Геннадий Красников родился в 1951 году на Южном Урале, в городе Новотроицке. Работал электриком в автохозяйстве, слесарем на металлургическом комбинате, корреспондентом районной газеты. Окончил Московский государственный университет - факультет журналистики. Участник VII Всесоюзного совещания молодых писателей.

Стихи Г. Красникова публиковались в газетах "Литературная Россия", "Вечерняя Москва", в журналах "Студенческий меридиан", "Юность", альманахе "Поэзия".

30 августа 2001 года нашему земляку, талантливому русскому поэту Геннадию Красникову исполнилось 50 лет.

Оренбургские писатели и коллектив редакции "Вечернего Оренбурга" поздравляют юбиляра и желают ему творческого долголетия и новых свершений на литературной ниве.

Поздравляем с юбилеем!

Пушкин, 1999 год

Как на бегущую волну -

звезда, так он глядит сквозь грозы

на незнакомую страну

и на знакомые березы.

И видит - сколько утекло

здесь, без него, воды и жизни,

нет, сердце некогда влекло

его совсем к иной Отчизне.

Увы, не скрыло солнце - тьмы,

но есть и признаки прогресса:

на новый пир среди чумы

слетелись новые Дантесы.

На муку смертного креста

они - (покуда мы враждуем) -

целуют Родину в уста

библейским страшным поцелуем...

Меняют в худшей из эпох

небесный свет на побрякушки!..

Но мы-то помним: с нами Пушкин!

Но мы-то знаем: с нами Бог!

Ветер перемен

Сменились одописцы,

явились ядо-писцы.

Сменились ядо-писцы,

явились гадо-писцы.

Сменились гадо-писцы,

явились адо-писцы.

Сменились адо-писцы,

явились задо-писцы...

И только летописцы,

и только летописцы -

честны, как свето-писцы,

чисты, как свято-писцы...

* * *

Много их, кому в музей

русский штык прибрать охота,

пусть идут они в болото, -

у России нет друзей,

кроме Армии и Флота!

Сам Архангел Михаил,

первый воин в Божьем войске,

с васильками да с березкой

ратный путь наш осенил,

ведь Кутузову он был

и Калашникову тезкой!

Было так и будет так! -

знают враг и доброхоты.

Если же забудет кто-то,

память им вернут в два счета

русский штык и русский стяг -

Слава Армии и Флота!

* * *

Ныне отпущаеши...

Злые, но не безликие,

и наша цель чиста:

пока не пришли великие -

займем их места.

Грешные, не идеальные,

пьем на пиру чумы,

пока не пришли гениальные -

гении - это мы.

Сколько часы роковые

будут наш век отмерять?

Пока не пришли живые -

нам нельзя умирать.

Души мрачит искуситель,

плачут здесь, бьются, поют.

Пока не пришел Спаситель -

нас на Голгофу ведут.

Сбитыми в кровь устами

молимся: "Отпусти,

Господи, мы устали

Крест непосильный нести!.."

* * *

Ах, кабы на цветы да не морозы,

ах, кабы на мозги да не склерозы -

круглый год

все цвели бы лютики-незабудки,

жизнь не шутила бы с нами

подлые свои шутки!..

Ах, кабы на Родину да не вороги встали,

ах, кабы на воинов да не воронов стаи -

Русь Святая легко

проносила бы крестное бремя,

по кремлям не жирело б

иудино племя, крапивное семя...

Ах, кабы на очи да не жгучие слезы,

ах, кабы хоть с утра да были мы тверезы -

не кляли бы мы горькую долю,

икаючи с квасу-рассолу,

не клонили б повинную,

разудалую голову долу...

Ах, кабы на кудри бы да не седины,

Ах, кабы переплыть Волгу

хотя бы до середины,

русское поле пройти бы,

родные овраги, ухабы...

Если бы, Господи, если бы...

Ах, кабы, кабы...

