На конкурс «Мой город любимый» продолжают поступать работы. Самые интересные мы будем публиковать на страницах «Вечёрки».
Предлагаем читателям новые стихи члена Союза писателей России Владислава Бахревского, поэму Татьяны Белозёровой «Бешкунак» и стихи Юрия Селивёрстова. Татьяна Белозёрова – постоянный автор «Мастерской», участница конкурса. Несколько месяцев назад мы опубликовали цикл её стихотворений, посвящённый Оренбургу.
Юрий Селивёрстов – член Союза российских писателей, ветеран литературного объединения им. В.И. Даля, в нашей газете печатается впервые.


Татьяна Белозёрова
Бешкунак
Звени, Домбаровка, струной
Домбры, покрытой жёлтым лаком.
Дом - бар! Дом - есть! И молодой
Гуляет месяц по степным оврагам.
О чём поёт двухструнная душа?
Как бешкунак сады морозит в мае
И катит в степи смертоносный шар,
Где путника коварно поджидает.
А выдался такой отличный день,
Цвела черёмуха. Плюс восемнадцать.
И почки выбросила орская сирень,
И мы в дорогу стали собираться.
Отогревая мёрзлые бока,
Дышала степь прохладою и влагой,
Над нею быстро плыли облака
Великолепной белою бумагой.
Топтали степь и скиф, и савромат,
Ичиги лёгкие киргизкайсацкой знати.
Она опять, как тыщи лет назад,
Цветастое примеривала платье.
Я бросилась ломать весенние цветы.
Как у тюльпанов стебельки упруги!
Стонало поле, сделавшись пустым,
Цветочным соком вымазала руки.
В крови зелёной с ног до головы.
Цветы калечить было мне не жалко.
Сливаясь с яркой зеленью травы,
Я превращалась медленно в русалку.
Очаровал казахский сказ меня:
За горизонтом - синей акварелью,
Есть чёрные тюльпаны, что манят
Людей, блуждающих в апреле.
Букетами наполнила мешки,
И в степь - за новыми цветами,
Ищу, где чёрным всполохом горит
Тюльпан прекрасный, словно пламя.
Опомниться, остановить бы миг,
Количество не переходит в радость,
Уже и спутник мой слегка поник,
Со страхом наблюдая кровожадность.
Уговорила я: короткий миг живём,
Цветы сожгутся солнечной жарою,
Расквасятся под проливным дождём,
Но возродится этот прах весною.
И вновь цветы ломать и собирать,
И веселиться на степном раздолье,
Лить кровь цветочную и понимать,
Что лучший миг есть отпущенье боли.
И вдруг ветра шальные и буран
Обрушились в сияющем апреле.
Где небо, где земля и где тюльпан?
Всё закружилось в снежной карусели.
Домбаровка виднелась в двух шагах –
Пропала вмиг. Исчезла и дорога,
Черёмуховый злился бешкунак,
Посланец ада иль предвестник бога.
Снегами сыпала, ярилась и мела,
На погребальный саван походила
Весна. И степь казахская была
Холодною февральскою могилой.
Тюльпаны почернели в тот же миг.
Но я не лучше. От мороза сжалась,
Под куртку, под косынку снег проник,
Лишь сердце тёплое сражалось.
Но и его морозил ярый снег.
Спасителя просили мы с поклоном
Простить и пощадить. Слабеет человек,
Когда несёт гордыню, как корону.
А замерзать в домбаровских степях,
Как пять друзей казахских по преданью,
Мы не хотели. Самый жуткий страх
Пришёл на смену тихому отчаянью.
Опять взмолились. Сильная пурга,
Температуру тел коварно опуская,
Чуть-чуть ослабла. Белые снега
Хлестали степь от края и до края.
Вдруг показался слабый огонёк
Мерцающей нетлеющей загадкой.
Я точно знала, кто его зажёг,
То бабушкина теплилась лампадка
Там, в оренбургском домике моём,
В иконостасе, бережно хранимом,
И отсвет малой родины огнём
Горел в снегу цветком неопалимым.
На нас наткнулся молодой казах,
На лошадёнке непонятной масти.
Мы замерзали, и в волшебных снах
Приобретали неземное счастье.
И вот теперь, Домбаровка, встречай
Гостей нечаянных, незваных.
Как хорошо. Горячий, крепкий чай,
И бешбармак на поле дастарханном.
Берёт хозяин звучную домбру,
Как занесло вас в степь, дела какие,
Всё кончилось, а значит, быть добру,
Всегда спасают помыслы благие.
Как объяснить поющему Коран,
Не рвущему цветы зелёной степью,
Что манит чёрный, сказочный тюльпан
Далёкою мечтой на тонком стебле?
Как манит новая, незрелая любовь.
Ну почему тюльпаны не кричали?
Зелёную смывая с куртки кровь,
Я замираю в искренней печали,
Уж сколько куртку в мыле ни крути,
Не смоются никак степные соки.
Тюльпаном чёрным бухает в груди
Домбры казахской голос одинокий.

