В.И. Даль в Оренбурге. Год пятый (Продолжение)*

Галина Матвиевская

Творческий подъем, который В.И. Даль испытал летом и осенью 1837 года, не покидал его и позднее. Сам он объяснял это особое состояние непрекращающимся воздействием на него А.С. Пушкина. Вернувшись из Петербурга, он писал В.Ф. Одоевскому: "Перстень Пушкина, который звал он - не знаю почему - талисманом, для меня теперь настояший талисман. Вам я это могу сказать. Вы меня поймете: как гляну на него, так и пробежит по мне искорка, с ног до головы, и хочется приняться за что-нибудь порядочное. У меня давно на уме уральский роман; быт и жизнь этого народа, казаков, цветиста, ярка, обильна незнакомыми картинами и жизнью-самородою; это заветный уголок, который должен быть свят каждому русскому".

Этот роман так и остался у В.И. Даля в замысле, но его очерк "Уральский казак", опубликованный в 1842 году в сборнике "Наши, списанные с натуры русскими", по праву считается одним из лучших его произведений. В.Г. Белинский писал в "Отечественных записках", что этот "мастерски написанный" очерк "читается, как повесть, имеющая все достоинства фактической достоверности, легко и приятно знакомящая русского читателя с одним из интереснейших явлений современной жизни его отечества". Именно в "Уральском казаке" проявилось умение Даля, по словам Белинского, "лицо типическое сделать представителем сословия, возвести его в идеал, не в пошлом и глупом значении этого слова", т.е. не в смысле украшения действительности, а в истинном его смысле - воспроизведения действительности во всей ее истинности".

Тема казачества чрезвычайно занимала В.И. Даля и в связи со служебными делами. По предложению В.А. Перовского он написал "Памятную книжку для нижних чинов Императорского казачьего войска", которая вышла из печати летом 1837 года. В составленной им самим "Росписи напечатанным сочинениям" по поводу этой небольшой книжечки сказано: "Правительство разослало в казачье войско, весьма некстати, общую памятную книжку (воинские правила, наставления и пр.) для всей армии; пошел ропот на солдатчину; я написал особую книжку и она принята, напечатана в Департаменте военных поселений и разослана во все казачьи войска".

Даль очень гордился этим сочинением. В письме к М.П.Погодину от 2 декабря 1840 года, перечисляя свои труды, он заметил, что это - "полезнейшее и, может быть, самое лучшее, что я написал". Не раз он говорил о том же и в письмах к сестре.

"Памятная книжка" вышла без указания имени Даля, но его авторство ни у кого не вызывало сомнения. Так, в петербургской газете Литературные прибавления к "Русскому инвалиду" от 1 августа 1837 года читаем: "Мы с величайшим удовольствием прочли присланную нам недавно из Оренбурга "Памятную книжку для Императорских казачьих войск", писанную, как слышно, по поручению начальства одним из лучших наших литераторов, живущих в том краю. Простота и народность языка, коим объясняются в ней важнейшие нравственные и служебные обязанности казака как человека и русского воина, обличают талант высокий, постигший искусство говорить понятно русскому необразованному человеку".

В "Памятной книжке" обобщались традиционные воззрения казака на службу, присягу, долг перед отечеством, сообщались сведения о казачьем войске, о правилах несения службы. В ней, в частности, сказано: "Помни, что дороже всего тебе отчизна твоя. Помни и то, что отчизна эта, или Отечество, не одна станица твоя, не один двор твой да изба, а вся земля русская, которую из конца в конец не проедешь на коне своем, хоть и самом ретивом, в пять, не то шесть лет".

На вопрос: "Что такое присяга?", следует ответ: "Присяга дело великое, страшное, святое. Присяга есть клятва, обещание, которое возносится от уст человека прямо к Богу... Святее и ненарушимее присяги на этом свете нет ничего".

Осенью 1837 года В.И. Даль закончил повесть "Бедовик", рассказы "Болгарка" и "Подолянка", "Солдатские досуги" и начал писать повесть из казахской жизни "Майна". Тогда же он много занимался литературно-критической работой: были опубликованы две его большие статьи о недавно вышедших сочинениях украинского писателя Г.Ф. Квитки-Основьяненко, которым он дал самую высокую оценку.

Кроме того, внимание В.И. Даля по-прежнему привлекала актуальная тогда и очень интересовавшая его как писателя и этнографа восточная тематика. К этому времени он уже свободно владел татарским языком, который начал изучать вскоре после приезда в Оренбург под руководством муллы Абдуллы, ставшего его близким другом. Помощь ему оказывал также знаток татарского и персидского языков, выпускник, а затем преподаватель Неплюевского военного училища Мартиниан Иванович Иванов, служивший одновременно переводчиком при Оренбургской пограничной комиссии. Кстати, мало кому сейчас известно, что он был автором "Татарской хрестоматии" и "Татарской грамматики", опубликованных в Казани в 1842 году, но сразу, по стечении обстоятельств ставшей библиографической редкостью.

