В сегодняшней поэтической подборке печатаются произведения трёх поколений оренбургских поэтов и поэтесс.
Леонид Ерёменко и Дмитрий Морской – фронтовики. Их стихотворения печатались в «Вечёрке» неоднократно, вошли в антологии «Помнит мир спасённый», «Долгие сроки войны», в альманах «Гостиный двор».
Татьяна Белозёрова и Николай Щербанов – дети фронтовиков, их яркие стихи и эссе регулярно печатаются в «Вечернем Оренбурге», выходили отдельными изданиями.
Юлия Хисамутдинова, Анна Горбунова, Люция Махмутова – представители «солнечного поколения», поэтому в их стихах много солнца, радости, любви. Все трое участвовали в конкурсе «Капитанская дочка», «Любимый город Оренбург». Были победителями, лауреатами и дипломантами.

Дмитрий Морской
* * *
Ну что ж, что стар? Ведь счастье быстролётно,
Как луч луны за гребнем облаков.
Лови его и смейся беззаботно
Над сединой влюблённых стариков.
Но не забудь, что невидимой тенью
Всегда с тобой, красивой, молодой,
Шагает старость, заслонясь сиренью,
И серебрит твой локон золотой...

Люция Махмутова
* * *
Если нет любви, что нас держит около,
Около друг друга, если тишь в груди?
Между нами иней проводов без тока.
Без битья посуды просто уходи.

В нашем доме тихо, смех уснул бескрылый.
Забияка-кошка стихла за трубой.
Мы любовь нечаянно где-то обронили –
За главенство слишком увлеклись борьбой.

Не хочу прижаться нежно, как когда-то,
Взгляд твой - и удача валится из рук.
Всё ушло куда-то. Уходи на запад.
Я устала мёрзнуть. Отпусти на юг!

* * *
Мамины руки пахнут домашним хлебом,
Шерстью бараньей, сеном и молоком,
Мамины руки пахнут землёй и небом
Каждою венкой, трещинкой, бугорком.

В час испытанья мамы горячие руки
Облаком машут, так ты домой звала.
Мамины руки - крылья от града, вьюги,
Помню, спешила выбраться из-под крыла.
Что б ни случилось, знаю, как в море остров,
Мамины руки примут и приютят.
Так и бывает - их не хватает остро.
Стала я взрослой - где мне такие взять?

* * *
Я не знала, что будет чудо,
Не ждала такой красоты.
Средь зимы ледяной и нудной
Подарил мне мой муж цветы.

Запах лета ворвался в зиму,
И вокруг будто расцвело,
Стало сладостно невыразимо,
По-апрельски стало тепло.

Целый сноп хризантемок ярких,
Опоясанных пышной листвой!
Нет чудесней, родной, подарка,
Чем нежданный букетик твой!

* * *
Год прошёл — а не забыла,
Два прошло - а не забыла.
Наша встреча прилепила сердце глупое к тебе.
Улететь, сбежать, укрыться - невозможно!
Нити шёлка
Тянут сердце и не рвутся,
Слепо тянут за тобой.

* * *
Я думала: время лечит,
Но это, я знаю, ложь!
Мне больно, ведь каждый вечер
Ест сердце солёный дождь.

* * *
Как две руки, играя в волейбол,
Сплелись и бьют, и не боятся боли,
Так я хочу, чтоб были мы с тобою,
И потому я до сих пор с тобой.

У зеркала
Я ещё молода.
И отметин года
На моей не оставили коже,
И беда не беда -
Я ещё молода,
Перемен не отпущены вожжи.

Мне приятно смотреть
На волос моих медь,
Не засоренных вымершей прядью.
Бронзой кожа блестит,
Бровь орлицей сидит,
Губы полны пленительным ядом.

Я ещё молода,
Не спешу никуда,
Греет лета меня середина.
Только времени ход
Безвозвратно вперёд...
Осень дышит прохладою в спину.

После красного дня
Чёрен день у меня -
Календарь моей доли всё тоньше,
Я пока молода,
Но стекло иногда
Спросит: «Чем ты похвалишься больше?».

* * *
Люди часто завидуют птицам.
Птицам, которые выжили.

Окунулась в воспоминанья
Наших первых свиданий с тобой,
Отпустила свои страданья,
Как кораблик в поток речной.

* * *
Ветер резок, а солнце жгуче,
Медлят стрелки часов опять.
Кто-то пишет, а кто-то учит,
Только мне нестерпимо скучно,
И дела на месте стоят.

А тетради зовут за столик,
И учебник устал мой звать,
Виновато вздохну - и только,
Посмотрю, натикало сколько –
Он придёт минут через пять!

* * *
Слово роняет семя.
Не говори - молчи!
Нас упустило время,
Нас развели пути.

Разные, видишь, звёзды
Светят тебе и мне.
Наше с тобою «поздно»
Прячется в стороне.

Жаль те цветы, не скрою, -
Тяжесть долгов сильней.
Жертвую я собою,
Жаль, но тебе больней.

