Может, остановка и была оправданной. Наверно, это так. И вот после долгого перерыва, долгой разлуки с читателем автора словно прорвало. В несколько месяцев Сергей Бурдыгин написал книгу стихов, полную жизни, книгу очень современную, выстраданную. Уверен, читатели с радостью познакомятся с "новым" поэтом Сергеем Бурдыгиным.

Г. Хомутов, руководитель литобъединения им. В. Даля.

Сергей Бурдыгин

***

День на озере словно растаял:
Поплавки приуныли - и вот
Мы негромко костер зажигаем
На границе вчарашних забот.
Разговор потянулся неспешный,
Засыпает спокойно вода,
Только в мареве дымки прибрежной
Шевельнется камыш иногда.
И ни рано вокруг, и ни поздно
И тревога в душе замолчит -
Это Вечностью брошены звезды
На высокое небо в ночи.
Мир становится будто добрее, -
Дух язычества нас сохранит:
Жаль, что этим костром не согреешь
Все, что близко, - от бед и обид.
Жаль, что утро опомнится скоро,
А потом бы до дома успеть,
И бесцветным покажется город,
Несмотря на рекламную цветь.
Осень в пионерском лагере
Время, переменами зажатое,
то рванется, то уснет почти.
Мы когда-то были здесь вожатыми.
А теперь нам больше тридцати.
А теперь мы стали очень взрослые,
и к другим уже спешат с расспросами
На веранде синей пацаны.
В этом, видно, нет ничьей вины,
Если у истока нашей юности
годы заставляют нас осунуться -
Мы собою здесь осуждены.
Зачеркнули, сбросили, исправили.
Будто все мы грустно жили в лагере,
Будто галстук этот нас душил...
Знаю, что все средства хороши,
Только речь совсем не о политике,
А о том, что зря спешим мы, видимо,
От себя самих же и спешим.
Я не о костре, в тумане гаснущем,
и, наверно, не о красном галстуке,
Просто предавать нельзя огня...
Солнца круг к реке спустился с проседью,
улетают годы вслед за осенью,
Растворившись в горизонте дня...
На месте гибели космонавта Комарова
Ветер свой заводит разговор,
Память отделяя от забвенья -
Космос и адамовский простор
Здесь соединились на мгновенье.
Трудно дотянуться до звезды
И огня при этом не заметить,
От мечты недолго до беды -
Так уж повелось на этом свете.
Здесь земля и днем почти что спит,
Тишиной укрыв колосья хлеба.
Но деревья выросли в степи
Там, где степь, увы, не стала небом.
А у нас, как прежде, суета -
Что-то ценим, что-то позабудем -
Памятная медная плита
Приглянулась некоторым людям.
Что ж, цветной металл сейчас в цене -
Времена такие - не до песен,
Видно, мир и в этой тишине
От бездушья стал жестоко тесен.
Впрочем, сколько бродят корабли,
Столько жизнь характеры тасует:
Кто-то к звездам рвется от Земли,
Кто-то ими на земле торгует...

***

На розничном рынке - шнурки и ботинки,
Почти однодневные майки-картинки.
Здесь жизнь растекается на половинки:
Одни продают, а другие - глядят.
Но мы, покупатели, - люди не тусклые,
Хотя, безусловно, не "новые русские".
Нас нынче не купишь китайскими блузками -
Мы ищем добротный наряд.
Мы ходим и смотрим, как можем, уверенно,
И бедность свою не покажем намеренно,
А что-то пощупаем, что-то померяем
И спросим слегка о цене.
А дома уютно расскажем, что видели,
Что вот, как всегда, - не понравилось, видимо,
Что лучше не шмоток купить, а провизии,
Которой хватает вполне.
И рядом с тобой оценить я смогу еще, -
Не все еще выцвело в гамме торгующих,
В покорной, разграбленной, но и чарующей,
Совсем не базарной стране...

***

Под тяжестью осеннего листа
Неслышно прогибается пространство -
Один и тот же символ постоянства -
Душа светла. И музыка чиста.
В мольберте погрустневшего окна -
Все та же осень. И все те же птицы.
Но нам туда уже не возвратиться,
Поскольку вечность нам не суждена.
Безжалостно не врут календари, -
Пройдут дожди. Земля вздохнет под снегом.
Но перед тем, как гневаться на небо -
Останься. Сигарету закури -
Природа откровенна и проста,
И ей не нужно выбора иного:
Под тяжестью осеннего листа
Душа слетает, возвращаясь снова.

