Галина Грибанова
Галина Грибанова – член Союза писателей России, печатается в нашей газете с первых её номеров, большинство опубликованных стихотворений Галины Грибановой в нашей газете вошло в её первую и пока единственную книгу лирики «Овражное чудо».
В настоящее время в издательстве «Печатный Дом «Димур» готовится к выходу второй сборник самобытной поэтессы. Сегодня читателям нашей «Вечёрки» мы предлагаем новые стихотворения.

 Цикорий
Небо родины другое:
Тучи грустность, дождик стыл,
Но цикорий успокоил,
Душу умиротворил.
Он и впрямь – прелестность лета,
Но… несчётно нынче драм,
И всплывёт строка поэта:
«Вот приедет барин к нам…»
Не приедет, не рассудит –
Знаем это наперёд.
… А цикорий в неуюте
Замечательно цветёт!

В книге Красной
Отслоните, мой сударь, ладони,
Нету образа рядом цветка,
И душа моя будет в уроне,
Тропка наших свиданий узка.
Я душою цветочный букетик,
Мой румянец от милых гвоздик,
Быть едва ли могу на примете,
Коль цвету разъединственный миг.
А ромашки мои, как живые,
Мне вставать бы средь них в хоровод…
… Эх, они, да цветы полевые,
В книге Красной их судеб исход!

Сирени гроздь
В душе моей сирени гроздь,
Хотя законы жизни строгие,
И вы в моём дому не гость,
Но есть сирень сквозь годы многие.
Она совсем не напоказ,
Но в споре с жизненною цепью,
В румянце щёк и блеске глаз
Цветков точь-в-точь великолепье!
И вам к мольберту б в сей же миг,
Коль гроздь открылась потаённая,
Покуда жив любви язык,
Есть и сирень незаоконная!

Буковки
Тасую буковки прилежно,
Коль в тексте буквы невпопад,
Со мною век как будто прежний –
Ряд старых буковок не смят.
И ни одной из них нет лишней,
Ведь к сердцу льнёт былая Русь,
Я даже ижице давнишней
В любви особой признаюсь.
Когда проснусь я ранней ранью,
Коль не прочитана строка,
То будто буковок шуршанье,
Свет старых букв издалека!

Гусли Садко
Гусли, что давно не новы,
Не архаика, не сон,
Им со дна звучать морского
И сквозь горести времён.
Для души как родники вы,
Путь далёк в тот древность-град,
Но не смолкли гуслей зовы,
Мучат сердце и томят.
Слёз не льём, давно не плачем,
Но… слезинки по щеке:
Тих напев, да много значит:
Он о русском далеке!

«За кудыкину гору!»
«За кудыкину гору!» -
Дед, шутя, говорил,
Коль в неблизкую пору
Кто-то деда просил
Сруб поставить в колодце,
Чтобы правильно лёг,
А когда он вернётся,
Знать, конечно, не мог.
Значит, в самую пору
Внукам дедов ответ:
«За кудыкину гору
Я хожу много лет!»

Пары каменных сапог
За перо теперь берутся
Чуть не все, кому не лень.
Сладко, право, обмануться,
Может быть, везучий день.
Хороша о хлебе тема,
Как ты жил при колоске,
И на свет твоя поэма,
Словно рыба на крючке!
У охотника про случай,
Про зайчишку у куста,
Долго, брат, себя не мучай,
Стих, как выпечка с листа.
Оживи в стихах затею,
Хоть и пишется с трудом.
Как с любимою своею,
Словом, свадьба и… потом.
Стих назвать бы мне бедняжкой,
Коли тащат на вожжах,
Но ему ничуть не тяжко,
Он совсем в других мирах.
Настоящий – он далёко,
До него немалый срок,
Истопчи, браточек, много
Тяжких каменных сапог.
На строку уходят годы,
А получится ль - бог весть,
Коли скажут: стихоплёты –
Значит, так оно и есть!

* * *
Букеты были тяжёлыми,
В руках умещались едва.
А мы, детвора, весёлыми,
Не знали, что сон-трава.
Бродяжки мы были вечные,
Чуть стаяло – наш черёд,
К завидным цветам беспечные,
Мы брали их в оборот.
Как маленькие разбойники,
Орудовали взахлёб,
Покорно цветы-покойники
Ложились в зелёный гроб.
Поляна былая вспомнится
Сквозь годы и дни потом,
Придёт о цветах бессонница,
Не сыщещь и днём с огнём!