Еше в 1835 году В.И. Даль напечатал в журнале "Сын отечества" свой перевод татарской легенды "Жизнь Джингиз-хана", а в 1837 году в "Литературных прибавлениях к "Русскому инвалиду" вышел перевод ее продолжения - "Об Аксак-Тимуре". В примечаниях к первому переводу Даль писал: "Кажется, перевод верен и близок: впрочем, подлинник во многих отношениях сбивчив и неясен, да притом и словаря татарского у нас в России нет вовсе. Я ссылаюсь во всем, что сделал, на муллу Абдуллу и на учителя татарского языка при Неплюевском военном училище г. Иванова, который со всегдашним радушием и готовностью нередко служил мне, так сказать, живым словарем".

В 1837-1838 годах особый интерес вызывала недоступная европейцам Хива, отношения с которой все осложнялись. Сведения об этой практически неизвестной стране черпались главным образом из рассказов бывших русских пленников. В.И. Даль обработал и опубликовал целый ряд таких рассказов, которые при всей их документальности носят характер художественных очерков.

К этому же времени относится большая статья медицинского содержания, написанная в форме письма к В.Ф. Одоевскому и опубликованная в журнале "Современник". Из нее видно, что и в оренбургский период жизни доктор медицины В.И. Даль не прекращал врачебной практики. Статья, озаглавленная "Об омеопатии", посвящена защите гомеопатических методов лечения, горячим сторонником которых Даль оставался, применяя их на практике и убеждаясь в их действенности.

Знакомясь с работами, которые Даль вел в 1837-1838 годах, нельзя не удивляться необыкновенному многообразию его творческих интересов и поразительной трудоспособности. В это время очень успешно шли и его научные дела, связанные прежде всего с организацией Музея естественных произведений Оренбургского края и поиском интересных экспонатов для зоологического музея Петербургской Академии наук. Уже в первом письме к Ф. Брандту, датированном сентябрем 1837 года, Даль сообщал, что отправил ему шкуру странного волка, убитого в Бирском уезде, которого "не могли принять ни за быка, осла, лошадь, ни за волка", и пришли к выводу, что это "какой-то выродок, игра ветреной природы". Кроме того, было выслано несколько экземпляров птиц, среди которых, по мнению Даля, были представители видов, неизвестных науке. С этого времени началась регулярная отправка посылок с шкурами редких животных и птиц. Они были высоко оценены учеными и аккуратно фиксировались в протоколах Академии наук.

В переписке В.И. Даля и Ф.Ф. Брандта много внимания уделялось мальчикам - "казачьим малолеткам", обучавшимся в Петербурге чучельному делу у консерватора Зоологического музея Е.И. Шрадера. Два из них, Иван Мелихов и Павел Волженцов, вернулись в Оренбург уже в 1838 году и, поступив в полное распоряжение Даля, стали его помощниками по изготовлению экспонатов для оренбургского музея.

С организацией музея было связано и приглашение в Оренбург молодого дерптского ученого Александра Лемана, в 1837 году сопровождавшего академика К.М. Бэра в экспедиции на Новую Землю. В.И. Даль знал его еще мальчиком в Дерпте и, несомненно, по его совету В.А. Перовский послал Леману приглашение в Оренбург, предложив ему заняться естественно-научным описанием Южного Урала и устройством Музея естественных произведений Оренбургского края.

В 1837-1838 годах началось знакомство и установилась переписка В.И. Даля с еще одним академиком - знаменитым востоковедом Х.Д. Френом. В письмах обсуждались вопросы, связанные с приобретением восточных монет и рукописей, которые должны были пополнить коллекции Академии наук. Так, в письме от 1 мая 1838 года Даль сообщил, что ему удалось купить у бухарцев превосходный экземпляр рукописи чрезвычайно интересного сочинения хивинского историка XVII в. Абу-л-Гази Бахадурхана "Родословная тюрок". Эта ценная находка, переданная им в Академию, особо отмечалась в научной печати. Исследованием рукописи занялся крупный востоковед П.И. Демезон, служивший в Оренбурге до 1835 года; позднее он издал текст этого сочинения вместе с его французским переводом.

