Евгения Павлова

Ни разу не бывала в музее восковых фигур. И не хотелось никогда. Более того, стойкое предубеждение жило во мне против этого... Кстати: это - что? Конечно, не искусство. Вряд ли и наука. И вообще, "это" ваяется? шьется? клеится? Впрочем, не будем углубляться в технологию, попробуем осознать результат. Тем более получено редакционное задание побывать в областном краеведческом музее на выставке восковых фигур "Неизвестный Пушкин" (лицейские годы), прибывшей из самого Санкт-Петербурга.

... Коллеги еще не собрались, презентация чуть задерживается, но я получаю любезное разрешение войти в еще пустующие залы, чтобы неспешно все разглядеть. (Или все-таки - всех?) Но вот войти-то и оказалось непросто. Стоило только увидеть "маленького Пушкина" и дядю его "Василия Львовича", ноги просто вросли в порог. Стало не на шутку страшно: я в жизни не видела ничего более мертвого, чем эти фигуры. А их педантичная похожесть на когда-то живших вызывала только мистический ужас. Когда залы заполнились посетителями, я решилась. Преодолевая внутреннюю дрожь, заставила себя посмотреть на всех. "Жуковский", "Чаадаев", "Дельвиг"... Мне показалось, что куклы вымораживают из моей памяти все, что я знала о людях, носящих эти имена, разрушают живые связи между ними и мною, их благоговейным читателем и чуть ли не ставят под вопрос самое их существование. Особую тоску вызвал великий наш историк, автор "Бедной Лизы". Бедный Карамзин...

Куклы стояли, сидели, обращались друг к другу, даже играли на клавесине. И чем точнее копировали они динамичный человеческий жест, тем явственнее проступала в этом "мгновенном порыве" неизбывная мертвенность. Она обнаруживалась так же, как выдает себя "механическое пианино", когда заедает иголку. Но самое нестерпимое - это когда по неосторожности встретишься с "глазами" гостя. И здесь одно спасение - подойти к высеченной в камне голове, наверное, неандертальца (из экспозиции музея). Лик его свиреп и не слишком освещен мыслью, но радуешься уже одному тому, что это - островок жизни.

Как неприятно нарушать законы гостеприимства! Тем более что устроители выставки имели благие намерения, которые мы разделяем: привлечь внимание школьников, молодежи к нашему гению. И все-таки Пушкин менее всего здесь. Пушкин и эти манекены - две вещи несовместные. Он в книгах - его и о нем. Он - в слове, согретом волнением и живым теплом. И потому Саша Пушкин и его лицейские товарищи окликнули нас только во взволнованном рассказе начинающего экскурсовода Лилии Федоровой. Спасибо ей за это.

Фото Николая Лазина.

"А все-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеевичем поужинать, в "Яр" заскочить хоть на четверть часа..."