Священник Алексий Агапов
Сегодня кланяться не принято. Это слово давно превратилось просто в фигуру речи. А сам поклон, столь распространённое когда-то приветствие, воспринимается теперь как выражение подобострастия и самоуничижения. Только в Церкви православные по-прежнему бьют земные и поясные поклоны, молятся, стоя на коленях, и нисколько этого не стесняются.
Поклон — часть христианского обряда. Сегодня слово «обряд» чаще всего звучит с отчётливым негативным оттенком. Казалось бы, достаточно вглядеться «внутрь» самого слова, чтобы задаться вопросом: от обряда что вообще может быть доброго? Обряд — обряжать — рядить — рядиться: притворяться, лицемерить!

Видимо, дело в том, что именно через обряд осуществляется связь, взаимная связанность всех элементов мироустройства с жизнью человека. В символе обряда мир видимый, осязаемый, описуемый ищет точки соприкосновения с миром небесным. С миром, который ни при каких обстоятельствах не вписывается в доступные нашей логике рациональные схемы. Как ни удивительно, в осуществлении этой непростой задачи перехода границы между земным и небесным, видимым и невидимым обряд нередко прибегает к символическим средствам, вполне доступным для нашего понимания — можно сказать, «детским». К числу таких простых и в то же время важных обрядовых действий относятся и поклоны. По мысли Евангелия, миссия человека в мире — не «развоплотиться», не превратиться в «чистый дух», оставив погибать на бренной земле всё материальное, но привести ко Творцу весь возлюбленный Им мир. Для христианина очевидно, что прославлять Бога, воплотившегося во Христе, можно и должно душою и телом — всем существом.

Детское восприятие окружающего нас мира (и мира невидимого — в том числе) прямо «рекомендовано» нам Самим Спасителем: «… если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное» (Мф. 18:3).
Всякая радость ребёнка растворена доверием, уважением и благодарностью к тому большому и непознанному, что живёт и движется вокруг него, к тому, от чего напрямую зависит его жизнь. Затем ребёнок вырастает. Теперь многое в жизни зависит непосредственно от него. И память о том, что «Бог большой, а я маленький», сохранять всё труднее. Чтобы помнить это, одного абстрактного философствования оказывается мало. Вот тогда на помощь и приходит детская память о нашей малости. А ещё — Евангелие. Грешный мытарь, который пал на колени и молился, боясь поднять от земли очи, — и вышел из храма с оправданной совестью (см. Лк. 18: 9-14). Несчастная мать, которая умоляла Христа исцелить её беснующуюся дочь: сперва кричала в голос, неотступно следуя за Ним (причём Господь долго оставался будто бы глухим к её мольбам), а потом подошла и, упав к ногам, упрямо продолжала просить: «Господи, помоги мне!» И вот, наконец: «О, жено, велия вера твоя! Буди тебе, якоже хощеши» (см. Мф. 15: 21-28). Жёны-мироносицы (и среди них — Сама Божия Матерь, славная превыше небесных ангелов!), встретившие в предрассветной утренней дымке Воскресшего Христа, — о радость, которой и искали, и не чаяли! «И они, приступив, ухватились за ноги Его и поклонились Ему» (Мф. 28: 9).
Мы нередко строим из себя нечто друг перед другом («воздвигаем», «возвышаемся»). От этого устаёт не только душа — весь человек. Но «держаться независимо» пред Богом — это просто верх усталости, это нас разрушает. Самый же простой (и притом традиционный) жест почтительного приветствия, ожидания прощения и помощи, жест благодарности — это наш поклон (и Богу, и ближнему).
Между тем современный человек может дожить до старости, ни разу никому не поклонившись (физически) — и вменяет это себе в заслугу. «Никогда никому не кланялся и теперь не буду», — можно услышать от того, кто впервые пришёл в церковь. Мне кажется, такая «жестоковыйность» — от страха унижения и принуждения, которым наш человек подвергается постоянно и повсеместно. Действительно, нас ни за что обругивают в общественном транспорте, в поликлинике, на работе. Нам приходится заискивать и униженно просить во всемозможных кабинетах ЖЭКа, в отделе соцзащиты, в больнице и т. д. И, внешне не сгибая шеи, мы много и часто внутренне распластываемся перед тем, чего не признаём и даже презираем, презирая при этом и себя за слабость. У нашего соотечественника чувство собственного достоинства — это зона, обожжённая историей советского времени: доносами, пытками, публичными бичеваниями и покаяниями, анкетами, разрешениями-запрещениями на выезд… В общем, человек не выдерживает всего этого и даже самой памяти об этом — и уходит в глухую оборону: чтобы я по своей воле кому-то поклонился? — ещё чего! Это как раз очень понятно и знакомо. Удивительно бывало другое: случайно подсмотренное иное употребление поклона. Например, в коридоре Московского университета: профессор (это был Никита Ильич Толстой) церемонно раскланивается со студентом-первокурсником, студент отвечает ему тем же. И в этой церемонии столько сердечности и достоинства! Становилось понятно: эти люди — из какой-то другой жизни, их связывает что-то важное. Впоследствии выяснилось, что этим важным была Церковь: Никита Ильич и тот первокурсник были прихожане одного храма.

Возле Церкви нередко водится такая разновидность регулярных «прихожан-около»: мужья, которые привозят жён на службу, а сами ждут снаружи. Неделями они сидят в машине. Потом начинают выбираться и бродить вокруг храма. Ещё погодя (ну ладно, хорошо, зайду уж!) могут стоять на службе, не крестясь, ещё дольше — уже крестясь, но — не кланяясь. Люди переживают настоящую ломку! Им нужно время, чтобы убедиться: это не насильно, это как ты сам решишь. Те из них, кто остался в храме, спустя годы помнят, как это было непросто — поклониться первый раз. Поклон в церкви — это действие по доброй воле, это признание главным в своей жизни — Бога, это шаг к освобождению от гордыни. Признавая свою неполноту, человек вдруг испытывает облегчение — оттого, что почувствовал, что он не один держит небо (семью, работу, бизнес), которое он так боится уронить. Что есть Кого просить о помощи, и просить её не унизительно, потому что в отношениях с Богом чего нет — так это насилия и унижения.
В поклоне проявляется парадоксальность христианской веры. Я кланяюсь Богу, потому что это моё выстраданное убеждение (или воспитание, которое я признаю правильным), и я этого не стыжусь: так — поклоном — я выражаю свою свободу.
А кого-то на колени бросило горе. Оно не ждёт, пока мы справимся со своими внутренними барьерами. Когда человек, как Иов, остаётся один на один с Богом, он не задаётся вопросом, как ему встать и как держать руки, и не уронит ли он своё достоинство, преклонив шею или даже упав на колени.
Среди христиан принято кланяться друг другу при встрече и заочно «передать поклон» вместо привычного «привета». Между словами «Передай привет!» и «Передай поклон!» есть большая разница. Первое можно перевести так: «Скажи ему: я его помню, пусть и он меня не забывает!» Не так уж плохо. Но передать поклон — это нечто большее: «Я помню тебя в Боге. Помолись и ты обо мне!» Чтобы поклониться друг другу, необходимо остановиться. И даже просто передавая на словах поклон, человек невольно разрывает вокруг себя и в себе самом круговерть суеты. Умение и готовность вот так остановиться, преодолев «невыносимую лёгкость бытия», и склониться перед Богом и перед ближним, — в этом есть достоинство, благородство и настоящая свобода.

Поклон – символическое действие, служащее выражением чувства благоговения перед Богом; употребляется в христианской Церкви с древних времен.
Энциклопедия «Религия».