После недавнего развода с женой Никита отступил в однокомнатную квартиру, считая, что развод - продукт временных обстоятельств и что не надо хаить женщину, надо лишь изменить обстоятельства и семья восстановится.

Ведь совсем недавно все было хорошо, совсем недавно Танюша, его жена, тихо-мирно работала бухгалтером в швейном ателье, получая свои трудовые сто семьдесят пять рублей, и не думала, не чаяла о резких переменах в своей личной жизни. Да и Никита начал замечать эти перемены с большим опазданием, когда молчаливая, сдержанная в жестах и эмоциях молодая хозяйка стала частенько задерживаться на службе и являться домой кокетливо веселой, с сумочкой, наполненной флакончиками духов и шампунем. В спальне, возле маленького овального зеркала, где прежде лежали расческа и пудреница, запестрело столько косметики, сколько Никита не видел в гримерной ведущей актрисы. Танюша все реже и реже просила его достать ей и ее подружкам из ателье билеты на спектакли, где он играл не самые главные, но все же заметные роли. Потом вообще перестала ходить в театр. По утрам она не спешила как прежде на кухню, чтобы сготовить завтрак и, пока он бреется, пьет кофе и ест горячие, со сковороды, оладьи со сметаной, отвести Игорька в детсад. Теперь она садилась к зеркалу и начинала кропотливо высиживать, выращивать на своей круглоглазой, с сивой челкой, простонародной мордашке резкую телевизионно-рекламную какую-то импортную красоту. К выходу шла вся лакированная, сверкающая, благоуханная, и когда Никита норовил по обычаю поцеловать ее на дорожку, она с игривой улыбкой уклонялась, выставляла перед собой руку, шутливо предостерегая: "Осторожно - окрашено". Проводив жену, Никита шел в кухню и готовил себе завтрак. "В холодильнике сайра, шпроты, икра, тушенка!" - звенел в его ушах голос "жутко занятой", спешащей на работу жены.

Оставив в швейном ателье насиженное место и скромный оклад, Танюша перешла в туристическую фирму "Анталия". Фирма привлекла ее прежде всего фантастически высоким заработком и еще множеством всяких поблажек и услуг. Ей все время кто-то что-то доставал, презентовал, почти ежедневно она приносила со службы что-нибудь "аховое", то турецкие перчатки, то арабские серьги, то черные израильские мокасины.

- Где это ты приобрела? - с угрюмой улыбкой полюбопытствовал однажды Никита.

- В киоске нашей фирмы. Такой выбор! - с ума сойти. Вообще, у нас такие аховые ребята. На ходу подметки рвут! - восклицала Танюша.

- Чьи подметки, у кого?

- Понимаешь, у них сейчас, как всюду, взрыв предпринимательства. Ренесанс мозга! Понимаешь? Учеными давно доказано: только пять процентов мозгового вещества человека задействовано, остальная часть - в дремоте... Была! А теперь просыпается. Перестройка ударила по нашим сонным мозгам, как по струнам, и они заиграли!

- У кого заиграли, а у кого искры из глаз посыпались, как от крепкого подзатыльника.

- Жизнь пришла в движение, многим стряхнула пыль с ушей. Ловкий, цепкий народец пошел...

- Вот именно - народец. Вот именно - хлынуло, пошло все, что пошло.

- Да ну тебя, Никиш! Все-то ты хмуришься, а ты улыбнись. Лови свой шанс. Вот наши ребята сорок квадратных метров площади прямо на дороге нашли.

- А кто их потерял?

- Никто. Бесполезная площадь была. С фасада здания - гастроном, а с заднего крыльца пустой угол ящиками и хламом завален был. Ребята усекли это, договорились, кирпичной стеной этот угол отгородили и получился офис из трех комнат. Вагонкой, плиткой цветной и гофрированным пластиком облицевали, кованое железное крылечко возвели. Не фирма - сказка! Приходи, посмотришь.

Никита не пошел. Зато к нему пришли. Те самые аховые ребята из фирмы "Анталия". Танюша привела их на свой день рождения.

Это мое начальство, - буднично представила она мужу молодых, внешне чем-то похожих друг на друга брюнетов. В будничном голосе жены он услышал едва сдерживаемое торжество.

- Лева, - кивнул гость, одетый в бордовый пиджак и черные брюки.

- Ираклий, - сладким баском представился другой гость, такой же, как и первый, темноглазый, с такими же короткими усиками и короткой стрижкой, с такой же плавностью движений молодого, но тучноватого тела, в таком же свободного покроя мешковатом пиджаке из велюра. Они преподнесли Танюше букет белых роз, поочередно поцеловали ей руку, после чего Ираклий помог поставить в хрустальную вазу цветы. Он сразу нашел ее и потому, как вольно передвигался он в квартире, Никита определил, что гость этот здесь уже бывал. "Когда? Во время моей гастрольной поездки в Воронеж?"

