Наталья Романенко

Торговые отношения между Россией и Бухарским ханством достигли в середине восемнадцатого столетия широкого размаха. Бухарские эмиры направляли своих посланников в Санкт-Петербург с ходатайствами о прибытии в Бухару русского посольства для заключения договора о более широкой торговле.

В начале июня 1820 года для переговоров с ханством была сформирована миссия под руководством А.Ф.Негри. Дипломат, знаток Востока, Александр Федорович Негри формировал посольство в соответствии с полученной инструкцией: "...добыть материалы о природных богатствах, правителях среднеазиатских ханств, их отношениях между собой, а также с Ираном, Османской империей... и, наконец, в каких наиболее товарах европейских имеют там нужду и откуда их получают". Для сбора столь многочисленных сведений в состав посольства вошел натуралист Э.А. Эверсман, натуралист Х. Пандер, а также группа офицеров Гвардейского Генерального штаба. Одному из них, капитану Е.К. Мейендорфу, было поручено составить "Общую генеральную карту" следования в Бухару и вести журнал "путеследования в Бухару и обратно".

В августе 1820 года посольство А.Ф. Негри прибыло в Оренбург. "Так как нам предстояло пересечь необъятные степи... правительство снабдило конвоем из двух сотен казаков и двухсот пехотинцев, к которым присоединились двадцать пять всадников-башкир, - писал барон Мейендорф. - Мы взяли два артиллерийских орудия, триста пятьдесят восемь верблюдов везли багаж. Кроме того, у нас было четыреста лошадей. Нам пришлось пробыть в Оренбурге шесть недель, чтобы подготовиться к путешествию через пустыню".

10 октября на главной площади Оренбурга губернатор произвел смотр всему конвою, отслужили молебен и благословили путешественников. В сопровождении отряда из нескольких сот киргиз-кайсаков, присланных султаном Арунгазы для "охранного сопровождения" до Сырдарьи, посольство выступило из Оренбурга.

Пройдя десятки верст и делая небольшие привалы, путешественники вышли на берег реки Илек. "Илек - самая большая река из всех, которые встретились нам до Сырдарьи, - писал Е. Мейендорф. - ... он широк, очень быстр... в нем водится много видов рыб: щука, окунь, пескарь, карп и т. п.". Здесь же расположился стан султана Арунгазы, который должен был сопровождать посольство до Сырдарьи. "У султана хороший цвет лица, большие красивые черные глаза, приятная и серьезная внешность. Его визит продлился в миссии полтора часа", - писал капитан Мейендорф.

На другой день капитан от имени посольства нанес султану ответный визит: "... Я был допущен и нашел султана сидевшим почти в центре круглой юрты. С одной стороны полукругом восседали его приближенные, с другой - места для нас. Стены были украшены коврами, разостланы тигровые шкуры, кое-где на них были разложены головные украшения женщин, золотые, с бирюзой и драгоценными камнями. На крюку висела мясная туша, стояли большие бурдюки с кумысом и несколько деревянных чаш..."

Следуя далее по намеченному маршруту и направляясь к Мугоджарским горам, путешественники не раз видели многочисленные стада сайгаков. Местные охотники уверяли, что в Губерлинских горах и на Урале в июне, во время больших переселений этих животных, стада сайгаков насчитывали восемь-десять тысяч голов.

Пройдя через горы, посольство вышло на сыпучие пески пустыни. Проводники ехали впереди каравана и искали одним им известные приметы, указывающие на наличие воды. Наконец, пройдя сорок пять верст, вышли на берег озера Ходжа-куль.

Небольшой привал - и снова в путь. "Прежде чем добраться до Аральского моря, которое в значительных размерах и быстро мелеет, - писал Мейендорф, - мы вступили в пустыню Каракумы ("Черный песок"). В пустыне - обилие питьевой воды, которую можно обнаружить на глубине одной-двух саженей. Мы пересекли пустыню за восемь дней, пройдя двести шестьдесят верст, когда возвращались из Бухары. А сейчас мы не могли напиться пресной воды из Камышлыбаша - большого залива Сырдарьи. Мы, лежа на животе на льду, пили ее с истинным наслаждением", - писал впоследствии Мейендорф.

После сорокаоднодневного маршрута, 19 ноября, посольство прибыло на берег Сырдарьи.