Среди дел, которыми В.И. Даль активно занимался в это время, была подготовка к Аральской научной экспедиции. Как видно из архивных документов, ему была выделена значительная сумма для строительства лодок, которые должны были ее обслуживать. 23 марта 1838 года он сообщал академику Брандту, что у экспедиции "есть шанс" и "здесь все собрано в дорогу". "Между прочим, - писал он, - я построил две большие лодки, которые следует одну за другой разобрать и транспортировать; они также должны быть взяты с собой. Каждая лодка имеет примерно 35 футов длины, 12 весел и парус. Короче, за приготовлениями дело не станет, если только хивинцы не устроят штуки и не задержат еше дольше пленных или дело затянут и отложат. Последнее, однако, невозможно; напротив, мы надеемся довольно твердо закончить все летом 1838 года".

Но эти предположения не оправдались. Хивинские дела продолжали осложняться. Задержание купцов не привело к ожидаемому результату, так как хан, поначалу готовый освободить всех пленных, стал медлить, изворачиваться и ограничился присылкой немногих, преимущественно стариков, а похищения людей с Каспийского моря и пограничной линии не прекращались. Поэтому Аральская экспедиция была отложена на 1839 год.

В.И. Даль был тем центром, который притягивал оренбуржцев, в той или иной мере интересовавшихся науками. Они систематически собирались на организованные им "четверги", где слушались доклады на самые разные научные и литературные темы.

В своих письмах он не раз упоминал об этих собраниях. Так, в письме от 27 февраля 1838 года к сестре он рассказывал: "Мы собираемся по четвергам поочередно у двух, у меня и генерала Генса... Тут один говорит об истории, другой - о кайсаках и башкирах, третий - о сравнительной анатомии, четвертый - Бородинском сражении, пятый - о расколах".

Более подробные сведения о "четвергах" Даль сообщил в письмах к Краевскому в 1839-1840 годах. Упоминает о них и И.Ф. Бларамберг, приехавший в Оренбург в 1841 году и оставивший в своих "Воспоминаниях" много интересных данных о городе и крае. Поэтому можно составить примерный перечень лиц, посещавших заседания. Помимо главных участников - В.И. Даля и Г.Ф. Генса, в кружок входили преподаватели Неплюевского военного училища А.Н. Дьяконов и М.И. Иванов, новый чиновник особых поручений, недавний выпускник Царскосельского лицея Я.В. Ханыков, а позднее А. Леман, врач К. Розенбергер.

В письмах к Краевскому Даль называет среди "замечательных и достойных печати" прежде всего доклад Генса о происхождении казахов и сетует, что все материалы Оренбургской пограничной комиссии, в том числе касающиеся географии Киргизской степи, Бухары, Хивы и Коканда, секретны. "Поэтому, - пишет он, - Генс решительно ничего печатать не хочет; я буду таскать у него, что могу, и извлекать, что можно".

Даль упоминает также "очень занимательную и любопытную" статью А.Н. Дьяконова о раскольниках и сообщение об Иргизском монастыре, доклады М.И. Иванова о мусульманских школах, или медресе, и Я.В. Ханыкова о философии истории. "Мы с Ханыковым, - писал он 26 февраля 1839 года, - затеваем издать, если со временем удастся, Оренбургский сборник, в который войдут лучшие статьи с этих вечеров". К сожалению, этот замысел остался неосуществленным.

К этому времени относится начало работы В.И. Даля над составлением "Толкового словаря", в которой ему помогал А.Н. Дьяконов.

В разгар активной творческой и служебной деятельности В.И. Даля его постигло страшное горе: умерла его жена Юлия Егоровна. После рождения в феврале 1838 года дочери, которую тоже назвали Юлией, она не переставала болеть и летом неожиданно скончалась. Это произошло, по-видимому, в конце июня, так как 7 июля датировано письмо из Москвы от недавно уволенного в отставку инженер-капитана Агапиева. Он писал: "Я услышал здесь об ужасной потере, Вами испытанной, и спешу изъявить Вам мое душевное участие; лишившись сам многого, я знаю, что такое горе. Поэтому в какой бы час ни попалось Вам это письмо, примите его как следствие внутреннего моего влечения сочувствовать человеку, которого я уважаю за неизменное благородство правил и за честное, доброе сердце; а это везде и всегда, редкость. Будьте здоровы, поберегите себя, это нужно Вашим детям".

Даль очень тяжело пережил потерю, но продолжал трудиться. Его письма этого времени свидетельствуют не только о глубине горя, но и твердости его духа. Ему сочувствовали и поддерживали его друзья и товарищи, в том числе В.А. Перовский, письмо которого с выражением соболезнования поражает своей искренностью. Но главной опорой стала для него мать, Юлия Христофоровна, взявшая на себя полностью воспитание двух осиротевших детей.

*) Исследование проводится при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ).