Большому русскому писателю, нашему земляку Петру Краснову – 60 лет.
С юбиляром беседует главный редактор газеты «Вечерний Оренбург» Александр Старых.
- Пётр Николаевич, первая твоя книжка «Сашкино поле» вышла в 1978 году тиражом, невиданным по сегодняшним меркам, – 200 тысяч экземпляров. А собрание сочинений в пяти томах в 2009 году всего лишь 1100 экземпляров. Причём мастерство писательское росло год от года, и это признано, отмечено многими литературными премиями. Что же случилось за эти годы?
- Погром великой культуры – причём не только советской, якобы идеологической насквозь, «тоталитарной», но и русской классической в особенности, культур иных народов СССР, то есть исторической России, как она сформировалась к середине прошлого века. К слову сказать, культур неидеологических попросту не бывает, культура как раз окончательно оформляет идеологию, придаёт ей иное, более высокое измерение, чем просто внутренняя и внешняя политика страны, нации. И погром этот был и, не в меньшей мере, остаётся по сей день вполне сознательным, намеренным, направленным на подавление народного сопротивления всем этим человеконенавистническим «реформам», на слом его жизненных сил, именно культурой сохраняемых и возобновляемых. Всё это политиканство кремлёвских верхов видно как на ладони хотя бы из содержания телепрограмм, - это и есть их идеология: вседозволенность корысти ради, животный эгоизм, тотальная пошлость больших «бабок» и легкожительства. Литература у нас всегда была ведущей частью культуры, вот по ней и ударили первым делом. Мы стали, по Горькому, страной «жёлтого дьявола», системы книгоиздания и торговая книжная сеть были первыми разорены и отданы ему на откуп, их захватили и переформатировали по-своему вполне-таки мафиозные подчас структуры, нацеленные только на барыш, вот и гонят низкопробное чтиво. Места хорошей художественной литературе почти не оставлено, она его отвоёвывает, конечно, но с большим трудом.
Что касается моего второго собрания сочинений, а по сути – расширенного переиздания первого четырёхтомника, то мы с Зинаидой Максимовной Мурашко, издателем моим, рассчитываем, что его закупят для общественных библиотек области. Решение нашего министерства культуры на закупку пятисот экземпляров уже мы с благодарностью получили, но ведь их, библиотек, более тысячи в Оренбуржье. И вполне понятно, наверное, моё авторское желание дойти если не до всех, то до большинства моих читателей – а они у меня, слава Богу, есть.
- Главный редактор «Литературной газеты», известный писатель Юрий Поляков в недавнем интервью «Аргументам и фактам» называет главной причиной нынешнего отношения к книге то, что ушла мода на чтение. По данным последнего соцопроса, больше четверти россиян не читают вообще. А между тем в стране существует больше десятка литературных премий. Только ли в утраченной моде дело?
- Премий-то значительно больше десятка, но дело, по большому счёту, не в них, настоящие писатели и без них пишут как надо, как требует их талант и совесть. А мода была, скорее, на собирание книг, хотя и читали тогда очень многие – был он, массовый читатель, и массовая литература среднего, более или менее крепкого уровня, не разрушающая человека, но зовущая его к лучшему, с нравственным отношением к миру. Была потребность в чтении, которая диктовалась всей атмосферой созидания и роста в стране, как материального, так и культурного, духовного. «Застой» был в стратегии дальнейшего развития, в верхах, позорно не справившихся со своими обязанностями, долгом перед народом, а не в самом народе, не в общем движении общественной и культурной жизни его, которая хотя и не без недостатков, но уверенно шла на подъём. Быть читающим, знающим, широко образованным значило быть не столько модным, сколько престижным в лучшем и высоком смысле этого слова, с повышением общественного статуса своей личности и её должной реализацией в общем деле. Мощное общекультурное поле, сдерживающее дурные инстинкты и подвигающее человека тянуться вверх, к знаниям и свету, – вот, может быть, главное достижение советских лет. Массовый читатель и сейчас, пожалуй, есть – но сильно поужавшийся в ней, «массе», и много потерявший в качестве своём, ведь какую только навязанную дрянь ни читают... И, конечно, возникло множество отвлекающих от чтения факторов, из них первый – нищета, пресловутая «борьба за выживание» в социал-дарвинистском монстре, сварганенном при нашей позорной тоже пассивности всякими подонками на месте бывшей великой страны, человеку порой и в самом деле не до чтения, как-то прокормить бы себя и детей. Поле культуры полуразрушено, по сути, бешеным напором масскульта и постмодерна, преступного телевидения, всеядного и вседоступного, к тому ж и всеразвратного Интернета, и как тут устоять серьёзному чтению, которое требует интеллектуального усилия, работы ума и сердца?
- Русскую литературу ещё недавно считали кодом нации, ключом к пониманию русского человека. Не стало ли это в наши дни красивой метафорой?
