Иван Линьков, 11б кл., 4-я гимназия

Школа журналистики городского ДТДМ

Какое все-таки благодарное поколение людей мы знаем в лице тех, кто прожил самые трудные годы нашей истории - 0течественную войну, послевоенную разруху. Жаль, что их становится все меньше, а мои сверстники не смогли перенять и десятой доли благородства души и мудрости своих предков. Года два назад Лидия Степановна Семенова выиграла в традиционном конкурсе подписчиков что-то из бытовой техники. Повезло! Судьба ведь слепа, но Лидия Степановна думает иначе. Ни одного праздника не проходит, чтобы она не поздравила редакцию. Вот и к 10-летнему юбилею “Вечерки” она принесла связанные своими руками салфетки и коврики для рабочих кресел. 78 лет старушке, а в голубых ее глазах такой молодой задор и доброта! И память великолепная – столько интересного о прожитом она рассказала нам во время визитов в редакцию. И никого не осуждает за трудные годы, никому не выносит приговор, не сулит проклятия. В одной из наших бесед мы узнали, что Лидия Степановна дочь героя Великой Отечественной войны Степана Сапожникова, в честь которого названа улица в Оренбурге. Когда-то о ее отце много писали и говорили. В Москве, в Музее Вооруженных Сил есть стенд, посвященный Степану Сапожникову, советскому офицеру, участнику французского Сопротивления фашистам. Ее рассказ – живое свидетельство того времени, о котором мы вспоминаем в связи с Днем Победы.

“Он хату покинул, пошел воевать…”

- Я родилась в семье военнослужащего Степана Евгеньевича Сапожникова в городе Оренбурге. В 1920 году папа из своего села Нижнеозерного (сейчас это Илекский район) ушел красным добровольцем на гражданскую войну. Воевал на Туркестанском фронте. В 1922 году его направили в Ташкент учиться в военную школу. Во время учебы папа женился.

В 1925 году он с отличием окончил военную школу и был направлен в Оренбург. Здесь в 1926 году родилась я, братец Владимир родился в 1928, еще один брат Борис – в 1932 году. Как только я закончила первый класс, началась кочевая жизнь семьи военного. Сперва мы жили в Куйбышеве, потом в Пензе, затем отца перевели в Сталинград и, наконец, в Кривой Рог. Там поначалу было очень тяжело с жильем: папе не дали квартиры, и мы все вместе жили в маленьком кабинете, который располагался в штабе. Потом выделили сначала однокомнатную, а затем и двухкомнатную квартиру в четырехэтажном доме в военном городке: полы паркетные, одна комната больше другой, высокие потолки. Для нас тогда это называлось одним словом – “сказка”.

Сколько прожили мы там, не помню, только возвращаюсь я однажды из школы и вижу – возле нашей двери стоит солдат с винтовкой. А через несколько дней уже двое стояли возле главного входа в подъезд, а возле черного выхода еще двое. Поднимаюсь в квартиру, а там еще двое с винтовками. Отец собирается, мать вокруг него бегает, плачет. Он ее успокаивает: “Это какая-то ошибка, я быстро вернусь”. Оказывается, папу в чем-то обвинили, в чем – нам не сказали, но факт остается фактом – повезли его в тюрьму, а так как в Кривом Роге тюрем не было, то увезли его аж в Днепропетровск. Сначала мама одна ездила к нему на свидания, а однажды решила взять нас всех. Тюрьма показалась самым ужасным местом в мире: высокие серые стены, все мрачное, неприветливое. И здесь наш дорогой отец. Он посоветовал матери ехать в Оренбург, там вся его родня жила, а у мамы – далеко в Азии. Ситуация была тяжелой, и мама согласилась. Мы поехали домой, в Оренбург. Здесь жила старшая сестра и брат отца. Они приютили нас на первое время.

Какой срок дали отцу - не помню, но вернулся он через несколько месяцев и сразу же устроился работать военруком в пединститут. Мало того, после письма, которое он написал в Москву, его восстановили и в офицерской должности и определили место службы: в 25-ю Чапаевскую дивизию, 69-й артполк.

Отца <снова начали переводить по службе, и в 1940 году наша семья вместе с бабушкой и братом отца уехала на Украину и поселилась в городе Павлограде Днепропетровской области.

В это время освобождали Бессарабию, и отец участвовал в освобождении. После того как бои закончились, папа увез нас всех туда, лишь бабушка не захотела и сына своего (брата отца) тоже не пустила – они вернулись в Оренбург.

Завтра была война

В Бессарабии 24 мая 1941 года в нашей семье рождается еще один ребенок – девочка. А уже 22 июня началась война. Мы еще и не знали, а отец уже 21 июня, как будто бы в командировку, отправился в сторону фронта. Только утром мы узнали, что за командировка была у отца.

