Сильно, по-своему, точно о защитительной роли опекунства в искусстве сказала юная поэтесса из Новотроицка Екатерина Балакина. Она впервые участвует в литературном конкурсе имени С.Т. Аксакова, хотя уже печаталась в газетах Орска, Новотроицка.
Первый раз в конкурсе принимает участие студентка Оренбургского государственного педагогического университета Елена Рыбалкина и самобытный, талантливый поэт, геолог по профессии, проработавший в Бурятии, на Кубе и в Башкортостане Дмитрий Коноплин. Человек не суетливый, не тщеславный, никогда не якавший, не тыкавший себя в грудь: я поэт, со школьной скамьи пишущий стихи уже пятьдесят лет.
Не обращая внимания на всевозможные литературные моды и новации, поэт Дмитрий Коноплин привержен старомодным формам стиха: сонету, эклоте, рубайяту, октаве. И остаётся в них современным поэтом.
Лилия Чернова, поэтесса из Орска, печатается в нашей газете со дня её основания. И публикации её стихов в «Вечернем Оренбурге» считает праздником. Зная, что другим газетам, к сожалению, нет дела до литературы, и только у нас для литераторов двери широко открыты, и нас за это любят, уважают, ждут наших «Мастерских». Мы гордимся своим опекунством и впредь будем регулярно, бережно лелеять и поощрять русское образное слово.

Дмитрий Коноплин, г. Сибай
Что воспел я?
Свой посох воспел и суму.
И тропу, что известна лишь мне одному,
Судьбоносцев-владык никогда я не славил.
Что воспел я? - действительность нашу саму.

Буран
Россия уж не та. Но не другая –
загадочна России ипостась.
Как встарь, в России долго запрягают –
то кучер пьян, то сломан тарантас,

то лопнули на хомуте супони,
а конюх, уповая на авось,
пропил овёс, и вот - не тянут кони,
как говорится - не в коней овёс.

Сам барин "с бодуна", играя плетью,
уже приняв одну, другую, третью,
в сомненье: - А куда в такую рань?

Гать расползлась на Пронькином бучиле,
как противостоять нечистой силе –
эк разыгрался по степи буран!

* * *
Сентябрь на половине. В янтаре
и золоте и тополь, и берёза.
Откуда столько золота берётся
и янтаря? А сплавилось в жаре,
что на листву всё лето изливалась,
перемежаясь изредка дождём.
И вот листва кружит в последнем вальсе.
И пусть себе. Сметём и подожжём,
доплавим в том последнем самом пекле,
когда не в слитках, но в золе и в пепле
уйдёт к корням, не сдвинувшимся с мест,
чтоб в новом сентябре таким же зноем
вновь выплавилось золото лесное
и вновь перегорело в ту же смесь.

* * *
Тех мест в России, где Макар не пас
телят, теперь уж днём с огнём не сыщешь,
пусть самый умный поисковый пёс
имеет словно у слона носище.

Теперь Россия та - уже не та,
не поросла быльём - иной травою...
Прошёл Макар - без стада и кнута -
скотом, без пастуха, но под конвоем,

телок телком. Но сколько тех телят
пришлось «по тем местам» порастерять,
куда нога Макара не ступала,
но выпало! Ах, та, с кнутом, рука,
что кулаком крушила кулака,
несокрушима и жестокопала.

* * *
Когда оно лежит, чего ж не взять?
А и лежит у нас - что захотите!
И тащат все - отнюдь не воду в сите.
Прёт плебс, прёт нижний чин,
ну а уж знать
прёт столько, что не доведись и знать!

И вот, как на дрожжах, растут хоромы.
Не прущий мечет молнии и громы
И поминает - совокупно - мать.
И знати мать, и пролетариата...

Но не найти, увы, такого мата,
чтоб совесть пресловутую пронять,
хотя щедра Россия и богата
и недрами, и нивами, и матом.
Да жаль: "умом Россию не понять".

* * *
Когда пересажают всю шпану
туда, где надлежит ей срок мантулить,
дабы из сраму вызволить страну,
отыщут в Краснодаре или в Туле,

иль где ещё кухарку "от печи",
сдадут штурвал в мозолистые руки
из немочи державу в калачи вести.
Ужо и сыновья, и внуки,

и прочая кухаркина родня,
не упустив из царствия ни дня,
вкусят всех благ от пуза, до отвала.

