Ольга Слабодич
«Даже в очень необычных, волшебных, даже в колдовских сказках других народов я всегда видел один только смысл. А наши сказки
- как бы прозрачнее. Сквозь первый смысл, как сквозь прозрачное донышко, угадывается второй, а иногда и третий – мерцает тихонько», - пишет в предисловии к своей новой книге Владимир Иванович Одноралов. Сборника, о котором идёт речь, вы не найдёте в книжных магазинах города. По крайней мере, в этом году. Передо мной – один из «сигнальных» экземпляров новой книги известного прозаика, публициста и нашего земляка Владимира Одноралова «Калоши счастья», изданной ООО «Оренбургская книга» при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России». Год выхода в свет: 2009.
Сборник составлен из рассказов, большинство из которых о послевоенном детстве (недаром книгу открывает всем известная и полюбившаяся «Рухляндия и её окрестности»), принёсшая писателю в 1997 году премию «Оренбургская лира». Есть здесь и эпическая повесть «За грибным царём», раскрывающая нам красоту уральской природы и народной мудрости. И все рассказы и повести, знакомые и не очень, изумляют своей сказочностью, то по-детски простой и честной, то многогранной и прозрачной - именно такой, как описана в авторском предисловии «Золотые скорлупки».
Трогателен и чист, без малейшей жути рассказ «Старший брат»: «Дома у Мишки жили только мама и бабушка. А праздновать с ними воскресенье скучно. Оставалось встретиться со старшим братом». Таинственная и, видимо, уже привычная Мишке встреча состоялась у накатанной ёлки, «самой большой в его переулке», где «виден был далёкий, запорошенный буранами лес», где больше ни души не было. Здесь-то мы и узнаём самое главное: старший брат, навещающий Мишку, – несуществующий: не то погибший, не то просто придуманный (что остаётся делать в послевоенном мире мам и бабушек?)… Скорее всего, второе:
«Брат похлопал его по спине пахнущей бензином рукой (он был то шофёр, то лётчик) и сказал:
- Видишь, Мишка, с крыш сосульки сползли и шапку можно набекрень сдвинуть. Завтра тоже тепло будет. Мы с тобой на лыжах в лес пойдём. Туда, где летом пионерские лагеря были. Или дальше. Если нам попадётся заяц, то мы его трогать не будем. Зайцы – они не вредные. Потом, наверное, мы клад разыщем.
- Какой клад? – задохнулся Мишка.
- Пугачёвский…»
(Пугачёвским кладом были одержимы и Вовка, Ромка, Атайка из «Рухляндии» и, надо понимать, все оренбургские мальчишки тех лет).
А на следующий день были и горка, и гонки на отцовских лыжах, и блуждание по вечернему лесу до окоченения. Но вот финал – взросление – неизбежен:
«- Мне с тобой лучше всех.
- Вот чудак! – улыбнулся брат. – Но когда ты поймёшь, что меня нет, тебе скучно станет.
- Не станет, не станет! – воскликнул Мишка.
- Ладно, мне пора насовсем уходить. А то я тебе только мешаю.
- А где ты жить будешь? – тихо спросил его Мишка.
- Везде! – ответил он издалека.
Мишка потоптался ещё на пороге и, ничего не сумев придумать, с глазами на мокром месте шагнул в комнату, полную тепла, света и чьих-то расплывчатых лиц…»
А вот сказка повеселее – «Как неслух Сашка пароход сломал (сказка бабушки Веры)». Из поучительной побасёнки, рассказанной близким другом семьи Однораловых Верой Александровной Хомутовой, вышла замечательная, добродушная история с лаконичным и остроумным слогом. Неслух Сашка, которого как-то дядя из Астрахани задарил «всякой жвачкой: и лимонной, и апельсинной, и бананной – целую неделю Сашка её жевал и даже во сне не прерывался», провожал бабушку на «Тараса Шевченко» («Старинный пароход, с трубой и колёсным ходом, не какой-нибудь вам теплоходишко!»). Пришло время прощаться, надо было жвачку изо рта вынимать - надулся Сашка да ка-а-к плюнет бананную гадость в воду. «На девять метров от берега, в самую Волгу. Лихо!
Но бабушка опечалилась, даже головой покачала.
- Эх, внучек, зря ты эту резиновую холеру в Волгу выплюнул. Она тебе не Америка, она живая река. Эх, эх…»
Что из этого вышло – сама бабушка по возвращении и рассказала. Оказывается, Сашкина жвачка попала прямо под колёса старинного «Тараса Шевченко». Гроза-капитан сразу тогда «всех пассажиров на палубе построил и допрос повёл…
Народ обижается, объясняет капитану:
- Мы никто резину не жевали. У нас вобла на то есть. Беляши, помидоры. Это мы и жевали, но обошлись без плеванья».
И заставил тогда капитан пассажиров помогать команде – чистить колёса. «А резина-то твоя аж в мотор попала, там всё склеила. Теперь наш «Тарас Шевченко» в Астрахани на ремонт встал. Вот почему я назад поездом приехала, вот почему не привезла тебе, Сашка, ни лимонной, ни бананной жвачки, а привезла астраханский пряник, арбуз и завет: не жуй всякую резинную холеру, не плюй в Волгу-матушку, не обижай труженицу, да и на землю такую дрянь плевать – большой грех».
… Интересно, что первоначальное оформление книги предполагалось строгим, типовым. Тёмно-бордовый кожаный переплёт, лаконичный корешок, полное отсутствие иллюстраций – мыслимое ли дело для детской книги? К счастью, нашлась питерская художница Елена Наливкина. Она подошла к работе, что называется с душой – рисунки в красивом, широкоформатном издании «Калош счастья» вполне достойны содержания. Лохматые мальчишки и веснушчатые девчонки, одуванчики и заборы словно родом из солнечного Форштадта конца сороковых годов.
И пусть банальным покажется противопоставление такого отличного сказочника другим растиражированным представителям так называемой современной детской литературы, но, ей-богу, пусть подвинутся на полках и Джоан Роулинг, и Филипп Пулман, и Эдуард Успенский. А лучше бы совсем уступили место. Ведь именно в этой книге Владимира Ивановича нашлось то самое, мерцающее, НАСТОЯЩЕЕ, чистое – дружба и честь, любовь и долг - главные ценности детства и человечества.