Анатолий Тепляшин - наш постоянный автор. Он - член Союза писателей России, живет и работает в городе Новотроицке. За плечами большая жизнь и учеба: строительный техникум, Литературный институт имени Максима Горького, работа воспитателем и учителем в исправительных колониях, служба на флоте. Автор четырех книг стихотворений: "Открытый океан", "Вьюжный Урал", "Горящее озеро", "Искра во мгле". Сегодня мы публикуем новые стихи из будущей книги "Ангел-хранитель".

Анатолий Тепляшин
Вольный ветер
А. Лучевникову
На ковыльной гряде седина, седина
бесконечных веков, словно пена морская.
Сто дорог пролегли, как дорога одна -
в никуда, ниоткуда, от края до края.

Кто на ней ни мелькал, пропадая вдали,
разбросав по курганам усталые кости,
прежде чем старожилы уральской земли
упокоили прах свой на первом погосте.

Здесь казацкие кони срывались в галоп,
вольный ветер летел, задыхаясь, навстречу.
Здесь не знали постыдного слова "холоп",
презирали холуйские льстивые речи.

Здесь мой край, моя родина, вера и кров.
И хотя жизнь меня обтесала, как прочих, -
но к щекам приливает казацкая кровь,
да и кухонный нож, словно шашка, отточен,

И пустынно в душе иногда, и темно,
и на сердце тоска, словно перед бедою -
это ветер степной снова рвется в окно,
это звякают кони железной уздою.

Что успел пережить на коротком веку -
все отдам за глоток безоглядной свободы,
чтоб упасть в эти травы на полном скаку
под шатром золотого небесного свода.

Когда нисходит ночи тень
Когда нисходит ночи тень
и давит тишина пустая,
как я отчаянно мечтаю
вернуть из прошлого хоть день.

Увидеть тех, кого любил,
обнять отца, обнять братишку
и даже плюшевого мишку,
который мне за брата был.

Вернуть тот самый первый взгляд,
как молния, пронзивший душу,
не предрекавший мне в грядущем
всю нежность чувств убивший град.

А может, тот счастливый миг,
когда вез сына из роддома,
весь полон чувством незнакомым,
к которому потом привык.

Иль тот кусочек января,
когда под белым снегопадом
я шел волшебным дивным садом
и верил, что живу не зря.

Ах, если б, если б все вернуть!..
Но это значит снова, снова
пройти до мелочей знакомый
тяжелый и угрюмый путь.

И снова горестно любить,
дыша отравой и обманом,
и снова жить в угаре пьяном,
и снова близких хоронить.

Не вышел я на верный путь,
и лучше жизнь моя не стала,
но сердце, бедное, устало
и просто хочет отдохнуть.

Мой вечер жизни все темней,
и в душу рвется луч рассветный.
Но трудно сделать шаг ответный -
не пережить мне прежних дней.

И если б кто-то мне сказал:
"В твоих руках угасший пламень!" -
я б не разбил волшебный камень
и жизни прожитой не взял.

Но кто мне может запретить
в минуты горького сомненья
ловить ушедшие мгновенья,
чтоб тьму ночную осветить.

Радость жизни
Вновь расшалилось сердце не к добру,
Душа в тоске и к панике готова.
Вот так же лист последний на ветру
Трепещет на виду зимы суровой.

Но каждый миг, подаренный судьбой,
Такой наполнен жизни остротою,
Что я взлетаю над самим собой
И к завтрашнему дню стремлюсь мечтою.

Не знал я в жизни беззаботных лет,
Ни даже дней без признаков ненастья.
Давно известно: счастья в жизни нет,
Но есть в ней, знаю, то, что выше счастья.

Вот эта радость горестных минут,
Вот этот миг тревоги и невзгоды,
Когда в тебе все клеточки живут,
Наверстывая месяцы и годы.

Что - счастье?
Мимолетная звезда.
Мелькнет - и нет, лишь тьма темнее станет.
А радость жизни в нас живет всегда,
И в самый горький миг она проглянет.

Исход - начало и конец пути,
А радость жизни - вечное движенье.
Ни смысла в ней, ни цели не найти,
Как и во всем божественном творенье.

И даже в миг, когда уже невмочь
Мгновенья длить, душа живет мечтою.
Какой бы темной ни казалась ночь,
Она светла пред вечной чернотою.

И потому - да будет вечно свет
В твоей душе, не знающей покоя.
Ведь жизнь - не перечень прожитых лет...
Никто не знает, что она такое.

