Непосвящённому человеку разобраться в современных финансовых и экономических системах непросто. Почему, например, зарплаты горстки топ-менеджеров в сотни и тысячи раз превышают доходы «обычных» граждан?!
В России пропасть между доходами «сливок общества» и «остальными» зияет особенно цинично и вызывающе.
Наш собеседник – доктор экономических наук, директор Центра исследований постиндустриального общества Владислав Иноземцев.
– Владислав Леонидович, у всех на слуху примеры, когда владельцы убыточных предприятий выплачивают огромные вознаграждения своим топ-менеджерам. Причём последние выговаривают себе все мыслимые и немыслимые компенсации на случай увольнения. Получается, что они не очень-то заинтересованы в успехе компаний, которыми управляют: ведь свои «премиальные» они получат в любом случае.
– Разделение интересов тех, кто владеет собственностью, и тех, кто ею управляет, имеет долгую историю. Она начинается ещё с античных поместий. То, что не все собственники предприятий будут ими управлять, стало очевидно ещё в XIX веке. Наиболее активно этот процесс идёт последние полтора столетия и принимает в разных странах разные формы. В США возобладала модель, при которой компании привлекают больше средств для развития производства от размещения своих акций, чем от банковских кредитов, в Европе традиционно происходит наоборот. Поэтому культура управления и его цели разнятся.
Замечу: когда думаешь не о продукции фирмы, а о её «финансовом имидже», не обязательно добиваться хороших производственных показателей. Важнее демонстрировать свою успешность в финансовом отношении. И едва ли не основным показателем такой успешности стала степень обогащения тех, кто связан с компанией, кто является её «лицом», кто говорит от её имени. Чем больше вы платите своим менеджерам, чем больше дивидендов «отстёгиваете» держателям акций, тем дороже будет оцениваться ваше предприятие.
К тому же с середины 1970-х годов произошли кардинальные изменения в сфере оплаты труда.
Доходы людей без высшего образования к началу 1980-х перестали расти. Напрочь. С начала 1990-х это коснулось и обычных выпускников вузов. Зато дороже стал оцениваться труд тех, кто имел учёные степени, редкие способности. Политолог Фрэнсис Фукуяма в 1995 году писал, что «в современном обществе большая часть классовых различий обусловлена разницей полученного образования».
Всё это в итоге привело к тому, что среди менеджеров появились свои «звёзды». Как в музыке, кино, спорте. Тем управляющим, которые сумели ярко проявить себя и попали в «звёздную обойму», даже не обязательно впредь достигать больших успехов. Собственники компаний конкурируют между собой за право нанять их на работу, потому что само присутствие «звёзд» поднимает престиж компаний и соответственно их стоимость.
– А упомянутый Вами рост разрыва доходов между удачливыми интеллектуалами и «простыми смертными» не чреват будущими социальными потрясениями?
– Это действительно довольно серьёзная проблема. В США, например, 94% роста совокупных доходов в 1990–2000 годы пришлись на 5% населения. Сложилась парадоксальная ситуация, когда «низший класс» хочет повышения зарплаты, но не может её получить, потому что работодатель не видит в этом никакого смысла: зачем платить больше продавцу, если на его месте всегда может оказаться другой, готовый делать то же самое за такие же или даже меньшие деньги? А люди, принадлежащие к «новой трудовой элите», даже не настаивая на повышении зарплат, оказываются в ситуации, когда их доходы растут.
Этот процесс идёт очень быстро, и он необратим. И психологическое напряжение между двумя «полюсами» будет увеличиваться. Единственный способ как-то смягчать его – гигантские расходы на программы по поддержке малоимущих. В Евросоюзе этому уделяют большое внимание. По статистике, в Старом Свете доходы ниже черты бедности получает почти каждый пятый – 21% населения. Но благодаря социальным выплатам число реально живущих за этой чертой сокращается до 4%. А в США, где в бедных числится каждый шестой, программы социальной защиты населения практически не работают. Это таит в себе серьёзные опасности для развития страны.