Чуть погодя заявилась высокая, изящной наружности девушка. "Наш секретарь Даша!" - галантно представил ее Репникову обаятельный Лева, после чего Даша вручила Танюше коробку шоколадных конфет и села в кресло, уложив одну на другую длинные, молочно-белые, прелестные своей пикантной обнаженностью ноги в бежевых остроносых туфлях. Она почти весь вечер помалкивала, лишь кратко отвечала на вопросы, взмахивая при этом густой каштановой гривой. Когда Лева, выпив рюмку, тыкался мокрыми губами в ее нежную ложбинку межгрудья, она с извинительной улыбкой окидывала сидящих миндалевидными глазами и томно опускала их.

Вторая парочка, Танюша и Ираклий, услаждали друг друга лишь многозначащими взорами. Никита сидел в торце стола и с каждым часом чувствовал себя в доме лишним, помехой раскручивающемуся веселью. Поначалу он пытался придать застольному общению направление, нанизать беспорядочный галдеж на какой-либо стержень смысла, но его тут же сбивали советами: "Будь проще, хозяин. И наливай. Главное, у нас есть что пить, а за кого и за что - мы придумаем". Общения не получалось. По тостам, рассуждениям и репликам гостей Никита так и не мог понять, кто эти люди, чего хотят. Бесцельный и путаный, как полет мухи, разговор Ираклий прерывал короткими тостами кавказского толка.

- Эту маленькую рюмку я поднимаю с ба-альшим чувством. Я пью за твой гроб, Танюша, который сделаем из столетнего дуба, что посадим завтра в нашем саду! - произнес он еще в начале вечеринки.

- За гроб! За гроб! - повторял затем Лева, опрокидывая в рот рюмку за рюмкой.

Чтобы прибавить шуму, Танюша включила магнитофон и телевизор, но Ираклий замахал руками:

- Зачем нам рок-группы, когда живой артист рядом сидит?!

Дарагой Никита, спой нам что-нибудь такое-этакое!.. - Ираклий драчливо взмахнул белыми кулачками.

- А что именно? - улыбчиво буркнул Никита.

-Тебе лучше знать. Мы по театрам не ходим. Некогда! Бизнес, понимаешь...

- А я думаю-гадаю, почему же театры опустели? - лукаво подивился Никита.

- Люди делом занялись. Не до билетов и концертов теперь. - Ираклий развел руками. - Ты нам что-нибудь простенькое, ближе к цирку...

- Никиш, давай из оперетты Дунаевского "Вольный ветер", - умоляла Танюша.

Его удручала безбрежная веселость жены, в общем-то неглупой женщины, в прошлом весьма щепетильной в выборе знакомств. Сейчас же она поминутно и беспричинно хохотала, как дурочка, подстраиваясь под застольный гвалт изрядно подвыпивших своих начальников.

- Ну, хорошо. Давай ту цыганскую про гитару семиструнную, что по ночам так мучила меня! - воскликнул Ираклий, снимая с себя пиджак и галстук.

- У нас есть кассета с этой песней. Я сейчас включу ее, Ираклий. - Танюша шагнула к магнитофону.

- Нет! - запретил Ираклий. - Зачем кассета? С нами живой артист сидит. Я артистов только на сцене видел, когда в техникуме учился и ходил в театр. Мы, сотни зрителей, тогда нескольких артистов оплачивали. А теперь я один могу!..

Ираклий снял со спинки стула пиджак и запустил руку в его внутренний карман.

- Давай, Никита, покажи талант. Почему там со сцены всем показываешь, а нам тут не хочешь показать? - распаляясь, продолжал он.

- Театр наш уже третий месяц закрыт, - начал Никита, но Ираклий прервал его:

- Безработный артист не хочет поработать для маленькой публики и хорошо заработать? Неправда! Он хочет, он будет! Я найду ему работу и оплачу. Вот, Никита, сто баксов. Пой, Никита, пой, пока я добрый. - Ираклий вынул из партмоне стодолларовую купюру и положил на стол перед Никитой.

- Вообще-то, вы не по адресу. Я не певец, я - актер...

- Танюша говорила, что ты поешь... Начинай, Никита! Вот тебе еще полста баксов.

- Проще и дешевле позвонить в "Ромэн" и пригласить цыганок, - хрупким голоском подсказала молчальница Даша.

- Ой, мясо в духовке горит! - вскрикнула Танюша и кинулась в кухню.

Вернулась в комнату с подносом, на котором стояли горшочки.