Неотправленное письмо В.П. Астафьеву

(по поводу его переписки с Натаном Эйдельманом)

Ах, бросьте Вы это, оставьте,

да было б кого обличать!

Не надо Вам, Виктор Астафьев,

на эту возню отвечать.

Пусть новых времен Геккерены

по прошлым грустят временам,

да каждый из них - по колено

Белову, Распутину, Вам...

Им спать не дают Ваши книги,

и чтоб Ваш талант устранить -

они Вас потащат в интриги,

и душу Вам будут травить.

Подметные черные речи

с холодным расчетом плетут,

и снова на Черную речку

Россию лукаво влекут.

Не делайте им одолженья -

их тешат разрывы сердец,

но в страх повергает - презренье,

тяжелое, словно свинец!

Пусть небо свинцово и хмуро,

покуда Вы есть на Руси -

О Русская литература,

ты не за холмами еси!..

* * *

Я ухожу...

Е.Б.Н. 31 дек. 1999

Мне не жаль тебя, пьяный дикарь,

не размазывай слез кулачищем,

с медной рожей, как "красный фонарь",

над дымящим еще пепелищем.

Сквозь кривую хмельную слезу,

ты хоть помнишь, склероз пересиля,

ты хоть знаешь, какую красу

отдала тебе в лапы Россия?

Да, любовь распроклятая зла,

и злодея полюбишь и вора,

но и даже злодей - не дотла,

даже каторжник не до позора!

Летописец коснется пером

в двух строках твоих танцев и шманцев:

"Этот - в тысячелетье втором

из последних у нас самозванцев..."

"Ухожу", - говоришь? Ты - не дождь,

ты не тень полуночника-предка

(хоть трясет нас, как Гамлета, дрожь!),

ты уже никуда не уйдешь -

крепко сбита Емелькина клетка!

И запомни: Россия с креста

в белом платье сойдет, возродится,

но - другая, святая, не та,

что в глазах твоих мутных двоится!

Другу-философу

В.С.

Ну, что, мой приятель, красавец седой,

мирил ли свой дух ты под этой плитой?

Вчера - мы пловцы по житейским морям,

а нынче - мы пища могильным червям.

Где гордость былая, где прежний размах?

Мы не были раньше на этих пирах!

Здесь не по одежке и строгость, и лесть, -

По жирности ляжек на этих пирах!

Одни - твое доброе сердце грызут,

и мучает их филонтропии зуд.

Кто желчным прельстился твоим пузырем,

тот стал мизантроп:

что за гадость мы жрем!

В язык твой впиваяся, кто-то поет:

"Так вот кто до Киева нас доведет!.."

Во чреве - другие - проклятье судьбы!-

впадают в тоску от твоей худобы.

Могильные Ротшильды тоже скучны,

собравшись вокруг твоей бедной мошны.

О, сколько ж здесь тех,

кто упорно вперед -

без мыла в анналы истории прет!

Лишь черви, которые мозг твой едят,

таким же, как ты, филосо'фом глядят!

* * *

Умом Россию не понять?

Пусть лукавец нас перелукавит,

пусть грозит нам августейший перст,

русский ум на всем вопрос поставит,

вечный и тяжелый, словно крест.

Потому отмерила непросто

путь нам наша русская верста,

та, что - от вопроса до вопроса,

та, что - от креста и до креста.

* * *

Смотри, что ты выкинул, возраст-злодей,

признаться и горько и стыдно:

так много прошло через сердце людей -

и вот в нем - темно и пустынно...

А были в нем все закоулки полны -

представь!.. - золотыми лучами,

теперь лишь осколок унылой луны

его посещает ночами.

Куда же пришли мы? Кого мы зовем?

Кто, вспомнив о нас, помолился?

Печален тот путник, кто в сердце своем

осенней порой заблудился.

* * *

Поют часы

сверчком запечным.

О чем? О временном? О вечном?

О грустном? - но о том - молчок!