– Давайте обратимся к российским реалиям. Высокие зарплаты наших топ-менеджеров имеют ту же природу, что и на Западе?
– У нас процесс надувания финансовых пузырей, который присущ в первую очередь экономике США, принял ещё более гипертрофированные формы. Последнее десятилетие наши бизнесмены только и занимались тем, что пытались увеличить капитализацию своих активов. Миллер обещал сделать «Газпром» самой дорогой компанией мира. Причём это была не частная инициатива отдельных предпринимателей, а целенаправленная государственная политика. Вспомним, как Путин принимал в своё время в Кремле организаторов IPO «Роснефти». Идея надувания финансового пузыря, выраженная в благопристойных фразах, стала чуть ли не национальной в минувшем десятилетии. В результате накануне кризиса «Газпром» оценивался в 29% ВВП России. В то время как «Дженерал Электрик» – самая дорогая компания США – стоила меньше 3% валового продукта этой страны. Стоит ли удивляться, что, к примеру, «успешный» АвтоВАЗ заплатил в 2008 году своим топ-менеджерам больше, чем всему остальному трудовому коллективу?!
– Кризис показал, что воспринятая нами модель экономики довольно неустойчива. Не настала ли пора сменить её на более предсказуемую и адаптированную к нашей «почве»?
– Экономика в её нынешнем виде стала выстраиваться у нас в начале 2000-х. До этого мы больше ориентировались на европейскую модель. Она заключается в том, что основным источником финансирования для развития предприятий остаются банковские займы. А для того чтобы получить кредит, надо добиваться реальных достижений в производстве и экономить на издержках. Это позволяет в том числе избегать перегибов в оплате труда. Для сравнения: средний доход каждого из 20 высших менеджеров прибыльного европейского «Фольксвагена» в 2008 году был в 8,2 раза меньше, чем у такого же менеджера в обанкротившемся в прошлом году американском «Крайслере».
Как видите, развитие экономики в Старом Свете идёт более гармонично и меньше подвержено финансовым кризисам. Однако признаков того, что мы вернёмся к европейской модели, я, к сожалению, не вижу.
Нам постоянно внушают, что у нас такой замечательный, едва ли не самый низкий в мире подоходный налог – 13%. Но это не так. Если мы посмотрим на большинство развитых стран, то там большие налоговые отчисления (от 20% и выше) делают граждане, которые получают больше 25–40 тысяч евро в год. А те, кто зарабатывает даже 12–20 тысяч евро (что и так выше нашей средней зарплаты в 2–3 раза), либо не платят вообще ничего, либо отдают государству 5–8%. Даже американцы заявили в этом году, что налог на бонусы топ-менеджеров должен составлять 50%. У нас же «белый воротничок», зарабатывающий миллионы, платит те же 13% налога, что и дворник, а единый социальный налог на его доход даже меньше в процентном отношении, чем у этого самого дворника. То есть никаких преград для роста зарплат финансовой элите никто не ставит.
Кроме того, что бы ни говорили про американскую экономику, она вполне жизнеспособна. Несмотря на кризис, система устояла. Корпоративная этика осталась абсолютно прежней. Может быть, в ближайший год отдельные менеджеры из принципа корпоративной солидарности откажутся от сверхдоходов, но затем всё вернётся на круги своя. И в США, и у нас. Таким образом, две модели экономического развития, европейская и американская, будут всё больше «расходиться».
– Ну хорошо, раз уж нам никуда не деться от американской модели с её неизбежно баснословными зарплатами «белым воротничкам», давайте попробуем разобраться, что за люди современные российские топ-менеджеры. К чему они стремятся, существуют ли для них такие понятия, как нравственность, патриотизм?
– Нельзя сказать, что это однородная среда. Наиболее эффективно российские менеджеры работают в тех сегментах экономики, которые возникли с нуля. Например, в сфере мобильной связи или торговых сетей. В основном там задействованы креативные, энергичные люди, в профессиональном отношении ничуть не уступающие своим коллегам из западных компаний.