Но выяснится вскоре, что она
ни в лоциях, ни в картах ни хрена
не смыслит. Так у нас не раз бывало.

Сонет прощания
Сойдя на берег к утлому челну,
где перевозчик вечность коротает,
последний раз ладонью зачерпну
воды. Попью. Свеча моя истает.

Гони, Харон! Сильней толкай шестом,
не держится на перекатах тина.
Мир за спиной прекрасен и жесток,
а впереди небытия рутина.

Но день грядёт - всех соберут сюда
в канун великий Страшного Суда,
всем воздадут по делу и по сути.

Оставшимся был этот день далёк,
всяк в ступе для себя зерно толок
и тюрю сотворял в своей посуде.

* * *
Я на своём задолжен ремесле,
свой серый хлеб вкушаю по заслугам.
И обувь сокрушаю по застругам,
а нет бы по торёному - след в след,

как прочие, как большинство, как все,
как друг, как сослуживец, как сосед,
и в ус не дуй, и над тобой не каплет,
и хата с краю, а потом - потоп,

и дела нету до "мохнатых лап" ли
иль до "крутых в законе", да и кто б
тебе был нужен, как и ты! И всё же,

в застругах ноги раня и скользя
по хлябям, самого себя моложе
держусь. И сбить с пути меня нельзя.

* * *
Великому народу что года!
Века и вечность - это наши мерки.
Пусть наши жемчуга покуда мелки,
а в котелках порой не щи - бурда,

Куда спешить? Всему своя пора.
Едим, что есть, мы в алчности не рыщем.
Приспичит - сварим щи из топорища,
не надо будет даже топора.

И это не словесная игра
мятущегося с самого утра
ума, что на проказы спор и прыток.

Нам по плечу осилить темноту,
лишь только б вновь не заступить черту,
что отделяет опыты от пыток.

* * *
Что Создателю наши молитвы, мольбы!
Хмурим брови мы, губы морщиним и лбы, -
тщетны наши потуги распутать все нити
в цепких хитросплетениях нашей судьбы.

Вечный город
Нет города пока, и нет дорог
всех, что ведут к нему. Покуда мчится
к холмам заветным серая волчица
вскормить Ромула с Ремом молоком.
Но некий, честолюбием влеком,
Иосиф Бен Маттафий, он же Флавий,
снедаемый нещадной тягой к славе,
отдаст себя анналам целиком
во имя благороднейшей идеи -
напишет он паденье Иудеи.
Кто с этими трудами не знаком -
там ассирийцы, римляне, халдеи,
там трапезы с мацой и чесноком.
А позже некий Гай Транквилл Светоний
(всего-то-навсего Спокойный Кай)
запечатлит на вечные века
жизнь цезарей великих, коих ровно
двенадцать и не больше. Но пока
полны сосцы волчицы молока,
пустынны холмы, нет дорог, лишь тропки.
А уж до нынешней до нервотрёпки
дорога бесконечно далека -
века, века, века, века, века...
Но движется истории река,
для смертного почти что и незримо...
И все дороги - в Рим. И лишь из Рима,
хоть и дороги те же, но никак
не хочется. А жизнь неповторима,
не пишется, увы, с черновика.

* * *
Вот итоги мои: сколько мёрз и потел,
сколько было находок и сколько - потерь,
сколько пил, сколько пел, горевал, веселился, -
всё мое, что хотел и чего не хотел.

* * *
Те, что жили до нас, вознеслись в небеса.
Вот мерцают над нами в ночи их глаза.
Может быть, вот по ком-то из нас метеором
по щеке небосвода скатилась слеза.

* * *
От рожденья до смерти всего только миг.
Жизнь прожив, эту суть я постиг не из книг –
Миг, сладчайший, как вздох и как молния краткий,
эту горькую суть я всей жизнью постиг.

* * *
Каждый день - как последний, веди свой итог:
всё, что сделал, и то, что ты сделать не смог,
ибо день твой последний тебе неизвестен.
Твой поступок последний - последний твой вздох.

Лилия Чернова, г. Орск
* * *
Опять что-то сердце
Забилось не в такт:
То ввысь вознесётся,
То падает птицей.
Я, может быть, сделала
Что-то не так?
И может, со мною
Плохое случится?