Что отгорело - отболело,

прошло, тебе-то что за дело,

холодный, заводной сверчок?

Твои ли усики-пружинки,

стального анкера ужимки -

воспримет кто-нибудь всерьез?

Побереги, дружок, силенки,

твои танцорки-шестеренки -

не доведут меня до слез!

Я отнесу тебя, бродяжка,

к реке, где клевер и ромашка,

где пахнет солнцем и травой,

где твой собрат поет на воле,

где ты поймешь, что этой боли

и этой сумасшедшей доли -

не лечит мастер часовой!..

* * *

...И грустный вид в России превосходен.

Блестит в дожде сентябрьских рощ парча.

Давай в осеннем золоте походим,

в простой одежде с царского плеча!..

В такой наряд полезно облачаться,

пока еще не тронутый зимой,

чтоб никогда уже не обольщаться

обманчивою бренностью земной.

Смотри, как беспечально облетают

с деревьев листья... Вспыхнули - и нет!

Но для чего они нас окликают

бессмысленной растраченностью лет?..

Пускай и нас легко в конце дороги

подхватит ветер и сметет с земли,

и да простят нас бедные итоги,

что мы их безнадежно подвели!..

* * *

Ходят по небу тучи, как пена морская, кругами,

закипают леса и сады шелестящей листвой,

словно кто-то невидимый машет и машет крылами -

надо мной, над страной, над судьбой.

Может, бесы над нами сошлись и резвятся, играя,

или ангелам вспомнились грешные эти места,

или это - распятые светлые крылья сбивая,

рвется в небо Россия с креста...

В тихом трепете листьев не слышно упрека и гнева,

как в саду Гефсиманском в библейские ночи и дни...

С той поры на Земле все дороги ведут - только в Небо,

либо - (страшно подумать!..) -

от Неба уводят они!..

* * *

И снова недругов простила,

не поминая всех обид!

И через годы вдаль - Россия

опять доверчиво глядит.

Пусть скажут: Время и забвенье -

немалую сыграли роль...

Но только в ней ни на мгновенье

не затихала память-боль.

Россия, все, чем ты держалась,

дорогу трудную торя, -

лишь сострадание и жалость,

да нерасчетливость твоя!..

В неясных сполохах пожара

хранишь спокойные черты,

и вся - открыта для удара

в своей доверчивости ты.

Но сколько раз в твою открытость -

ломились, разбиваясь в треск,

железность чья-то и гранитность

и чей-то выверенный блеск!..

Опять на тыщи верст ложится

твоя метельная зима,

как будто первая страница

"Истории" Карамзина...

Отрывок

(Из поэмы "Прощание")

...Мне трудно передать мою печаль!..

Но только это - непростой пустырь,

где душною поземкою степной

метет ковыль серебряные нити,

сплетая их с горчайшею полынью...

Так и во мне перемешалась боль

с воспоминаньем светлым, незабвенным...

У каждого в душе свой свет, который -

есть посох человека!..

В добрый путь!

Я вашим гидом буду... Поведу

по некогда здесь бывшему поселку,

сошедшему с лица земли давно,

как если бы уже века прошли

и нас самих давно не существует...

Привет, беспамятная тишина!

Привет тебе, ковыль, сухой печальник!

Простите мне, что потревожил вас,

но все мои дороги, сны и мысли

ведут сюда, как будто сговорились...

Зачем обречены мы возвращаться

к тому, чего уже нельзя вернуть!..

Не это ли сизифов труд извечный?

Но здесь и камня даже не осталось

от тех бараков, что внушали мне

в наивном детстве прочность мирозданья,

казавшихся тогда основой мира.

Вселенная, я думал - здесь твой центр,

где в глинистую землю у барака

я посадил когда-то карагач...

Ни дерева, ни улицы, ни дома!

Вот ржавая скоба в полыни белой -

все что осталося от нашего сарая,

и я над ней вздыхаю: "Бедный Йорик!.."