Ты не услышишь слова,
Буду судьбе верна.
Спрячу бутоны в сон я,
Там не найдёт она.

Слово роняет семя –
Не говори, молчи!
Нас упустило время,
Нас развели пути.

* * *
Меня чужим ты именем назвал...
В побитом сердце гневный крик опал.
И я молчу с надеждой и тоской,
Хватая оправдания, - рекой,
Потоками они из трубки льются.
Но только ниже, ниже плечи гнутся.
Твои слова, внезапный твой испуг
Ударами сбивают сердца стук.
Я чувствую, что не могу дышать,
Я лишь хочу слепой поток прервать.

Безглазый и бездушный телефон,
Обманчив твой живой, весёлый звон!..
Меня чужим ты именем назвал –
И речь твою слепой гудок прервал.

* * *
Сквозь побитые крылья надежда
Осторожно глядит, как и прежде,
На звезду.
И твердит моё сердце упрямо:
Я к мечте, пусть нескоро, непрямо,
Но приду.

* * *
Слёзы ручьём, чистым ручьём
Моют озябшую душу.
Был королём в замке моём,
Что ж ты его разрушил?

Слёзы мои грёзы мои
Медленно размывают.
Был ты одним, стал ты другим,
Видимо, так бывает.

Гордость моя, как ты звала!
«Остановись!» - просила.
Как я могла? Я предала
Зов твой родной и милый!

Я к своему лжекоролю
Так приросла-пристыла!
Гордость мою тихо молю:
«Дай мне расстаться силы».

Т. Белозёрова
Свидание
Городок мой, как суслик степной,
Так же спит осторожно и чутко.
Что сегодня нарушит покой?
Самый первый автобус - маршрутка?
Иль тележек скрипучих поток
С помидорами цвета граната?
Новостройка, лихой городок,
Просыпается рановато.
Я в халатике лёгком, ночном
Посмеюсь над тележками звонко,
Хоть душа опустела, как дом,
Из которого вынесли тихо ребёнка.
Но душа молодая недолго в тоске.
Будет радовать снова день новый.
Возвращается мама. В пакет
Ухитрилась букет васильковый
Затолкать между глянцевых овощей,
Свежей, этого года, картохой.
Ей ли не знать, оренбургской вдове,
Как бывает отчаянно плохо.
Примеряю наряд из зелёной тафты,
Чтобы выглядеть модно, богато.
Васильки приколю, чтоб цветы
Подчеркнули глаза синевато.
Рассыпаю я локоны, пусть хулиган–
Ветер их раздувает, влажный,
Как у вышедшей в океан
Парус каравеллы отважной.
Ожидание встречи - сильный магнит,
Остался часок до свидания с милым.
Поправляю на шпильках ремни,
Подкрашиваю гуталином.
Испугалась - зачем самовар верещит,
А кто-то смеётся громко?
Отражаются в зеркале бедной души
И мама, и бабушка, и сестрёнка.
Наварили варенья! Ряд баночек чист,
Косточки вишен кладут на тарелку.
Обрываю отчаянно фикусный лист,
Опрокидываю этажерку…
Предлагают колоть огневые бока,
Шпильку в руки я взять не готова.
Перезрелые вишни умрут на глазах,
А столик окрасится ярко-вишнёво.
И семья от моей неизбывной тоски
Устала: возьми-ка ведёрки в руки,
До далёкой колонки разок добеги,
В труде забываются нервные муки.
Я в косынке, завязанной сбоку, слегка,
В халате цветастом, кухарском,
В топотушках на тонковатых ногах –
Шагаю с ведёрками по Пролетарской.
Не иду, а лечу! Листья на тополях
Шумят и колышут прохладу.
Танцую с ведёрком в руках,
Хорошо мне и лучше не надо.
Опрокинула вдруг вёдра полные, ах!
Я мечтала о сказочном Аладдине?
Он идёт в скособоченных башмаках
С авоськами из магазина.
Обманули мечты, всё пошло кувырком,
Встреч немыслимых злое проклятье.
На свиданье пришла б вечерком
Уж не Золушкой в старом халате.
Королевишной. Тень от ресниц,
Платье цвета травы в апреле,
Чтобы он изумился, мой принц,
И влюбился б на самом деле.
Как вчера, когда встретились с ним
И гуляли вдоль длинных заборов.
Сарафанчик мой был голубым,
Но от бликов моргающих светофоров
То краснел, то в зелёный наряд
Превращался по прихоти автомата.
Чудеса начинались. Машины в ряд
Шли серебряной кавалькадой.
Но сегодня, удаче моей вопреки,
Раскололась хрустальная сказка.
Так студёные, с севера, ветерки
Обрывают листву, как маску,
Чтоб она превращалась в прах,
Чтоб земля понадёжней укрылась,
Обнажив в городских деревах
Их корявость, их некрасивость.
Так весной, когда тают снега,
Выползают на свет дороги,
И апрельских обочин бока
Норовят перепачкать ноги.
С настроением самолёта в пике
Стою, мне же некуда деться,
В топотушках, с ведёрком в руке
И с разбитым вдребезги сердцем.
А могла бы счастливою быть,
От восторга влюбиться запросто,
Корабли я б сумела водить,
Океан бороздить под парусом,
Звездопады преодолеть,
Расстояния дальнего космоса.
Но рука на ведре, как плеть,
Слабоватые звуки голоса.
Зло косынку цветную сорву,
Где ты, ветер, домами сдавленный,
Искривившийся, как горбун,
И асфальтом вконец расплавленый?
Растрепать мои косы спеши,
Рви, размахивай рыжим флагом,
Продолжается ломка души,
Я бреду побеждённым варягом.
Поразбиты мечты-корабли,
Лета тоже осталось немного.
Ослепительный солнечный блик
Перебегает дорогу.