В дороге
Мы на машине ехали сквозь ночь,
высвечивая фарами дорогу.
Гудел мотор во всю стальную мочь,
и сон одолевал нас понемногу.

Машина наша, словно звездолет,
летела галактическим простором.
Таил загадку каждый поворот,
"КамАЗ" навстречу мчался метеором.

Пересекая световой туннель,
как призраки, всплывали вдруг из мрака
то светлая и легкая газель,
то черная, как сгусток тьмы, собака.

Как мяч, запрыгал заяц в ста шагах
и отпружинил, пробивая стену
слепящей тьмы,
а вечный дикий страх
летел за ним неотделимой тенью.

Готовый на стремительный таран,
захваченный врасплох двухстволкой света,
куском скалы встал на пути кабан,
но дрогнул -
и скатился в тьму кювета.

И вывернувшись из-под колеса,
лишь вихрем нашей скорости задета,
мелькнула на мгновение лиса,
как рыжая хвостатая комета.

Так, разгоняя неотвязный сон
сюрпризами, возникшими из мрака,
пересекали путь наш с двух сторон
живые эти "знаки зодиака".

И было нам уютно и легко
в бездонной тьме межзвездного пространства.
И был рассвет уже недалеко
в своем блестящем солнечном убранстве.

Уже спадали чары темноты,
пугавшей и влекущей наши души.
И вдоль дороги черные кусты
не предрекали нам беды грядущей.

Живая жизнь была со всех сторон,
у каждого таилась поворота.
И даже в грозном карканье ворон
слышна ее ликующая нота.

И верилось, что в сумраке любом,
в конце любого черного туннеля
нас ждут надежда, радость и любовь,
и легкий светлый силуэт газели.

Памяти отца
Проходят годы - боль не утихает,
тоска на сердце давит все сильней...
А рядом потихоньку подрастает
загадочное племя сыновей.

То - наша кровь и плоть.
А что мы знаем
О нас самих, размноженных в веках?
Что мы находим в них, а что теряем,
Что в них - на совесть, ну а что - на страх?

Что мы для них -
ступенька к жизни новой,
а может быть, преграда на пути?
Куда податься в жизни им суровой,
когда самим нам некуда идти?

Мы дарим жизнь, но ведь и нам дарили,
Чтоб мы смогли живую цепь продлить.
Но разве мы кого благодарили,
и было ли за что благодарить?

Сменяются земные поколенья,
а цель одна - продлить круговорот.
Как полководцы на полях сраженья,
бросаем мы детей своих вперед.

Там, впереди, невзятая высотка.
Там, впереди, неясная мечта.
И вечная "наркомовская" водка,
и вечная для сердца маята.

В боях за жизнь в тылу не отсидеться,
и здесь заградотряды не нужны.
От вечных смут нам никуда не деться,
и все мы перед вечностью равны.

Все были сыновьями и отцами
и уходили в горние края...
Мы жизнь передавали, словно знамя.
Но знамя - общее для всех,
а жизнь - моя.

Весь мир наполнен музыкой венчальной,
и надо жить, держаться молодцом.
Но лишь теперь, в день памяти печальной,
я понял вдруг, как трудно быть отцом.

Ведь даже там, у вечного порога,
тебе покоя не дает твой сын...
Детей в семействе может быть и много,
а вот отец у них всегда один.

* * *
Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружен;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он.
А.С. Пушкин. "Поэт".

Но почему же "всех ничтожней",
а не такой, как, скажем, все:
такой же скучный, осторожный,
во всей обыденной красе?

Но почему же в рамках тесных
тебе ужиться не дано,
и почему с высот небесных
летишь на самое ты дно?

Зачем же ангельское пенье
меняешь ты на сущий ад?
Что ты находишь в униженье,
в тоске, которой сам не рад?

Летун, пропойца и бездельник,
в грехах увязнувший монах,
живешь без цели и без денег,
как птичка божья на ветвях.

В бреду химер бредя без брода,
в простых вещах слепой, как крот,
ты - эхо своего народа,
в семействе собственном - урод.

На дальней человечьей свалке
ты место с краю углядел...
Но разве смог бы падший ангел
жить по-другому средь людей?

И он всех смертных был бы хуже,
весь в ожидании - пока...
Ты видишь: в этой грязной луже
плывут по небу облака?

И он бы жил призывным кликом,
чтоб устремиться в горний мир
и вновь предстать пред Божьим ликом
прекрасным, чистым, как эфир.


Благодарность
Т.В.П.
Не времени поток, а лишь мгновенья,
как островки в течении реки.
Не сноп огня, не пламя озаренья,
а только в поле темном огоньки.