Река была покрыта тонким льдом, и потому переход оказался сложным: лед трещал под пушками; верблюды скользили и проваливались в воду, несмотря на то, что лед посыпали золой от сгоревших связок камыша. Наконец переправа была закончена, и путешественники испытали некоторое облегчение, надеясь, что дальнейший путь через плоские глиняные равнины будет легче. Но и здесь таилось немало опасностей. На равнинах довольно часто встречались саксауловые рощи, в которых обитало множество диких кошек, волков, кабанов и тигров. Местные жители - киргиз-кайсаки - боялись охотиться на зверей. Но если уж встречи с хищником было не избежать, то охота начиналась. "Человек двадцать, вооруженных фитильными ружьями, - писал Мейендорф, - собираются возле зарослей, где прячется зверь, и поджигают стебли с наветренной стороны. Зверь выбегает и попадает под пули охотников. Применив подобный способ, мы охотились на кабанов. Лошади выносили нас подчас в непосредственной близости от взбешенных зверей. Один казачий офицер, обиженный тем, что другой упрекнул его в трусости, слез с коня, спокойно уселся на огромного раненого вепря, схватил его за уши и, чтобы покончить с ним, в упор выстрелил в голову кабана: пуля пробила череп".

3 декабря 1820 года отряд вышел на дорогу, ведущую в Бухару и проторенную проезжающими караванами.

Дорога эта проходила и через саксауловый лес, и через пески Кызылкумов. Отряд проходил по пескам по сорок шесть верст в день. И, несмотря на столь быстрое и очень трудное передвижение, почти не останавливались: надо было спешить, чтобы не остаться без воды. Люди и лошади, истощенные и смертельно уставшие, желали только одного: поскорее добраться до Бухары.

Мейендорф писал: "Последнее расстояние в двести одиннадцать верст мы прошли за пять дней с артиллерией по песчаной пустыне, лишенной травы и воды, с очень большой быстротой, предварительно сделав более тысячи верст. Правда, наших пехотинцев по очереди везли верблюды, но для военного отряда совершить подобный поход в столь краткий срок было весьма трудно".

До Бухары оставалось несколько десятков верст, но эмир выслал для встречи посольства четырех таможенников, которые проводили гостей в селение Агатма, где было все приготовлено для отдыха путешественников. У ворот Агатмы посольство встретил начальник сотни в сопровождении двадцати всадников и сообщил, что хан послал его встретить знатных гостей и предложить "любую провизию, какую только пожелают". "Мы нашли в Агатме свежий белый хлеб, восхитительный виноград и гранаты... Наше удовольствие трудно было вообразить, ведь в продолжении семидесяти дней нам пришлось питаться исключительно сухарями...", - писал Мейендорф.

Посольству сообщили, что прежде чем въехать в Бухару, им нужно встретиться с куш-беги - одним из важнейших чиновников бухарского правительства. Он ожидает в ближайшем селении.

...Куш-беги обсудил с русским послом церемониал представления хану, выслушал многочисленные возражения господина Негри и на прощание попросил хану в подарок две пушки, что были у посольства. Не получив согласия, стал просить для хана коляску господина Негри. Коляску он тоже не получил: у русской миссии было несколько верблюдов, нагруженных подарками для бухарского двора.

Сорок верст до Бухары миссия Негри проехала за два дня. "...Мы в продолжении этого пути были беспрестанно окружены многочисленной толпой, которую полицейские разгоняли палочными ударами; люди не пугались, убегали и снова возвращались. Наши солдаты были в полной форме. Звуки барабана вызывали возгласы удивления жителей..."

В пятнадцати верстах от Бухары посольство встретил начальник ханского войска с тридцатью всадниками и препроводил их к загородному дому куш-беги. После тридцати шести часов дискуссии по поводу соблюдения церемониала дело закончилось к общему удовольствию: эмир не возражал против того, чтобы русский посол сидел в его присутствии.

В полдень 20 декабря 1820 года русское посольство торжественно вступило в Бухару. Впереди ехал казачий отряд и вез подарки: меха, фарфор, хрусталь, часы, ружья. Казаки и пехота замыкали шествие. Медленно продвигаясь, кортеж выехал на дворцовую площадь.

