Послание редактору И.А. Бехтереву

Борис Антропов

Признаюсь, что когда-то, перед войной, в дни школьной учёбы, я украдкой ото всех писал лирические юношеские стихи, тогда никем не читанные. В 1941 году у меня уже было стихотворение на тему нападения гитлеровской Германии на нашу страну и, как патриот, отнёс в редакцию «Чкаловской коммуны», но его, как это принято, не напечатали. Но я самодельно, авторучкой, печатными буквами (я был редактором и поэтом школьной стенной газеты) собирал свои «творения» в блокнот, и даже взял с собой на фронт. И Вы представляете себе, что мои стихи, т.е. блокнот, который я заранее оклеил, чтоб не измялся, в толстые корки от какой-то старинной книги, чудом сохранил мне жизнь в бою. Когда разорвался снаряд на крыше, то его осколки ударили вниз, сквозь потолок в пол. Нас в штабе батальона было четверо солдат связных и несколько офицеров. Но никто не был убит и не ранен. И только мне одному пришлось пережить несколько неприятных минут. Один из осколков отскочил от печки и рикошетом угодил мне в нагрудный карман гимнастёрки, прямо в сердце... так что я задохнулся и еле устоял на ногах. И, пробив как есть всю толщу блокнота, там и застрял, вспоров только кожу до ребра. Это было страшное, но совсем лёгкое ранение. В комнату с повисшими с потолка досками вбежал санинструктор, увидев большую дыру в груди, подумал, что мне уже каюк. Но когда задрал гимнастёрку — разочаровался. Через пару часов на лесной поляне я был вторично ранен в плечо, и только тогда заставили уйти с поля боя в медсанбат. Блокнот, с засохшей на страницах кровью и со сквозной дырой посредине, не сохранился. Где-то случайно затерялся в буднях военных дорог. Мы ведь тогда не чаяли остаться в живых и вернуться домой.
… Из-за болезни ног и утраченного здоровья уже много лет хожу с клюшкой, а ведь 40 лет в музпрокате и 20 по совместительству в музыкальной школе имени Чайковского, музыкальном училище, филармонии и культпросвет училище безупречной работы отдал родному Оренбургу. Как все ветераны рассказывают устно о войне, я решил безыскусственно поведать бумаге, потому что видел на полях сражений смерть, страшные увечья, кровь и человеческие страдания... Неужели всё это надо похоронить в себе? Ведь это было с нами и с каждым в отдельности.
Так как юбилейный год 55-летия Победы пока не кончился, и по Оренбургскому телевидению ещё передают воспоминания ветеранов войны «Так было», то и я решился кое о чём вам напомнить, вероятно, всеми забытое.
В 1946 году, когда я демобилизовался через Свердловск из Будапешта, город Оренбург изобиловал калеками. По улицам некоторые ползли на культяпках, отпиленные и обрезанные в госпиталях ниже колен, обутые в круглые, из толстой кожи, вроде калош, опорки. А другие без рук и ног или с одной ногой на костылях — бывшие солдаты Отечественной войны. Они уж больше были не нужны армии и, вероятно, добивались у властей каких-нибудь средств для существования, квартир и колясок для безногих. И в кабинетах разыгрывались настоящие драмы. Солдаты выкладывали на стол справки о ранениях, справки о наградах, но начальство были глухи к их требованиям. Ничего инвалидам заранее не было предусмотрено. И только через несколько лет появились коляски с ручным приводом, а затем и моторные. Что им оставалось делать?
Знаю, те, кто больше всех пострадал на войне (без ног), передвигались по тротуарам на самодельных низких колясках (доска, к которой пристегивались ремнями), вместо колёс — шарикоподшипники, отталкивались при езде руками от земли деревяшками с рукоятками. И странно, и больно было видеть бывшего бравого солдата ростом в одну треть среди нормальных пешеходов с ногами.
Я видел, как молодые парни, инвалиды войны, сидели у входа на Центральный рынок прямо на сырой земле, с шапкой для подаяния, протягивая к прохожим страшные, почти кровавые, обнажённые обрубки рук и ног, с мукой в лице умоляя бросить им несколько монет. Я видел, как толпа в самой гуще рынке вдруг раздалась вширь. Я протиснулся и... о, боже! На земле у ног людей плашмя кантовался с боку на бок, ловко перевёртываясь, инвалид войны, бренча многочисленными медалями, без рук и без ног под самый обрез, как какой-то человеческий обрубок (словно его когда-то четвертовали), снизу до шеи зашит... в добротный кожаный мешок. И только одна голова... Народ жадно смотрел. Некоторые не стыдились слёз. Что может быть страшней? И за его речи, и за художественные выступления, видно, был плясуном и гармонистом, фронтовые песни, что он пел, лёжа на земле, сердобольные слушатели не жалели своих денег. И тут же шапка шла вкруговую. И после «представления» его увозила с рынка родная жена в детской коляске, как ребёнка... Может, забыть всё это, не воскрешать в памяти? А как же крылатые слова: «Ничто не забыто и никто не забыт»? А их сейчас нет в живых. Они в могилах у Вечного огня, на стелах.
2000 год.

Антропов Борис Кузьмич родился в 1923 году в Оренбурге. Учился музыке у Л.В. Ростроповича. В 1943 году был призван в армию, воевал, трижды ранен.
С 1950 года — фортепьянный мастер-настройщик, самый известный в городе. Умер в 2002 году.
Очерки, рассказы, этюды и воспоминания Б.К. Антропова печатались в альманахе «Гостиный Двор», в антологии «Помнит мир спасённый», в газетах «Вечерний Оренбург», «Южный Урал».
Ранее неизвестные произведения Б.К. Антропова вошли в книгу «Долгие вёрсты войны», которая издаётся к 65-летию Победы над фашистской Германией.