- Тушеная говядина с картофелем и грибами. Помогите расставить. Каждому - по горшочку. Осторожно, не обожгитесь, - хлопотала Танюша.

- Какой запах! Ай да Танюша. Ну как не любить такую женщину?! - восторгался Ираклий, получив свой горшочек и крупным носом заглядывая в него. - Еще перчику сюда бы!

- Никита, принеси перечницу и соль, - попросила Танюша, убирая со стола использованную посуду.

Возвращаясь из кухни, Никита увидел, как Ираклий целует руку жены, услышал ее уторопленный шепот:

- Твои усы куда приятнее щекотали спину.

- О, да, то был высший кайф! - Ираклий даже зажмурился от сладких воспоминаний, но, увидев Никиту, громко сказал: - Золотые руки,золотое сердце, горячее, как южное солнце. За Танюшу. Давайте выпьем за говядину и за Танюшу!

Примерно через месяц после этого застолья Танюша однажды вечером не пришла со службы, предупредив, что задерживается в связи с оформлением большой группы туристов. Домой явилась лишь утром, посовала в дорожную сумку кое-какую одежду, торопливо чмокнула в лоб спящего Игорька.

"Улетаю сопровождающей. Потом все объясню. Будь умненьким. Вот деньги на питание", - кинула на кухонный стол кошелек и, прильнув виском к небритому подбородку Никиты, выбежала из квартиры. Выйдя на балкон, Никита увидел во дворе темно-синий "мерседес", на его глазах поглотивший Танюшу.

Раза два Танюша звонила из-за рубежа, справляясь о здоровье своих "дорогих мужчин". Потом звонки прекратились, и Никита встревожился. Он набрал номер телефона "Анталии", где ему пояснили, что Татьяна Репникова и шеф фирмы Ираклий Гумбадзе находятся в командировке на Кипре, обустраивая там ее новый филиал. Первого сентября Игорек пошел в первый класс. Никита отвел его к своей теще-пенсионерке, сам же в составе концертной бригады выехал к оренбургским хлеборобам. Отказаться от поездки он не мог - сидел без денег и хватался за малейшую возможность заработка.

...В ноябре Танюша и Никита разменяли двухкомнатную квартиру и жили теперь порознь, изредка встречаясь в застольях у хлебосольной тещи. Никита скучал по Игорьку, ненасытно разговаривал с ним по телефону. Танюша ходила по зимней Москве в роскошной соболиной шапке и красной кожанке на меху - заметно похорошевшая, торжествующе независимая. При редких встречах с Никитой на улице или в метро она, самовластно чмокнув его в сухие, безответные губы, рассказывала об Игорьке, о новых костюмчиках и ботиночках, которые купила ему. Однажды сынишка схватил тяжелую ангину и по телефону сообщил о своей болезни отцу. Никита примчался тотчас и просидел возле постели Игорька заполночь. Танюша предложила заночевать, глядела на него прежними глазами жены, грустя и винясь.

- Ты однажды сделала выбор, зачем же пятишься? - сказал Никита, одеваясь.

- Выбор между кем и чем? Ты имеешь в виду того... ну, моего шефа?

- Который усиками приятно щекотал тебе спину.

- О, господи, нашел к кому ревновать! Да его уже давно нет у нас. Попал в перестрелку. Пуля повредила шейный позвонок. Смогут ли врачи поднять его...

- Любовь всесильна. Поднимешь.

- Какая любовь?! Бывают же у женщины минуты слабости, влюбленности. А ты сразу - выбор! Выбор между чем, кем?

- Выбор между ними, кто сейчас всеми законами и всеми беззакониями, ложью и пулями навязывают народу пещерный образ жизни, и теми, кто противостоит этому, кто уверен, что без культуры общество - всего лишь скотный двор.

- Эх, Никита, Никита. Ты неисправимо упрям в своих глобальных заботах улучшить человечество. А оно не хочет улучшаться. Понимаешь? Оно хочет жить так, как живется. Сытно и просто. Что нам надо? Чтобы Игорек, ты, я и мама были здоровы, обуты, одеты и чем-то радовали друг друга, - внушала Танюша, кутаясь в ажурный пуховый платок, который ей подарили еще на свадьбе. - Ты хочешь уйти в ночь, зная, что мы будем волноваться за тебя, не спать. Сними пальто. Останься.

- Зачем разогревать старую кашу? - вяло отмахнулся Никита.

- Но, говорят, если разогреть вчерашний борщ, он становится еще вкуснее.

- А еще говорят: на вдове жениться, что старые штаны надеть.

- О чем ты? Кто вдова?

- Ты, Таня. Вдова нашей убитой любви.

- Что ж, желаю тебе приобрести новые штаны, - сухо сказала Танюша и подала Никите руку.