Пройдя через несколько дворцовых дворов, в каждом из которых стояли вооруженные солдаты, и сидело триста-четыреста знатных бухарцев, посольство вступило в приемный зал. На подушках, покрытых расшитым золотом ковром, сидел эмир Хайдар-хан, справа и слева от него - его сыновья. Е. Мейендорф подробно описал аудиенцию у эмира: "...Два камергера символически поддерживали господина Негри. Приблизившись к эмиру на десять шагов и произнеся речь на персидском языке, он вручил куш-беги верительную грамоту и сел на отведенное ему место. Члены русского посольства остались стоять у стены по обеим сторонам двери. Хан тут же прочитал письмо императора вслух. Затем он попросил г. Негри ввести несколько наших солдат без оружия. Увидя их, он принялся хохотать как ребенок. Хану было сорок пять лет, у него красивая борода, черные глаза и оливковый цвет лица; он казался истощенным гаремными удовольствиями. На нем был черный бархатный халат с драгоценными камнями и муслиновая чалма с султаном из перьев цапли... подарки унесли в другой зал в присутствии хана. Аудиенция продолжалась около двадцати минут. Затем мы вышли из дворца и с нашим конвоем вернулись в Базарчи (окраина Бухары). Конвой находился там на бивуаке в саду всю зиму. Господин Негри и члены посольства разместились в Бухаре в большом доме, принадлежавшем куш-беги. Мы оставались в городе с 20 декабря 1820 года до 10 марта 1821 года. 25 марта мы покинули пределы Бухары, довольные тем, что познакомились с этой страной".

Переговоры между русским посольством и эмиром Хайдар-ханом велись только через главного визиря, который "употреблял все меры хитрости и коварства, дабы поссорить господина посланника с ханом и склонить сего посланника к совершенному отказу в требовании миссии", - писал в воспоминаниях участник посольства Негри священник Будрин. Хан всячески уклонялся от прямых ответов на вопросы, которые ставил перед ним русский посол. Только после настоятельных требований об аудиенции хан назначил ее на 22 февраля. Взаимные переговоры успеха не принесли: хан категорически отвергал решения вопросов, касающихся развития торговых отношений России и Бухары. Хан вежливо, но категорически, приказал посольству покинуть Бухару через двенадцать дней. Этот оскорбительный приказ правитель Бухары мотивировал тем, что 9 марта начинается праздник Нового года и продолжается несколько дней. Хан выезжает за шесть верст от города и осматривает свои войска, а русские своим присутствием будут отвлекать его подданных от получения удовольствия.

Визирь поддержал хана и, "наделавши множество учтивостей и лестных обещаний, предложил русским дождаться удобного пути и запастись провиантом, но не в Бухаре, а в Вабкенте". Но квартиры, приготовленные для русских в Вабкенте, были неудобны и неприспособлены для размещения людей и лошадей.

Но хан был непреклонен, и русское посольство было вынуждено выступить в Вабкент.

7 марта 1821 года русский посол прибыл к хану на последнюю аудиенцию. "Хан был ласков, - вспоминал Будрин, - позволил остаться миссии в Бухаре до 20 марта с тем только, чтобы господин посланник все-таки выехал из города... потом подарил посланнику 200 червонцев, капитану Мейендорфу 40 и отрядному командиру 40, а прочим при миссии служащим по 15; однако господин посланник отказался от сего неучтивого подарка, сказав в ответ, что он так награжден от государя императора, что хан не может о том и помыслить".

9 марта русское посольство покинуло Бухару. К длительной обратной дороге готовились, расположившись лагерем в Базарчи. Русский посол выкупил многих пленников, платя за них шестьдесят-семьдесят червонцев, а тех, у кого были отпускные, брал под свою защиту на пути следования в Россию. Но и здесь хан чинил препятствия, накладывая большой штраф на тех своих подданных, которые продали рабов. 22 марта русская миссия была готова покинуть Бухару. Узнав об этом от своих подданных, хан прислал господину Негри несколько шалей и индийскую парчу. Русский посол подарки принял, но вернул хану червонцами десятую часть стоимости каждой вещи. 22 марта 1821 года русское посольство "удалилось в благословенное отечество свое". Ни хан, ни его сановники русскую миссию не провожали.

"... 16 мая в 9 часов утра отряд торжественно вошел в Оренбург, - писал Будрин, - и, отслуживши молебен на парадном месте, в роще против дома военного губернатора, был угощаем обедом".