В первый же день войны немецкая авиация разбомбила в городе вокзал и электростанцию. Своими силами выехать из города мы не могли. 23 июня мы увидели на улице “полуторку”, которая везла женщин и детей на другой вокзал в 75 километрах от Белгорода. Эта машина нас и подобрала.

На вокзале было столпотворение и мы вместе с другими беженцами ждали очереди на поезд.

Посадили нас на открытые платформы и мы поехали в сторону Сталинграда. А навстречу нам беспрерывно шли эшелоны бронетехники, пушек, танков и поезда с солдатами.

На одной из станций нас пересадили в товарные вагоны. В них мы и доехали до Сталинграда. Там нас распределили по дворам. Мама, я, два брата и младшая сестренка попали в дом, где жили только муж и жена.

Не успели мы расположиться, как маму срочно вызвали в военкомат: “Есть ли у вас родственники?” Мама ответила: да, есть – в Оренбурге. После этого снова продолжилось наше путешествие. От Сталинграда мы добрались на теплоходе до Куйбышева. Там мама достала билеты до Оренбурга, куда мы и поехали на поезде.

В Оренбурге у брата отца была однокомнатная квартира за железнодорожным вокзалом и у сестры однокомнатная на улице Правды. Но приютили нас не они, а еще одна сестра папы из Нижнеозерного. Звали ее Таисия Евгеньевна, она работала учителем начальных классов в селе и была вдовой. Здесь мы наконец-то прекратили скитания, впервые за несколько месяцев ощутили крышу над головой. Через несколько недель пришел наш багаж, отправленный отцом, и мы ушли от тетки на съемную квартиру. Так, с третьей попытки, мы и обосновались на оренбургской земле.

Вскоре отец прислал нам первую весточку: свою фотографию и вырезку из газеты. Позже мы получили известие о том, что он героически сражается в составе 25-й Чапаевской дивизии на защите Одессы и Севастополя. Из Севастополя папа в 1942 году прислал нам фотографию, на которой он был с орденом Красного Знамени.

После падения Севастополя вестей от отца больше не было. Мы подумали, что он погиб. Мама писала в Москву, но оттуда пришел ответ, что отец – без вести пропавший боец.

“Я вернусь к вам в далекой легенде”

Жизнь продолжалась уже без отца. В 1944 году я поступила в пединститут в Оренбурге. Жила у папиной сестры на квартире, получала стипендию, часть которой отправляла матери в Нижнеозерное. Уже после войны, в 1945 году, в квартиру к нам постучался мужчина, который принес необычный документ – он был написан на французском языке. Мы поначалу испугались, но после того как перевели и прочитали, многое стало ясным. Оказывается, отец в ходе сражения за Севастополь не погиб, а лишь был ранен и некоторое время находился в полевом госпитале. После отступления наших войск он оказался за линией фронта. Вместе с буровым мастером из Бугуруслана А. Плахотнюком отец стал выбираться к своим, но их перехватили и взяли в плен немцы. Фашисты погнали вместе с другими во Францию, на шахты Па-де-Кале. Через некоторое время французы помогли им бежать. Передвигались они с севера на юг Франции медленно, только по ночам. Так они дошли до департамента Эна, округа Суассы, города Нуврон-Венгре. Там их приютил некий французский патриот Буржа Клебер.

Таким образом отец оказался в рядах французского Сопротивления и стал командиром отряда. Получается немного смешно – русский комбат со словарем в руках командовал французскими партизанами. Но, как говорят люди, видевшие тогда папу, у него все получалось.

Как писал нам Буржа Клебер, с папой он познакомился 5 сентября 1943 года, а погиб он 30 августа 1944 года. Он взял в плен двух немцев и погиб от разрыва гранаты.

Уже потом, в 60-е годы, из Франции нам прислали несколько фотографий, на которых действительно был запечатлен отец: живой… и мертвый.

Позже, в 1974 году, председатель нашего колхоза предложил мне съездить во Францию на могилу отца. Долго я готовилась к поездке – пришлось много отвечать на вопросы людей из правоохранительных органов и других дотошных организаций, но в конце концов я добилась разрешения. Но все уперлось в деньги. Мне пообещали оплатить поездку, а вот братику моему отказали. И тогда муж сказал, что одна я не поеду.

9 мая 1964 года одна из улиц в Оренбурге получила имя отца. В школе №61 на улице Химической, а затем и в школе №45 целые пионерские дружины назвали в честь Сапожникова. Эта волна дошла и до Нижнеозерного. Здесь тоже появилась улица его имени, и местные пионеры стали также именоваться в честь папы.

В то время я жила в Нижнеозерном и ко мне началось нескончаемое паломничество – журналистов, историков и других интересующихся людей. Мне всегда было приятно рассказывать об отце, но, сказать честно, уже начала уставать отвечать на одни и те же вопросы. Неожиданно поток исследователей папиной жизни прекратился и лишь изредка появлялись журналисты, чтобы задать дополнительные вопросы или получить какое-нибудь уточнение.