Ведь с матушкой на нищенские деньги

купили мы разбитый сараюшко

и были всех счастливей на земле!

Я сразу же завел в нем голубей,

которые немедля улетели

к хозяину железной голубятни,

где птиц и палкой в небо не поднимешь -

объевшихся ворованным пшеном...

Тогда привел облезлую дворнягу,

которая не стала охранять

ведро угля, лопату и топор,

а предпочла моим "палатам царским"

веселую бездомную свободу...

Ржавей и дальше, рыжая скоба,

крепившая чернеющие доски!..

Ты скоро тоже превратишься в прах,

как все, что кажется навек скрепленным...

Направо посмотрите... Это клуб,

священный храм рабочего поселка.

Усталость, бедность, память о войне,

"перцовки" запах, грязь на сапожищах,

лузга от семечек между рядами -

все исчезало - лишь гасили свет,

и люди плакали, свистели, ликовали,

покуда на куске дешевой ткани,

как бабочка, мелькала жизнь чужая,

не знающая нашей скромной жизни,

из пальцев ускользающая ловко,

когда рукой накроете экран!..

На этом месте - посмотрите прямо!-

стояла чайная... Известный уголок!

Тут бражный дух не выветрен поныне.

О сколько перебито здесь посуды,

о сколько табуреток здесь разбито,

о сколько раз сносили тут прилавок,

о сколько раз тут выбивали окна,

о сколько раз здесь вился "черный ворон" -

и он не возвращался без добычи...

В те самые, по-видимому, годы

и повышались темпы производства

по выпуску посуды и спиртного,

по выпуску стекла и табуреток -

дабы все время восполнять потери?

За чайною - под шиферным навесом

дремал базар послевоенных лет...

О скудости его, как мне казалось,

напоминал нелепый ишачок,

привязанный к игрушечной повозке,

в зной нагоняющий тоску своим: "И-а-а-а!.."

Зато на нем казахи привозили

из-за Урала - пыльною дорогой -

на радость детям мелкие арбузы,

которые мы ели тут же, сразу,

напополам разбив их об колено!

Ни улицы, ни клуба, ни базара!..

И как следы иных цивилизаций,

на пустыре я чудом обнаружил

заросший круг бетонной танцплощадки...

Ничтожный, жалкий, опустевший остров,

затерянный среди просторов века!..

Какой Кнорозов или Шампольон -

когда-нибудь прочтет, расшифровав,

наивные, простые письмена -

следы подошв и каблуков истертых.

О танцевальный тесный "пятачок",

где никогда и никому не тесно,

где молодость пятидесятых лет -

вздыхает, любит, верит и страдает,

совсем забыв на "острове" своем

о лозунгах железных и о планах,

о времени крутом, как приговор!..

В поселке жили - русские, татары,

украинцы, казахи, белорусы,

киргизы, немцы, латыши, евреи,

кавказцы, молдаване и цыгане -

войною сорванные с места люди,

вербованный, отчаянный народ!

Наверно, так же некогда вербовщик

сзывал на стройку Вавилонской башни

со всех земель народы, обещая

не токмо "рай", а с ним "златые горы",

но и впридачу - койку в общежитье!..

Великие, несчастные артисты -

вербовщики любых времен и лет!

Какая же в них сила убежденья,

чтоб за собою "зрителя" вести

за сотни и за тыщи километров

от худшего - к ужасному порой!..

При этом надо вовремя сбежать,

успеть, покуда руки-ноги целы!

В отличие от вавилонской стройки -

смешение наречий и языков,

столпотворенье песен, сказок, шуток -

здесь не крушило, а воздвигло башни

мартеновских и доменных печей.

А если что и рухнуло при этом -

так только лишь броня непониманья,

в которой душно и темно душе!

И вот вокруг все те же башни, трубы,

и дым Отечества индустриальный

над пустырем, над степью, надо мной...

А вдалеке - многоэтажный город,

иное время и другая жизнь,

иные люди и другая память...