- Нет, конечно же. Она, настоящая, по-прежнему выражает самые насущные чаяния нашего народа, его стремление к правде, нравственной чистоте, к справедливому социальному мироустройству. Более того, в сегодняшней русской литературе возникло новое – как «хорошо забытое старое» - измерение, очень существенно, качественно расширившее её поле творческой деятельности: Богопостижение в себе и в мире, поиск высших, духовных основ земной жизни. Истинно русская литература стала верной «союзницей» нашей Православной Церкви в нравственном, социальном и государственном обустройстве бытия России. Многолетняя уже и плодотворная деятельность Всемирного Русского собора, где сопредседательствуют Патриарх и руководитель Союза писателей России Валерий Ганичев, направлена как раз на восстановление наших национальных основ, против одичания и всеохватной деградации, царящих сейчас в стране, поразительной узколобости верхов.
Что и говорить, нелегко ныне выразить внутреннее состояние современного русского «человека Смуты» - столько противоречивого в нём, неустоявшегося, да и недодуманного им самим, не собравшего свою волю и разум в единое противостояние хаосу и безнадёге, вот уж вправду «безмолвствующего» пока в массе своей. Но есть и «человек Сопротивления» этой Смуте, созданной негодяями антисистеме, вот он-то и является сейчас главным героем нашей прозы, поэзии, критики, публицистики, моей литературной работы тоже. На него последняя надежда у нас, только такие люди, я убеждён, могут повести народ к лучшему, чаемому.
- Когда-то боялись, что изобретение книгопечатания уничтожит духовные знания, лишит их сакральности и отдаст на потребу плебсу. Но, как оказалось, именно это дало мощный толчок к их развитию.
Сейчас в Интернете уже миллион с лишним прозаиков и поэтов, которым теперь не надо стоять в очереди к печатному станку и платить издателю. Как ты оцениваешь это явление? Не послужит ли оно общему снижению вкуса и уровня художественного творчества? И не боишься ли ты потерять своего читателя, ушедшего читать «сетевую» литературу?
- Уже послужило, и самым отрицательным образом – вместе с разгромом, какой учинили малопросвещённые фурсенки, калины и прочие в нашем, когда-то лучшем в мире образовании, изгнав теперь литературу из экзаменуемых предметов в школе, наплодив уже миллионы полузнаек и полуграмотных, если не сказать хуже... Интернет-сайты Проза.ру и Стихи.ру – это в подавляющей части своей типичнейшая профанация литературы как искусства, мастерства Слова, где верховодит тотальная порча художественного вкуса, «игра на понижение», окололитературное самовольство, там даже не стыдно быть малограмотным... Это – «толпа», а в толпе, по словам Льва Толстого, люди соединены худшими сторонами своей натуры, и в ней всегда берёт верх большинство, агрессивная графомания в данном случае. В некоторых литературных объединениях, знаю, графоманы навязывают свою волю остальным, даже будучи в меньшинстве. Потому что талант нередко находится в сомнении, неуверенности, в поисках себя, а вот графоман в себе не сомневается и чаще всего напорист, козыряет «новаторством» и ложной свободой, отвязанностью...
Жемчужные зёрна в этой интернетовской куче навоза наверняка бывают, не могут не быть, но это редкие исключения, увы, а не правило. Вполне возможно, впрочем, что из этой самодеятельной интернетовской стихии со временем выработается, сформируется некое новое направление, что-то вроде прикладного субискусства со своей информационной и, может быть, эстетической ценностью, со своими правилами и формами – как фактически стала же, скажем, частушка целым самостоятельным жанром. В любом случае это народное творчество, «фольклор ХХI века», и я не отношусь к нему с брезгливостью профессионала, просто указываю на его нынешние недостатки-нехватки. Но это уже не будет литературой в нынешнем понятии этого слова. Литература – это штучное изделие высокого качества из рук мастера, интернетовский «конвейер» ей противопоказан.
За своих же читателей я не беспокоюсь, они есть и будут, и литература истинная будет всегда. Человек – любой, в потенциале, - создан как творец, он не может не творить новое, высокое, необходимое не только телу, но и душе, духу. А настоящее, серьёзное чтение – это сотворчество, и я верю в своих сотворцов.
- И «юбилейный» вопрос. Бернард Шоу на своём 68-летии сказал собравшимся: «Надо спешить, ведь осталось два года юности». У тебя впереди писательской «юности» десять лет. Как собираешься их потратить?
- Понятно, что Бернард Шоу кокетничал, отнесём это к типично западному самопиару. Со старостью можно, конечно, кокетничать, но до известного предела... Возраст налагает свои тяготы и обязательства, для юности непонятные едва ль не в принципе: «успеть закончить», известное толстовское ЕБЖ – «если буду жив», «подвести некоторые итоги», ну и прочее подобное. Да, все итоги наши предварительны, особенно для человека верующего; но нелепо, согласись, нехорошо как-то подойти к «конечному» возрасту подростковой подпрыгивающей походкой... Задела меня эта его бравада; но он, разумеется, хорошо понимал, что между исканиями молодости и исканиями старости – «дистанция огромного размера».
Моя задача творческая теперь – закончить вторую часть романа «Заполье». Первая часть опубликована сейчас в трёх последних номерах и журнала «Москва», и альманаха «Гостиный Двор». Роман этот является как бы продолжением повести «Звезда моя, вечерница» - со «сквозными» героями-персонажами и судьбами. Есть давняя уже задумка написать и третью повесть ли, роман, и этой «вещью» завершить трилогию. Остальные же замыслы пока на обочине моего внимания, раздумий – «будет день, будет и пища»...