Хуже обстоит дело с теми, кто работает в крупных компаниях, связанных с государством. Это и нефтегазовая отрасль, и оборонная промышленность, и автомобилестроение. От «дорогих» менеджеров в таких компаниях практически ничего не зависит. Разве от того, что на АвтоВАЗе до последнего времени работало 28 вице-президентов, его продукция стала качественнее? На мой взгляд, те менеджеры, которые длительное время существовали в подобного рода забюрократизированных коммерческих структурах, практически потеряны для «здорового» бизнеса.
Что касается целей и идеалов… Конечно, в первую очередь профессию менеджера выбирают люди, нацеленные на финансовый успех. Как только они его достигают, на первый план выходят карьерные соображения. Как известно, нет вменяемого начальника управления, который не хотел бы стать директором корпорации. Когда начинавшие с самых низов менеджеры достигают в своей компании вершин, они становятся её патриотами. И это чувство, можно сказать, заменяет им любовь к Родине.
К тому же крупный бизнес сейчас в большинстве своём транснационален. Одна компания имеет предприятия не только в разных странах, но и на разных континентах. Поэтому, скажем, немецкому менеджеру важно, чтобы производство его корпорации одинаково успешно развивалось и в Германии, и в Индии или Бразилии. В этом, я, кстати, вижу залог того, что в будущем масштабные военные конфликты между развитыми странами станут невозможны: настолько тесно будут переплетены их экономические интересы.
– Сейчас идут разговоры о модернизации...
– Считается, что она выведет нас на «инновационный путь развития». Я не понимаю, как он поможет нам поднять экономику. Если при нынешнем положении промышленности мы займёмся массовым изобретением ноу-хау, их просто негде будет применять. В лучшем случае мы продадим их в те же страны, куда уезжают наши молодые учёные.
Для того чтобы внедрять инновации, должна существовать активно развивающаяся промышленность. В советское время страна производила до 500 самолётов в год. Если в конструкторских бюро задумывались, как, например, улучшить аэродинамику летательного аппарата, делали несколько пробных самолётов и при хороших результатах запускали их в массовое производство. А сегодня мы выпускаем 5 самолётов в год.
Каким образом прикажете внедрять инновации? Посмотрите на Китай. Они ничего не изобретали, все разработки скопировали, попросту говоря, украли. Зато модернизировали страну. Скоро у них будет самая длинная в мире протяжённость дорог с современным асфальтовым покрытием. Уже сегодня Китай – самый крупный производитель автомобилей в мире. Да, они пока не отличаются высоким качеством. Но несколько лет назад их машины вообще никуда не годились. Всё, как говорится, познаётся в динамике.
Кроме того, наши чиновники попросту не хотят инноваций. Как, впрочем, и бизнесмены. Простой пример. В Швеции асфальт на бетонной основе служит в среднем 32 года. У нас – 4. Почему бы нашим дорожникам, увязающим в постоянных ремонтах, не применять в России шведскую рецептуру? Да потому, что у тех, кто за это отвечает, возможностей «распиливать» государственные деньги, идущие на ремонт, станет гораздо меньше.
– Всё так безнадёжно?
– Мы уже много лет не можем перейти на стандарт бензина евро-3. Каждый раз нефтяники продавливают очередную отсрочку в правительстве, оправдываясь некими финансовыми сложностями. Это при сверхвысоких ценах на нефть!
А в Старом Свете на этот случай существует Еврокомиссия, которой в общем-то всё равно, что о ней думают национальные правительства и тем более бизнес. Она решает, что к такому-то году весь Евросоюз переходит на такой-то стандарт качества. И пусть попробует какая-нибудь компания не перестроиться в срок! В лучшем случае её закроют до того, как она проведёт у себя модернизацию. Вот такие административно-коммерческие методы воздействия на предприятия, я думаю, могли бы – и должны – успешно применяться и у нас.
Беседовал Алексей Полубота.