Не линия - всего лишь многоточье.
Не лес - а лишь побеги вдоль стволов.
Не связные осмысленные строчки,
а лишь обрывки полустертых слов.

Да, это жизнь...
Обрывки, точки, блики,
неверный контур, легкие мазки.
В густой толпе светящиеся лики,
прощальный взмах неведомой руки.

Есть человек - и нету человека:
улыбка, слезы, мимолетный взгляд.
Прожив свой век - никто не прожил века,
никто не прожил два часа подряд.

Никто не склеил пестрые осколки.
И даже на страницах дневника
нам не собрать иголки из-под елки
и не построить замок из песка.

Все лгут календари и лгут романы,
описывая "жизненный процесс".
И даже нет странички без обмана -
всегда немного отклонен отвес.

И в этом зыбком фрагментарном мире,
где можно все сомненью подвергать,
неверно даже "дважды два - четыре":
всегда найдется тот, кто скажет - "пять".

Тем удивительней вдруг встретить человека,
чей образ встанет на твоем пути
не как одна стотысячная веха,
которую ты сможешь обойти.

Нет, в душу он ворвется поневоле,
на сто вопросов ясный даст ответ.
И ты увидишь реку, лес и поле,
и ты увидишь яркий чистый свет.

И даже жизнь твоя на то мгновенье,
когда идешь с ним рядом на пути,
вдруг обретает смысл, вдохновенье,
которых раньше ты не мог найти.

Таких людей, как дар, ты принимаешь
и благодарно смотришь им вослед.
За что благодаришь, ты сам не знаешь...
За этот лес, за реку, поле, свет.


Хрустальный шар
Памяти А.П.Л.
Хрустальный шар, скользнув из Божьих рук,
разбился вмиг на мелкие осколки.
И хоровод, кружившийся у елки,
невольно вздрогнул, разрывая круг.

Наш праздник жизни сразу потускнел.
Как быстро показалось дно бутылки!
Кто маски снял, а кто-то не успел:
и волчьи морды скалились в ухмылке.

И позабыв заученную роль,
застыл затейник с призовой конфеткой:
откуда, почему такая боль
пронзила вдруг его грудную клетку?

И по толпе пронесся тихий стон,
перекрывая аханья и толки.
И не встречая никаких препон,
в сердца врезались звездные осколки.

И кто-то в белом уходил во тьму,
и кто-то в черном подходил к порталу.
И неподвластный сердцу и уму
подвальный холод загулял по залу.

У выхода толпились "домино",
как связники меж тем и этим светом.
Тяжелый трюм тянул корабль на дно,
а парус рвался, наполняясь ветром.

Где та граница, тоньше, чем микрон,
что бренный груз и душу разделяет?
И что за нить нас всех соединяет
в часы торжеств и в скорби похорон?

В быту - мы врозь: кто в лес, кто по дрова.
Все время локти бьем о бронь доспеха.
Рабы наживы, власти и успеха,
меняющие правду на права.

Еще кружится жизни карнавал,
и снова волк идет в овечьей шкуре,
и чуть заметно приближенье бури,
и где-то далеко девятый вал.

Хрустальный шар - разбившаяся жизнь.
Растаяли в сердцах твои осколки.
И вновь мы хороводимся у елки,
и снова - шум, и снова - миражи.

Мы все несем хрустальный шар в себе
сквозь вой снарядов, грохот камнепада.
Покров хрустальный - хрупкая преграда
от всех невзгод в изменчивой судьбе.

О, как дрожит небесная рука,
держащая хрустальную игрушку.
И злобный рок берет ее на мушку,
и медлит палец на крючке пока...


Воробей
(Песня)
Трещит мороз, и кружатся метели,
И ветер в поле свищет, как злодей.
Давно на юг все птицы улетели,
Остался дома только воробей.

Он, словно мячик, скачет по дорожке
И не теряет духу никогда.
Пропали мошки,но остались крошки:
Какая-никакая, но еда.

Такая птичка странная,
Совсем не иностранная.
В своей шубейке серенькой
Не виден меж ветвей.
Умчались к югу лебеди,
Умчались к югу соколы,
Не покидает родину
Лишь серый воробей.

Прохожие натягивают шапки,
прохожие в шарфы уткнули нос.
А он ворует семечки у бабки
И счастлив, как на море альбатрос.

Он в жизни никогда не видел моря,
Зато Урал сто раз перелетал.
Он в жизни видел много-много горя,
Но птицей хищной все равно не стал.