Нет-нет! Этой ночью
Запел соловей,
И белый цветок
Появился в листочках.
И снова в рабочей
Тетрадке моей
Весеннее чувство
Горит в каждой строчке.

Елена Рыбалкина
Я не блондинка
Я не блондинка - ну и что же?
Не крашу губы в яркий цвет,
И у простых моих сапожек
Дециметровой "шпильки" нет.

Мой кошелёк в бутиках не был -
С чего бы им такой почёт?
Мои глаза не цвета неба –
Да и зачем мне этот лёд?

Я не блондинка — ну и что же?
Склоняйтесь предо мною ниц,
Красотки со смазливой рожей
С цветастых глянцевых страниц!

Я не ношу притворных масок
И мини-юбок до бедра,
Но увела и без прекрас бы
У вас любого короля!

* * *
В моей руке - не белый флаг;
В моей руке - знамёна.
На кителе - не швейный брак;
На кителе - погоны.
Не трость протянута вперёд,
А сабля боевая.
Не поводырь меня ведёт,
А мудрая святая.
Недооценивать нельзя
Наш мирный образ жизни.
У всех у нас одна стезя -
Служить СВОЕЙ отчизне.
Пускай трепещет трус и враг
Пред нашими рядами,
И поднимают белый флаг
Те, кто воюет с нами.

Екатерина Балакина, г. Новотроицк
Мой ангел
Светлейшей грусти трепетное чувство
В который раз мне в сердце постучит.
Великое могущество искусства
Меня, как ангел неба, сохранит.

И защитит могучими крылами
От бед, несчастий, горестей земных.
Прекрасными и мудрыми словами
Вольётся в мой рождающийся стих.

Талант даётся чёртом или Богом.
А мой, я точно знаю, от небес.
И я дышу животворящим слогом,
Бежит с листа вновь побеждённый бес.

Не я, мой ангел чёрта побеждает.
Спасает, жизнь хранит, оберегает.
Он каждую секунду здесь, со мной.
Под нежною опекой голос мой.

Евдокия Ескина
В косы вплети серебристые стебли
полыни,
Запах степи и лесов пропусти через
кровь.
Выключи музыку, с ветром танцуй
горделивым;
Слушай ночами птицы лазоревой
зов...
Пусть тишина опьяняет, сжигая
пространство,
Ангелов хор не вспугни городской
суетой.
Прочь уходи от рутины и нравов
мещанства,
Дом оставляя бродягам на радость
пустой...

* * *
Что это значит – война?
Холодные страшные ночи,
Из туч истеричка Луна
Давно проглядела все очи.
Огонь миномётов притих,
В окопах, едва отдышавшись,
Солдат накарябает стих
О воинах, на поле упавших.
И снова в атаку! Вперёд!
За Родину! Счастье! Свободу!
Но взрыв – и солдат не придёт
Ни в стужу, ни в зной. Год за годом
Свечу зажигает в дому
Старушка в цветастом халате.
Всё счастье – ему одному,
Несчастье – проклятой гранате.
А звёзды на небе в слезах.
Ах, скольких друзей схоронили,
И полночь уже на часах…
Мы в сердце вас всех сохранили…

* * *
Я люблю, когда в комнате пахнет
сушёным укропом.
Я люблю, когда ты напеваешь
под нос.
Я люблю, когда солнце сочится
сквозь белые шторы.
И холсты на полу отражают твою
седину.
Когда красок не нужно, и ты
карандашным узором
На бумаге рисуешь капризных и
в теле богинь.
Я так часто и молча по дому
безумно тоскую,
И теперь, возвращаясь, все больше
и больше люблю...

* * *
Плачь, пока на сцену не выйдет седой палач.
Пой, пока твой звон затыкает глотку толпе.
Небо всё рвётся, тянется к солнечному тебе.
А на бордюре мой неуклюжий грач...
Жги. Под ногами пускай огонь, все ждут.
Солнцу прикажут смыться - рубли дадут.
Звон серебра монет - в пакет...
Где нам до Рая достать билет?
Крик. Раздаётся крик - здесь благодать.
Сотни пустых сердец хотят обнять.
Ты им, прошу, не верь - они больны.
Солнце - лохматый зверь опять в пыли.
Жги. Под ногами пускай огонь, все ждут.
Солнцу прикажут смыться - рубли дадут.
Звон серебра монет - в пакет...
Где нам до Рая достать билет?..