Возвращение

Бунтари возвращаются в дом, возвращаются в дом,
Где трава, не таясь, пробивается сквозь половицы,
Где глядят со стены незнакомые близкие лица
И где дверь охраняется хриплым замком.
Возвращается к жизни замок поворотом ключа,
Что таился беспечно под камнем у самого входа,
Снова солнце сквозь пыль начинает работу природы
И висит паутина, касаясь плеча.
А за этим плечом - разоренная битвой страна, -
Бунтари не смогли почему-то ее осчастливить -
И не смотрят они в зеркала -
там живет седина,
Отражаясь на трещинах стен молчаливых.
Бунтари возвращаются в дом, от него далеки -
От родного, знакомого, детством пропахшего сладко.
Дом без них проживет - не закрыли бы ставни - и ладно,
И никто потому не подаст им руки.
И появится старость - уныла, беззвучна и зла,
Где не будет уже перестроек, бунтов, революций.
Уходили они, презирая возможность вернуться,
Но дорога судьбы их безжалостно в дом привела.

Обитаемый остров

Мир вокруг то немой, то пестрый -
Мчат минуты в одной упряжке.
Я живу на обитаемом острове -
В кирпичной пятиэтажке.
Здесь на всех хватает случайностей,
От которых порой обидно,
И не водятся здесь начальники -
Слишком близко все, слишком видно.
Здесь и женятся, и прощаются
Без оркестров и "мерседесов",
И на лавочках совещаются
Словно в клубе по интересам.
Где вы, дерзкие папарацци? -
Здесь такое порой случается -
Слышно - рыбу жарят в двенадцатой,
А в пятнадцатой - похмеляются.
А к соседке Марье Аркадьевне
Приходил мужичок окладистый,
Приносил портвейн с апельсинами,
А она на него - с псиною!
...Все хотели быть робинзонами,
Только жизнь в паруса не верует:
Половина знакома с зонами,
Половина - с милиционерами.
Осчастливленные "хрущобами"
И уже подвластные им
Ничего мы не ждем особого
И несбыточного не хотим:
Не болела бы дочка-лапушка,
Не звонила бы в дверь беда.
А в Москве до нас - как до лампочки,
Да и нам ее не видать.
Так живем меж землей и звездами,
Каждый свой охраняет быт
На просевшем кирпичном острове
Пятницей у Судьбы.

Утренний автобус

Едем. Подтягивается город,
В утреннем мареве тяжело.
Из красного флага уютные шторы
Висят в автобусе над стеклом.
Висят, подшитые рукой заботливой,
Серый проспект за окном течет.
Водитель попался словоохотливый -
Все остановки наперечет.
Бабушки сумки везут к базару,
Обсуждая попутно беспутность лет.
Кондуктор просит купить билет,
Но кто-то куражится - денег нет, дыша устойчивым перегаром.
Дверь зашипела. Ребята в школу
Спешат, немного еще во сне.
Беззвучно обыденно серп и молот
Касаются пятнышка на окне.
Мы смотрим, смятенные, сквозь друг друга,
Утро у ночи права берет,
Автобус натужно идет вперед,
А мне все кажется, что по кругу...

В цирке

Нарисована улыбка, хоть грусти, хоть не грусти,
Клоун встретился в антракте -
Россыпь шариков в горсти.
Нынче - рынок, нынче надо
Жизнь на выручку делить,
А потом уже кого-то на арене веселить.
Папа! Шарики купите - сын от радости замрет,
Можно сняться с бегемотом - рот разинет бегемот.
Можно выпить рюмку водки, в лотерею поиграть -
Нарисована улыбка - только денежки потрать.
Ах, откуда нота грусти,
Ведь оркестр играет туш,
Ведь под куполом не видно
Серых туч, тяжелых туч,
Клоун встретился в антракте -
Не подай, так хоть купи...
Словно детство руку тянет
На цепи.

Село Бурдыгино

Нынче лето в селе - не зима,
Горожане наведались в гости.
С каждым годом все ниже дома
И все больше крестов на погосте.
Здесь особый, спокойный уют
Под знакомым несуетным кровом.
Все вокруг повторяется снова:
Я сюда уже дочку свою
Привезу посмотреть на корову.
Пусть вдохнет она вкус молока,
Искупается в речке Самарке.
День рассыплется звонкий и жаркий,
И взъерошатся облака.
Запах детства вернется ко мне -
Ни травинки мы здесь не обидим.
А потом постоим в тишине
Рядом с теми, кого не увидим...

