В февральском номере мы познакомили читателей с творчеством одарённого поэта, нашего земляка, уроженца села Сапожкино Бугурусланского района Дмитрия Морского. От читателей получили много добрых откликов. Продолжаем публикацию его наследия.

Письмо дальневосточнику
(отрывок)
Жёлтый коршун вьётся над страной.
Жёлтый призрак бродит вдоль границ.
Не дремли в дозоре под луной,
Не смежай под звёздами ресниц.
Штык и шашку острыми держи,
Холь коня, как друга своего.
Подбородник туже завяжи,
Выезжай на подвиг боевой.
Если часом встретишь ты врага,
Весть подай, как велено тебе.
Не пускай к родимым берегам,
Мир труда отстаивай в борьбе.
Я сменить тебя всегда готов,
Патронташ с винтовкою при мне.
Нет, не сброшен с воинских счетов,
Жизнь и сердце я отдам стране!

Думы
Выведу каурого коня
Из ворот колхоза к водопою,
Песней встретит соловей меня,
Ты махнёшь мне шапкой голубою.
Шалый ветер колыхнёт рябину,
Радугами вспыхнут жемчуга,
Я взмахну походным карабином
И покину эти берега.
Я покину, как на утре жизни
Покидал поля и край родной -
Уходил за горькую отчизну
Умирать над Северной Двиной.
Штурмовал я чёрные твердыни,
От обломков край освобождал,
Среди пепла и глухой пустыни
Мир труда и счастья создавал.
Пеленал, как первенца родного,
Как младенца, соскою кормил,
Если надо, кровью сердца снова
Напою я этот край, чтоб жил!
Конь и я, мы духом молодые,
Не беда, что в серебре виски,
Если грянут горны боевые,
Мы готовы броситься в штыки...
Пусть же ветер колыхнёт рябину
Ты уйдёшь, роняя жемчуга, -
Я помчусь с серебряной чубиной
За былыми песнями в луга.
Может быть, там юность среди песен
Продолжает майским флагом плыть?
Может быть, из стай летучих вёсен
Я одну сумею подстрелить.

В дороге ночью
Молчит мужик, а мерин скачет,
Телега глухо тарахтит...
Встаю от тряски на карачки,
Мужик, насупившись, глядит.
Крадётся тихо полумесяц
За склон в неясные кусты.
Мужик, в раздумье низко свесясь,
О чём-то в темноте грустит.
Плывут туманные виденья
Полей в узорах деревень,
И вьются призрачные тени,
Колебля облачную сень.
Мужик угрюм, молчит в раздумье,
И мрак висит над ним, как бред,
А мне так хочется безумно
Ударом вышибить рассвет.

За ткацким станом
В избе, копчёной до чернины,
От слоя сажи, с потолка
Повисли пышные павлины
Тенет волнистых паука.
На привязи телёнок сонный
Жуёт замусленный жвачок,
Сверчок сверлит неугомонно:
Чир-чир...Чир-чир...сверлит сверчок.
Поводят белыми усами
Мокрицы в луже на полу,
И печь косыми кирпичами
Сдавила сизую золу.
А ткацкий стан гудит, как в бочку,
Берда стучит: тук-тук... тук-тук,
Челнок змеёю водит строчку
Под переплётом ловких рук.
Челнок снуёт в струях основы,
Журчит по белому холсту,
Звенит, журчит, снуёт кленовый
Цевницы нежный перестук.
И холст ползёт, как паутина,
Дорогой млечной на каток,
Пятном расплывчатым кармина
Заря бликует потолок.
Челнок скользит между основой,
Берда чеканит: тук да тук,
Журчит челнок, снует кленовый
Цевницы звонче перестук.

Холсты
Потому, знать, плотно облегает
Полотняная рубаха мне бока,
Что всю ночь холстину уминает
Горб большой дубового валька.
И всю ночь в деревне полусонной
За вальками где-то пляшет сотня рук,
И звенит, звенит неугомонно
В пьяном воздухе далёкий перестук.
Голоса-водобои до неба,
Золотые ручьи родников,
Так и брызжут с хмельного разбега
В переплёт перестукам вальков.
Эх ты, мать моя, матушка, глянь-ка
Через мшистую раму окна,
Как с девицами хлещет твой Ванька
По квадратным пластам полотна.
Переплещутся ль песни России?
Переткутся ли в сёлах холсты?
Мы сегодня луну загасили,
Застелили холстами мосты.
Эх ты, ночь моя, ночь золотая!
Из холстины сияет твой путь,
Оттого, знать, и звёзды не тают,
Что узоры холщовые ткут.

