Андрей Левыкин

Прошедшие 5 и 6 марта на сцене театра музыкальной комедии спектакли Санкт-Петербургского государственного мужского балета стали великолепным подарком женщинам ко Дню 8 Марта. Честь писать о мужском балете должна была бы по праву принадлежать женщине, но не нашлось среди нас тех, кто сумел бы переплавить эмоциональное потрясение и культурный шок в холодное реалити газетного обзора. Проблема вовсе не в подборе слов, а в способе понимания той уникальности балета, где исполнение сложнейших мужских партий сопряжено с виртуозной манерой и стилем легендарных женских партий из классического балета, будь то "Лебедь" Сен-Санса, "Ночь" Рубинштейна или "Шехерезада" Римского-Корсакова.

Мужчины на пуантах

Когда известный петербургский танцовщик заслуженный артист России Валерий Михайловский решился на создание сугубо мужской балетной труппы, многие сочли его дело заранее проигранным. Однако первое же представление нового балета вызвало в балетной среде шок, обернувшийся сенсацией, и стало революцией в русском балете. Действительно, впервые в истории русского балета был создан коллектив, состоящий исключительно из мужчин-танцовщиков, вставших на пуанты и исполнивших самые известные дивертисменты женских балетных ролей классического репертуара. С тех пор писано о труппе немало восторженных рецензий. Искусству балета Михайловского аплодировали зрители "Линкольн-Центра" в Нью-Йорке, центральных театральных площадок Токио, Копенгагена, Хельсинки, Иерусалима, Сеула, Кейптауна, Йоханнесбурга, Пекина, Будапешта, проще было бы сказать - ему аплодировал весь мир. Михайловский со своей труппой представляет Россию на различных международных фестивалях, а в России занимает свою нишу, став частью истории русского балетного искусства.

Этот холодный, холодный мир

Первое отделение спектакля, представленного в Оренбурге, являло собой авторскую программу Андрея Иванова, бывшего нашего соотечественника, ныне проживающего в США и ставшего там культовой фигурой мирового балета. Красноречиво названное "Мужчина &...", оно обещало раскрыть все ипостаси мужской природы, скрытые за кокетливым значком амперсанта - &, переводимого как соединительный союз "и", но вылилось в беспощадную критику мира людей. И еще: столь же жестокое отношение автора к самим танцовщикам, связанным нечеловеческой хореографией. "Связанным" в буквальном смысле, ибо в зале не осталось ни одного равнодушного, не желавшего освобождения танцовщикам, опутанным по рукам и ногам своими собственными жилами и нитями нервов. С почерневшими лицами, они рвались из пут, создавая страшное и потому красивое зрелище. Главное чудовище, которое можно было бы назвать как "Господин Никто", мастерски исполненный самим г-ном Михайловским, творил на сцене жуткую фантасмагорию, отрезая у людей ноги - две пары женских, две пары мужских - и заставляя "ампутированные" конечности бойко отплясывать танго.

Этот "Никто" сажал людей в метро и под чудовищные ритмы индустриального мегаполиса отправлял их в бессмысленную поездку по кругу. Он же поил их алкоголем до той степени, что на сцене оставались бесноваться два белых, как безмолвие, костюма. По глазам зрителей ослепляюще били ярчайшие лампы, по сцене проносили, разматывая в кровавую тряпку, человеческое сердце, музыка грозила сомнамбулизмом... И этот же "Никто" в одночасье вернул все к исходному моменту, началу действа, вновь погрузив танцовщиков в сон каменных статуй.

Балет, исполненный тревожного замысла, превращал все тот же & - and в end, за которым виделся "конец" человеческого мира. Но искусство злодеяния отличается от его искусного опровержения, дарующего оптимизм, и уже со второй сцены в зале не стихали аплодисменты и крики "браво!"

Без женщин жить нельзя на свете...

Антракт был заполнен обсуждением виденного. Преобладали восторженные ноты, но главное чудо зрители увидели во втором отделении, состоявшем из дивертисментов известных балетов. Можно было бы поразиться выносливости самого Михайловского, выходившего на сцену едва ли не через номер, но зрители не видят "пот и кровь" артистов, а только то мастерство, что заставляло зал замерать от восторга. Тонко, остроумно и даже провокационно поданные образы Эсмеральды, лебедей, Шехерезады и других женских ролей выдавали не только филигранную балетную технику, но и разумение вкуса танцовщиками, а также мастерство перевоплощения. Зал видел буквально женщин в их фуэте, батманах и прочем и, вспомнив, что это все-таки мужчины, взрывался аплодисментами. Уловив же смешливое настроение артистов, отчаянно и нарочито "стрелявших глазками" и жеманничавших на поклонах, хохотал до слез, вновь переходя уже в овации. Заключительный поклон был прерван только опустившимся занавесом.

Юные девочки ринулись за кулисы, вылавливая усталых танцовщиков, чтобы получить автограф и сфотографироваться с ними. Я же лишь спросил у директора труппы Александра Орского: "Мужской балет... Тяжело, наверное, танцевать без женщин?"

Вздохнув, директор ответил, что да, без женщин вообще тяжело, но... "У нас есть две женщины... бухгалтер и администратор".