Берлинские впечатления

У рейхстага - туристы и продавцы,
Суетятся творцы фотографий мгновенных.
На прилавках - петлицы и пуговицы
С нашей бывшей советской шинели военной.
Подходите, купите, примерьте часы -
"Командирские" - лучше не сыщешь подарка.
Вот погоны майорские - были бы марки,
А товара полно - хоть клади на весы.
Безголосы осколки Берлинской стены
(А быть может, другого какого-то крова).
Двадцать марок - портрет самого Горбачева -
В этот раз без жены.

Нет на свете войны.

Я стою на чужой беззаботной земле,
День беспечно растаял в осеннем тепле,
И рейхстаг величав и спокоен вполне,
Так зачем, отчего я опять о войне?
Да, в Германии жить и бывать хорошо,
Здесь уютно и чисто, несуетно глазу.
Только дед мой погиб и сюда не дошел,
А другой так и умер в домишке без газа.
Но они - победили. И помнит Берлин,
Что они доползли, дошагали, сумели,
Поднимаясь с войною один на один
В этой самой - не очень удобной шинели...
Я стою, перед ней ощущая вину,
И смотрю на пилотки, значки, эполеты -
Это рынок. Другого не будет ответа.
Словно рядом мою покупают страну,
Ну а я - бесполезные мну сигареты...

Ателье времени

Фотограф снимает чужое мговенье, чужое мгновенье...
Снимает, работая, словно в пыли вдохновенья.
Он сдержан и строг, он - притихшего времени пастырь.
Он жизнь облекает в привычную форму - на паспорт.
А мы-то недавно едва не поссорились, помнишь?
И стало тревожно в уютном спокойствии комнат,
И только часы терпеливо и мудро молчали.
Вот фото на паспорт.
А что же там было вначале?
Какие-то новости: очень насущные, очень,
Настолько, что каждый был ими всерьез озабочен -
Карьеры, барьеры, эмбарго, реклама, программы...
Фотограф снимает,
Он снова в плену панорамы.
На фото не будет обыденных буден - какое везенье!
И вот оно - в памяти времени - наше мгновенье,
Чужое для всех, кроме нас и, наверное, Бога...
Фотограф снимает -
И вечность стоит у порога...

***

На этой войне не наступит победное утро,
Останутся только осколки растрелянных дней,
И позже напишут о ней отвлеченно и мудро,
Так мудро, что правды почти не останется в ней.
И только порой в нашу общую скорбную дату,
Уже не мальчишки отчаянной майской весной,
Сжимая стакан, как когда-то - цевье автомата,
Расскажут о том, что в горах вечерами темно.
Не будет того, кто послал их и кто отзывал их,
Дела и заботы пройдут суетливым дождем,
А им будет помниться в общем-то сущая малость:
"Служите, ребята, служите, мы вас подождем..."
А им будут слышаться чьи-то гортанные фразы,
И раненых стоны, и звон тишины на посту.
И в комнате гордо-жестокие горы Кавказа
Появятся вдруг.
И в хмельную уйдут пустоту.

Дочке Маринке

Годик только - душа светла.
От улыбки твоей теплей.
Ты по жизни робко пошла,
Значит - шаг мой стал тяжелей.
Скачет твой небольшой стежок
Одуванчиком по судьбе.
Только б нынешний век не сжег
Все, что выпадет в нем тебе,
Пусть доверчивый май зовет -
Не беги сейчас за весной:
Впереди еще поворот,
За которым идти одной...

Старик

У белой постели встречаются прошлые дни
И тихо сидят в изголовье прозрачной свечи,
Оранжевый смех апельсинов в пакете молчит
И город за серым окном приглушает огни.
Никто не грустит, не стыдится, не прячет глаза -
Давно не осталось нигде потайного угла,
И только судьба, как подросток, упряма и зла,
Когда говорят, что спешить ей сегодня нельзя.
Старик понимает, что это - положенный груз
И память ему помогает вернуться к себе:
Мальчишка в лохматое небо пустил голубей,
И стая рассыпалась радугой порванных бус...