В 1977 году мой муж Иван Григорьевич Семенов умер, и я переехала из Нижнеозерного в Оренбург. Здесь я работала учительницей в школе №27, в 23 микрорайоне. Оттуда же меня и отправили на пенсию. И вот теперь я просто домохозяйка.

Я стою на улице Сапожникова на западной окраине Оренбурга, в районе улицы Химической. Ничем особым она не примечательна – всего-то домов тридцать, не больше. Небольшая школа №4 рассекает ее на две части. Почти на каждом доме висит табличка с названием улицы. Интересно, знают ли ее жители, в честь кого она названа?

- Здравствуйте, вас как зовут? – обращаюсь к первым попавшимся прохожим.

– Катя и Марина.

– А вы знаете, кто такой Сапожников?

– Нет, не знаем, - подружки, смущенно улыбаясь, пожимают плечами.

Взрослый мужчина более сообразителен:

- Да, вроде, какой-то герой: наш, местный.

Так я опросил еще десять человек. Всего двое пожилых обитателей улицы ответили верно.

Мы собираемся отмечать всенародный праздник. Но, оказывается, мало кто знает наших земляков-героев, даже тех, в честь кого названы улицы в родном городе! Ну в школе-то, где воспитывают юных патриотов и граждан, наверняка знают Степана Сапожникова. Но тут дела обстоят еще хуже: из двадцати опрошенных мною учеников с первого по выпускной классы никто не смог правильно ответить. И каких только версий я не услышал: от великого революционера и сапожника до знаменитого актера и партизана, бросившегося под пулемет. Некоторые из этих ответов прозвучали в кабинете краеведения под небольшим стендом, посвященным герою-земляку (есть все-таки такой в школе!). Добавить к этому нечего. Разве то, что буквально через день из школы позвонил один из завучей. Разгневанный женский голос с командными нотками требовал назвать того, кто “дал распоряжение опрашивать учеников без уведомления руководства”. Видно, в школе все делается по приказу. Указания запомнить имя героя Степана Сапожникова, судя по всему, не было…

СССР

Советский комитет ветеранов войны

Адрес: Москва, Г-34, ул. Кропоткинская, 10

№10/3 от 6 декабря 1966 г.

Оренбургская обл., Илекский р-н, с. Ниженеозерное.

тов. Семеновой Л.С.

Уважаемая Лидия Степановна!

Копия Вашего письма от 1 декабря 1966 г., адресованного Алексею Николаевичу Косыгину, была передана в Советский комитет ветеранов войны.

Ознакомившись с фактами из жизни вашего отца Сапожникова Степана Евгеньевича - защитника нашей Родины и участника французского Сопротивления, мы сочли необходимым написать в Национальную Ассоциацию бывших борцов Франции с тем, чтобы выразить благодарность французским патриотам - семье Бурже Клебера, а также местным властям города Нуврон-Венгре, где находится могила советского воина Сапожникова.

Такое письмо будет направлено нами в ближайшее время.

Пользуемся случаем, чтобы поздравить Вас, уважаемая Лидия Степановна, с Новым годом и пожелать личного счастья, здоровья, успехов в вашей большой благородной работе по воспитанию молодого поколения, достойного памяти вашего отца, отдавшего жизнь за свободу народов, за торжество сил мира над силами войны.

С глубоким уважением

Ответственный секретарь Советского комитета ветеранов войны А. Маресьев.

Нуврон-Венгре.

Мэрия Нуврон-Венгре

Мадам, Ваш отец похоронен на кладбище нашей коммуны рядом с солдатом из нашего села, погибшим во время войны 1914 - 1918 гг. Могилы всегда хорошо ухожены, на них всегда цветы, которые приносят жители села.

На могиле Вашего отца мраморная плита с его именем, установленная его друзьями по борьбе района Нуврон-Венгре, и на которой можно прочесть: "Нашему товарищу по Сопротивлению и бойцу". Имя Вашего отца выгравировано в граните монумента погибшим вместе с именами павших в войну 1914 - 1918 гг. и 1939 - 1945 годов французских товарищей. Каждый год 8 мая и 11 ноября у этого монумента зачитываются имена погибших бойцов и гражданских жертв, павших за Францию, перед ветеранами, муниципалитетом, жителями, школьниками нашей коммуны.

Видите, мадам, память о Вашем отце осталась, так как его имя выгравировано в граните, и поколения смогут прочесть его.

Я передаю Вам, мадам, привет от господина Бурже и его старых товарищей по борьбе.

Примите, мадам, от имени жителей Нуврон-Венгре и от меня лично наилучшие пожелания.

Морис Дюпре, фермер Нуврон-Венгре через Вик-сюр-Эн 02290 (Эн).