Юрий Селивёрстов
* * *
Тихо полночь качается,
Свет луны всё отвесней.
Жаль, что песня кончается,
Да хорошая песня.

Помню, ночками поздними
Мы бывали и любы.
Пахли волосы звёздами
И фиалками губы.

Помню стрижечку веером,
Расклешенные брюки.
Пахло платьице клевером
И ромашками руки.

Помню вечер в малиновом,
Весь забрызганный синью.
Пахла свадьба малиною
И немножко полынью.

Вот уж зорьки встречаются
И опять расстаются.
Ну а песни кончаются
Потому, что поются.

* * *
Спилили тополь у крыльца.
Что за беда - душа забудет.
Но сорок пятого кольца
На этом пне уже не будет.

Он ветки клал на провода,
Он по ночам стучал в окошко,
На нём скрывалась иногда,
Цыплят выслеживая, кошка.

Сосед ругался и грозил,
Хотел поджечь его, по слухам.
А он округу заносил
По окна тополиным пухом.

Он застил свет, сорил листвой,
Сугробил снег, дырявил крышу.
Он был не импортный, простой,
Он просто личиком не вышел.

Он поросль новую пустил,
Хранил от ветра птичьи стаи...
Я зла не помню, я простил,
Да вот скворцы не прилетают.

* * *
Пух тополиный!
Пух тополиный!
Плечи укрыл,
Словно мех соболиный.

Да не простой,
А особой породы...
Есть и такая
У здешней природы.

Он вам к лицу –
Он, конечно, оттуда...
Слава Творцу,
Сотворившему чудо!

Ну же - лови
Этот миг озарённый...
Слава любви,
Из чудес сотворённой!

* * *
Я это знаю назубок –
И на глазок немножко:
Сначала - дождь, затем - грибок,
А уж потом - лукошко.

И никогда - наоборот...
А значит - прочь сомненья:
Сначала пот и огород,
А уж потом - соленья.

Без этой правды - никуда...
Она разит, как пушка:
Сначала - плуг и борозда,
А уж потом - горбушка.

И вы, творящие добро,
Не смейте ставить точки:
Сначала - клумба и ведро,
А уж потом - цветочки.

Но, разбивая души в кровь,
Зла по другим не мерьте...
Сначала - вера и любовь,
А уж потом - бессмертье.

* * *
Осень...
В палисаднике рябина
Алыми рубинами горит...
Липа, словно бабушка Арина,
Что-то говорит и говорит.

Надо бы прислушаться, покуда
Всё ещё возможно записать...
И, познав божественное чудо,
Тайный узелочек завязать.

Скоро, скоро мир преобразится –
Будут вьюги ветками хрустеть...
Ну и пусть, а вдруг да пригодится,
Если очень-очень захотеть.

Вдруг и я когда-нибудь украдкой
У окошка молча посижу
И, склонясь над синенькой тетрадкой,
Тайный узелочек развяжу...

* * *
Это было, это было
В октябрины, в октябрины –
Солнце клёны окропило
И попало на рябины.

А ещё оно задело
Нашу липу у верхушки.
Ты не сразу разглядела
Этой осени веснушки.

А они - такая прелесть,
Как твои в начале мая.
Посмотри - опять зарделись,
Будто мысли понимая...

* * *
Ни о чём на свете не жалея,
Лишь себе стараясь угодить,
Хорошо по липовым аллеям
С ветерком залётным побродить.

Рассказать ему свои печали,
Сбросив тень с угрюмого лица;
Обсудить, желательно вначале,
Сколько там скамеек до конца.

Расспросить его о дальних странах,
Уболтать листочки полистать...
А потом - пронзительно и странно
Над землёй, обнявшись, полетать.

Побывать везде и всё заметить,
А ещё, прогнав сомнений тьму,
Хорошо бы никого не встретить
И не повстречаться никому.

Мы неразличимы, как двойняшки,
Нам вдвоём не хлопотно парить...
Мне ведь, кроме этого бедняжки,
Не с кем по душам поговорить.

* *
И всё-таки жизнь - развесёлые хлопоты!
Гляди, как над лугом медует пчела.
Едва наберёшь капелюшечку опыта,
Посмотришь, а стрелки уже на «вчера».

А мы не жалеем...
А мы не печалимся...
То вздыбим перину, то травку примнём.
Как ветры подуют - туда и причалимся,
Где шёрстку погладят - туда и прильнём.

А что пожелать, если всё уже дадено –
Бренчат на брелоке от рая ключи...
И только в душе не рубцуется ссадина,
Всю жизнь кровоточит – лечи-не лечи.

И всё-таки время - дороженька дальняя.
Вот так и сгорит, не оставив следа,
Моя путеводная, исповедальная,
Такая знакомая с детства звезда.