Анна Горбунова
Просыпается город
Просыпается город,
Потянувшись помятой щетиной зелёных газонов,
Умывшись водою из радуг машин поливальных...

Открывает глаза Оренбург,
Раздвигая завесы зеркальных витрин магазинов
И плотные шторы задумчивых спальных районов...

Как сигнал к пробужденью, звучит над Уралом протяжная песня курантов.
Отзывается пеньем синичек, скворцов, хриплым скрипом калиток,
А порою и лаем собачьим наш Восточный посёлок...

Сладким запахом сдобы и тёплого хлеба
Из местной пекарни пропитаны узкие Линии наши...
Свежей горечью тополь, над крышей раскинувшись, шлёт пожелание доброго утра.

Побегут муравьи-пешеходы, спеша на работу и в школу,
И помчатся по узким проспектам, как стайки мальков,
Разноцветные автомобили, отпуская с капотов разбуженных солнечных зайцев...

Это будет потом... А пока - просыпается город...

* * *
Что ж в этом взрослом мире всё так хрупко?
Коснись ладонью — и рассыплешь в прах.
И всё становится чужим... Мне жутко!
И я боюсь, но побеждаю этот страх.

Всё дальше уходят годы войны:
Уходят, как тучи, восходы, закаты…
Уходят, как парни из отчего дома...
Уходят, уходят, и нет им возврата...

Нет, я не жалею, что славы военной
Ни мне, ни ровесникам - нам не досталось.
Досталось в наследье нам горькая память,
Досталась нам гордость, досталась нам жалость…

За грохотом взрывов, за воем снарядов
Мне слышится голос - девичий и тонкий...
За пламенем жутким горящих посёлков –
Концлагеря номер на ручках ребёнка...

Не знаю, как вынесли голод и муки,
Не знаю, как страх удалось победить.
Но верю: стерпели, чтоб дети и внуки
Свободную душу могли сохранить.

Чтоб вновь над Землёю вставали восходы,
Садились закаты и тучи клубились,
Чтоб дети домой, к матерям, возвращались.
Чтоб дети рождались. Чтоб люди любили...

И всё же, в победные залпы вплетаясь,
Мне слышатся в мае и крики, и всхлипы...
И в небе весеннем, крестом пролетая,
Журавлики плачут: убиты... убиты...

Август
Эх, плашмя бы, да и на травы!
Ой, Осирис, играй со мной!
Любят солнечные забавы
Зайцев нежных воздушный рой.
Эх, взяла бы, да утонула
В многоцветье степных миров,
В перезвоне букашьего гула,
В аромате полынных ветров!
Утонула бы в утренней сказке –
Соловьиной мечте до зори.
Утонула в твоей бы ласке,
Ты её мне сегодня дари.
Ах, ну как же люблю я лето!
Нежных сливок полно в облаках,
Много солнца и много света,
И одно только слово «Ах!».
Это слово во мне отдаётся,
Как и запахи, и цветы.
Хорошо, если так удаётся
Зайцем в поле побыть без беды!
Эх, плашмя бы, да и на травы!
Ой, Осирис, ласкай меня!
Любят солнечные забавы
Зайцы средь золотого дня.

Николай Щербанов
Притча о гильзах
Из дымящихся жёлтых гильз,
Пахнущих боем и прахом,
Пили солдаты
Прозрачную горечь веселья.
Пили солдаты,
Обжигая гортань и нёбо,
И теплей становилось
В скрипуче-замёрзших окопах,
И теплей становилось душам
От синего спирта и от победы.
Пили солдаты
Из жёлтых стаканов,
Ещё не остывших от смертного боя.
Из тех же стаканов,
Из которых враги выпили смерть.

Конец войне!
Мы долго ждали этот час,
Когда Победа встретит нас
На дальней горькой стороне.
С Берлином - всё!
В руинах пал!
Испил возмездие в огне –
Он с белой простынёй в окне
Капитуляцию принял.
Берлин, май 1945 года.

* * *
Молчат горячие стволы,
Затих в Берлине бог войны.
Солдат снял каску с головы,
Попил из шпреевой волны.

Как хорошо вдохнуть весну,
Как крепко я теперь усну.
Как напишу письмо домой, -
Что я теперь совсем живой.
Берлин, май 1945 года.