* * *
Одуванчик, одувашка,
Стебельками в мусор вбит,
На боку возрос овражка,
Там, где дух гнилья смердит.
Нет как нет цветку покоя,
Все везенья растерял,
Словно в статусе изгоя
никчемушным вовсе стал!
И ему одни утраты,
Невезенья в пору смут,
Коль ни в суп и ни в салаты,
И ни в вазу не возьмут!

Свободы глоток
До реки мне доплыть бы серёдки,
Хоть и женская сила мала,
Ведь к своей перестроечной лодке
Я как будто уже приросла.
Муть речная в воронках и в пене,
Не спастись, коль окажешься в них,
«Сам», «сама» - этих слов драгоценней
Не найти мне средь множеств других.
Пусть уйдём по забытым погостам,
Будто жизнь твоя вовсе не впрок,
Опрокинуться лодке так просто,
Но испить бы свободы глоток!

* * *
У города есть грустные окраины,
Где выживает всяк на свой манер.
За жизнь здесь люди борются отчаянно,
Вдогонку дням в былом СССР.
Когда включались скромники и скромницы
В уборку улиц дружно, заодно,
Теперь уже кому-то вряд ли вспомнится
Про Ленина, субботник и бревно.
Но коли мусор тягостными грудами,
И смыв весной как есть, в водопровод,
Согреешь сердце прошлого минутами –
Был всё-таки нацеленный народ!
Сегодня нам труда того орудия
Как будто бы и вовсе ни к чему,
То ладно, что спокойный день при Путине –
не шлют хоть лес валить на Колыму.
Но думаешь: «Мы ж мусором завалены,
Бросаем где попало, что ж мы так?»
А кто-то вслух: «Когда поднять бы Сталина,
Хана бы нам - сгноили березняк!»

* * *
Во дни сомнений и печали,
Потери близких роковой,
В высоком юности бокале
Есть твой напиток огневой.
«Я разве так накуролесил?» -
Вздыхать ты будешь, сед и стар.
Но он в особом был замесе –
Для молодого сердца дар
Тебе судьбой твоею выдан.
И ты её благослови,
Что весь испил его, невидан,
В былом сиянии зари!

Варьги
Мне далеко идти до школы,
Но сани те: «Садись скорей!»
Был голос деда в них весёлый:
«На, варьги, пальчики погрей!»
Зима, в природе нет уюта
И нет пока весны примет.
Но лепестки ромашек - будто
Словам сердечным тем вослед!

На Парнасе
А на Парнасе, на Парнасе
Ты будто при иконостасе,
За деньги места не дают,
Купить его - напрасный труд.
И что ж тогда? Никто не скажет.
В природе стылость зимней пряжи,
Под утро твой короткий сон,
Ботинок стоптанных вагон.
А ты у лампы, у настольной,
И стих, как в той тетрадке школьной,
Но всё не в кон, строка нейдёт,
Хоть строк за жизнь невпроворот.
А золотая не даётся…
Лишь помнишь луч в струе колодца,
Дробится солнца в нём алмаз –
Ты не сомкнул к рассвету глаз.

* * *
Что они, все мои неуюты,
Если помнишь меня, молоду,
Коль все годы, недели, минуты
Я к тебе, как по тонкому льду.
И в душе тихой девочки Гали
Свет-хрусталь остаётся лучист,
А во дни неизбывной печали
Стихотворный заполнится лист.
И опять ввечеру, у дороги,
Ощутила б в руках своих дрожь,
Коль шаги б угадала из многих:
Это ты по дороге идёшь!

Ангел мой
Твои крыла придумывать мне сладко,
Когда б от стрел нещадных оградил,
Бывает, что слезу смахну украдкой,
В мой трудный час ко мне благоволил.
Наперсник мой! Почти уж песня спета,
Не счесть в нескладной жизни передряг,
Когда ж зимы несмелая примета,
То верю я – твой это добрый знак.
Но я одна торю свои дороги,
Лелея день за окнами погож,
И хоть останусь вовсе без подмоги,
Ты, ангел мой, воистину хорош!

* * *
Офелии, гамлеты, лиры
Теперь не нужны никому,
Но в наши вы вхожи квартиры,
Когда б удалиться во тьму.
Но вы вне поветрия моды,
Хоть лет между нами гора.
Пусть нынче забвенье, уходы
Участья, любви и добра.
И я отчего-то в смятенье,
Лишь ночи безрадостный лик,
Степь, холод и Лира явленье,
Как грустно, что предан старик…