того и беды. Так ведь и выпивать приходилось из-за бед…
Сало он перепрятал под большой камень неподалёку от арыка. Стакан только приподнял этот камень, из-под него какой-то жук головастый сиганул. Ишь ты, всюду жизнь… Только на хрен она нужна. Надо сказать Китайцу, где сало. Мало ли что с ним, со Стаканом, может случиться. Загнуться недолго. На прошлой неделе Профессор крякнул. Прямо на поле – опустился за рассадой и повалился набок. Будто и не был он никогда, как говорил, учителем географии. Что его на плантации привело? Никто уж и не узнает теперь, и могилку никто не посетит. Закинул Профессора Хозяин в свою "ГАЗель" грузовую и увёз куда-то за лесопосадку. Уж явно не на кладбище в землицу с оградкой…
Они живые-то здесь не нужны, а уж мёртвые – и подавно. Ни родные искать не будут, ни милиция. Участковый вон приезжает к Хозяину, угощается, водку хорошую пьёт. Иногда привозит обратно тех, кто убегает. Наверняка тоже не за бесплатно.
Стакан погладил рукой схронный камень и снова посмотрел в небо. Оно седело ещё больше. Ещё немного – и надо будет идти на плантации. Мы – не рабы. Рабы – не мы… Или немы? Бежать они с Китайцем решили после той истории с тухлым мясом, поняли, что хорошего тут точно ждать нечего. На побег тут решались многие, и не всем работать надоедало или Хозяин их доставал, просто воли хотелось. Большинство возвращалось обратно – кого Хозяин ловил, кого участковый приводил, а кто и сам приплетался: водка манила дармовая, да и до города без денег хрен доберёшься.
Бегунков не жаловали: случалось, их Хозяин сам бивал, случалось, шестёрки из хижины. В общем, жизнь вернувшихся была такой, что не позавидуешь. Но всё равно они с Китайцем решили дёрнуть.
Только – куда? В деревне не спрячешься, сдадут сразу. На шоссе идти – участковый в пять секунд догонит.
- Утром туда надо идти, где солнце, - махнул рукой вчера Китаец, - там речка. Вода будет, не умрём. К людям выйдем, на речке другие деревни есть, я знаю.
Китаец говорил почти без акцента, только медленно.
- Где солнце, говоришь? - напряг память Стакан. - Это на восток. А что у нас там, на востоке?
Здешние места он знал плохо. Говорили, что где-то большой колхоз есть, богатый. Что с того? У них с Китайцем даже паспортов нет – прозакладывали давно, порастеряли, а новый кто даст?
- Нету нас на Земле, - сказал как-то Артурчик (и у того беда была такая же), - и никому мы не нужны, кроме корейцев. Сдохнем, как Профессор, и пореветь-то некому, не то что компоту попить…
… Первым из хижины выполз Малахольный, оглядел мир мутно, повернулся к Стакану:
- Не знаешь, Египет – это где?
- В Африке. А зачем тебе?
- Так… Приснился.
Малахольному было, наверное, не больше тридцати. Молодой ещё, и семью можно завести, и работу. А вот поди ж ты – болтается, как кое-что в проруби. И работает, как Диабет, – лишь бы до ужина дотянуть…
- У тебя девушки-то были, Малахольный? – спросил Стакан.
- Пришмандовки-то?
- Ну почему? Настоящие бабы. По любви.
- По любви? – Малахольный длинно выругался. - А она есть? Вот хочешь расскажу, как меня баба одна за тыщу сняла? Приличная, очень даже…
- Не хочу.
Рассказов подобного рода Стакан наслушался вволю. Любимая тема – кто-то тебя на час приголубил да ещё и деньги на пропой дал. Предел мечтаний…
День прошёл на удивление быстро. Китаец ухитрился снести очередной ящик с рассадой в деревню, откуда возвратился с бутылкой самогонки ("в дорогу сойдёт"). Диабет, словно чуя событие, назойливо тёрся рядом. Слон сидел на краю поля и кидал в арык мелкие ветки:
- Одна тонет, а другая плывёт. Хрень какая, как в жизни…
Пару раз подъезжал Хозяин, долго смотрел молча. Потом сказал:
- Завтра на лук пойдёте. Полоть. Эх, тараканы вы…
Лука только и не хватало на жаре. Тюкаешься между рядками, спины не разгибая, – кому в радость? Ладно, уж если бежать, то завтра, ранним утром. С вечера только хлеба осталось захватить.
Ночью долго не могли уснуть. Сидели у арыка, смотрели в небо. Теперь оно было прохладным и звёздным. Иногда мелькал огоньками самолёт. Как игрушка богова.
- Ты летал на самолёте? – спросил Китаец.
- А то! - соврал зачем-то Стакан. – Я же прапорщиком был… Теперь уж не полечу – это точно. Разве что на тот свет. Сейчас и в городе, наверное, жара стоит. Чего мы там делать-то будем, если доберёмся? Опять пузыри собирать?
- Огороды пойду бабкам копать, погреба, - сказал Китаец, - так можно. Платят, кормят.
- Ага, - заметил Стакан, - и поят. А мы с тобой как хлопнем – прощай, работа… Может, в приют какой подадимся? Или в церковь пойдём, там, говорят, кормят, если что по хозяйству сделать… Мало мест, что ли?
- Мало, – сказал Китаец, и они стали просто молчать и смотреть на небо.
Оно было большим, чёрным и прохладным.
И далёким-далёким.
Август, 2010.