Столяр
Большой. В холщовом фартуке.
Лицо, как страдный день.
Топор увесистый в руке.
В ногах кленовый пень.
С небес прожектор - мызг! - лучом,
И стружки вспыхнули в углу.
Сосна медлительным ключом
Сочит янтарную смолу.
Игривый взмах, топор звенит,
Гудит в занозистой руке,
Как бомбой взорванный гранит,
Взлетел фырча щепной букет.
Сталь взвизгнула в зубах бревна,
Пила разбисерилась в трель,
И смехом брызнула сосна,
Слезя медовую капель.
Спирали стружечных пружин
С присвистом змеями взвились
Из-под рубанка на аршин,
Как струи огненные ввысь.
Беснуется токарный стан,
Звучит на миллиард ладов,
Зазывисто поёт баян,
Как соловей садов.
За взмахом взмах-размах-удар,
Рубанок свищет по сосне.
В избе малиновый пожар,
Столяр горит в огне.
Звенит топор, в припляску стан
Весь гуд-аккорд, удар,
Звенит сосна, поёт баян,
Стучит, поёт столяр.

Валенщик
Валенщик. Чёрный и потный.
Жиром пропитанный кряж,
Глянцевым фартуком плотно
Силы спрессован багаж.
В ставни стучится и свищет
Зимняя злая пурга,
По полю бурному рыщет,
В небо вонзает рога.
Валенщик кашляет горном,
Такой коренастый, как дуб,
Смычком по струне бьёт упорно,
В такт только прыгает чуб.
Стёкла дрожат от напора,
Зазывисто жила жужжит,
Буран кувыркает заборы,
Скрежещут о жернов ножи.
Валенщик рунья шелковые
Выложил с лаской на стол,
Пальцами нежно - сучковыми
Гладит, как женский подол.
Ветер беснуется, плачет,
Воет волчицей в трубе,
С лаем от окон отскочит,
С визгом прижмётся к избе.
Печь полыхает пожаром,
Клокочет вода в чугуне,
Варятся валенки варом,
Громы и бури в огне.
Валенщик чёрта упорней
Формирует спутанный клок,
Рубцует и точит - весь черный,
Вбивая колодку в носок.
Не спится детине без дела,
Сила суставы томит,
И снова, как прежде, запела
Струна из-за облака тьмы.
И снова беспутная вьюга
Хлыщет в окошко хвостом,
И валенщик нежно, как друга,
Валенок гладит вальком.

Плотничаю
Бренчаньем пробуждённых гусель
Пила вгрызается в бревно...
Гигожут за рекою гуси,
Как раздирают полотно.
Глазами пламенными дали
Сжигаю рано на заре...
По небу хочется ударить,
Чтоб вызвать солнце поскорей.
Но были дни, когда с мученьем
Восход проржавленный встречал,
И плыл тогда я по теченью
С ярмом воловьим на плечах.
Работу ту же повторяю,
Что двадцать лет тому назад...
С утра встаю: тешу, строгаю,
Пока не выгорит закат.
Стирка
Ранней зорькой над корытом
Ты сгибаешься спиной.
В жижу грязи руки врыты.
Всплески спорят с тишиной.
Пена пышет,
С шипом щёлок
К локтям выше...
Ой, и колок!
Но без дум и сожаленья
Трёшь и трёшь сорочки шов.
Только фартук на коленях
Пляшет до узла с углов.
Брызжет лоб твой ожерельем,
Точно в жемчуге росы...

Сон
Стояли инеем покрыты
Вершины елей и берез.
Я шёл дорогою забытой,
Со мной шагал в мехах мороз.
Серебряную тишину
Держали искристые сосны,
Я молча мерил глубину
Снегов сыпучих и заносных.
Над неумятою тропой
Висели звёзды в синем небе,
И белогрудый молодой
По небу плыл печальный лебедь.
Он плыл, а лесники рубили
Стальными топорами сруб,
И иней голубою пылью
Садился каждому на чуб.
Я шёл и мысли ткал о том,
Как хорошо бы в этом срубе,
На обмолоте золотом,
Любимую свою голубить.
Бежало звонко бездорожье,
Косматый ельник чутко спал,
И дятел носом осторожно
Кору берёзы пробивал.
И в вышине ночная птица
Крылом колола тишину,
А сердцу сладко было биться,
Рвалось за птицей в вышину.
И первой молнией весны
Топор звенел над срубом звонко,
И соловьём свистел лесник,
Переливаясь нотой тонкой.
Я шёл задумчивый средь сосен
И, отряженный на заносе,
Спросил: «При серебре ночей
Какой безумец из людей
Заставил петь в лесу верстак?»
И так ответил весельчак:
«Земля богата чудаками,
Такой, как ты, заставил нас
Свистеть зимой над верстаками,
Звездой светить на ватерпас».
- А кто же он, откуда родом?
- Погодь немного, не стучи.
- Но рази с эдаким народом
Возможно што? Эй, замолчи!
Кажись... Не помню, как сказал,
Насчёт породы тоже неведом,
А вот и сам он прискакал
К тебе же по сугробу следом.
Взглянул я: высеченный профиль
Блеснул, как мрамор при луне,
И чернокудрый Мефистофель
Сидел на вороном коне.