В областном архиве обнаружены неизвестные документы о Г.С. Карелине

Т.Н. Савинова, В.М. Капустина

(Окончание. Нач. в № 18)

Григорий Силыч Карелин попал в Оренбург в 1822 г., но ему часто и надолго приходилось покидать этот город, участвуя во многих экспедициях - сначала в качестве офицера сопровождения, а затем - их руководителя.

В Букеевскую орду Карелин впервые попал примерно в 1825-26 годах, когда со штабс-капитаном Тафаевым "исследовал древние монгольские памятники" внутренней орды. В 1827 г. он совершил уже большое путешествие по землям орды вместе с Эдуардом Эверсманом. В "Формулярном списке о службе чиновника Азиатского департамента Министерства иностранных дел титулярного советника Карелина", составленном в 1833 г., значится, что в 1829 г. "За представленные Министерству иностранных дел карты Букеевских киргизских земель (он) удостоился получить бриллиантовый перстень", правда, карта была опубликована в Берлине скопировавшим ее Эверсманом, а в труде А. Харузина "Киргизы Букеевской орды" (1891) вообще написано: "С 1809 (когда была издана карта Вольного экономического общества) до 1838 г., сколь нам известно, новой карты Букеевской степи не издавалось; в последнем (т.е. 1838 г.) появилось в свет сочинение Гебеля ("Reise in die Steppen des sundliehen Russlands. Dorpat, 1838), к которому приложена карта, составленная на основании главным образом наблюдений означенного автора неким Крузе... В основу карты Крузе легла карта, как кажется, рукописная капитана Тафаева, черченная в 1826 году и найденная Гебелем у хана Джангира в 1835 году, во время его пребывания у хана в его ставке". Не оспаривая авторства Тафаева на рукописную карту 1826 г., но зная также, что Тафаев "исследовал памятники", а Карелин не только путешествовал с ним, но и еще в 1824 г. снимал "топографический маршрут для вояжа Его Императорского Величества" от Симбирска до Оренбурга, можно предположить, что он не был безучастен при составлении карты, хотя его имя и не упоминалось ни Эверсманом, ни Гебелем, ни Харузиным.

С 1830 г. Г.С. Карелин служит в Ставке хана Джангира и продолжает по поручению оренбургского генерал-губернатора свою экспедиционную деятельность. Так, в конце августа 1830 г. в Оренбурге были составлены несколько документов: предложение Льва Алексеевича Перовского командировать Карелина на поиски яшм и других камней для Императорской Петергофской гранильной фабрики, ответ Перовскому Павла Петровича Сухтелена, оренбургского генерал-губернатора, и его же предписание Карелину; докладная записка Г.С. Карелина с описанием предполагаемого маршрута и обоснованием необходимого количества людей для экспедиции и, наконец, изящное письмо Сухтелена Джангиру с просьбой дать согласие на отъезд Карелина "на некоторое время" из ставки.

12 сентября 1830 г. Карелин писал Сухтелену уже с Преображенского медеплавильного завода: "Ваше сиятельство! По приказанию Вашему имею честь донести об успехах моих (...) разысканий, сделанных по сие время. Проехав сто верст по большой Уфимской дороге, я поворотил вправо, следуя башкирскими и помещичьими дачами, прибыл на Преображенский медеплавильный завод. На пути, в имении госпожи Никифоровой в окрестностях деревни Тогуз-Темир, видел я славную бреггию: половина камня вросла в землю. Это, без сомнения, самый огромный в своем роде: он 7 футов длины, 3 1/2 футов в ширину и толщину; состоит из разноцветных яшм, кварца, агата, пропилок сердолика, халцедона и других камней, вкрапленных или, лучше сказать, вдавленных в твердую кремнистую массу. В полировке должен быть превосходен и заслуживает перевозки на Императорскую гранильную фабрику. По счислению моему, весь камень примерно в 450 пуд.

Горы между Тогуз-Темиром и Преображенским заводом содержат в разных видах известь, алебастр, гипс. Селенит, называемый жителями слюдою, хороший точильный слоевик (аспид) и, отчасти, в малом количестве кварц, берега горных речек усыпаны кругляками яшм, кварца и даже агатов, хотя плохих.

Вчера выпал большой снег, и я опасаюсь, что принужден буду ограничить свои поиски и, оставя последовательные наблюдения, надеяться только на случай.

С завода отправлюсь верхом, через горы, по направлению к крепости Кизильской.

С глубочайшим почтением и неограниченной преданностью имею честь быть Вашего Сиятельства всепокорнейшим слугою Григорий Карелин".

В тот же день, как только Сухтелен получил это письмо, копия с него была отправлена Л.А. Перовскому в С.-Петербург, положив начало длительной переписке по поводу куска этого чудесного камня, который Лев Перовский просил Сухтелена приказать отбить и переправить к нему. "Милостивый государь Григорий Силыч! - писал П.П. Сухтелен Карелину 25 ноября 1830 г. - ...прошу Вас, милостивый государь, если Вы не отправили к г. Перовскому образчик упомянутого камня, то доставить таковой ко мне для немедленной отсылки в С.-Петербург".

Но, то ли кусок камня так и не откололи, то ли дальше Оренбурга он не отправился, тем не менее последний лист дела, датированный 1833 г., содержит прежнюю просьбу.

Остаток осени и зиму 1830-31 года Карелин провел в ставке хана Джангира. В 20-х числах января 1831 г. им составлена докладная записка о природе Рын-песков (в связи с идеей насаждения лесов), подписанная ханом.

1831 г. принес Карелину новое путешествие. "Находясь в последней половине августа месяца текущего года при отряде под начальством г. полковника Генса в Киргизской степи между реками Уралом и Тоболом, - писал он Сухтелену, - я по предписанию Вашего Сиятельства делал наблюдения над колебаниями магнитного маятника и определил широты мест разных пунктов как в Степи, так и по линии, вычисления коих с картою пройденного пространства при сем имею честь Вашему сиятельству покорнейше представить". Далее на больших синих листах, исписанных с двух сторон, Карелин приводит расчеты высоты, широты, долготы (от Парижа) и проч. вершин двух притоков Тобола, р. Сундук, крепостей Кизильской, Таналыцкой, Орской и Оренбурга, которые он произвел с 16 августа по 18 сентября 1831 г.

Копия "вышеупомянутых исчислений" была отправлена генерал-губернатором Сухтеленом в Академию наук, а позднее журнал экспедиции был представлен императору. В Оренбургском архиве нет этого журнала, но о нем Карелин пишет в докладной записке Сухтелену от 31 октября 1831 г., которая состоит из нескольких частей. На полях первой есть замечание генерал-губернатора: "Желаю иметь копию с сей статьи для приобщения к дневнику".

"В дневнике, веденном мною во время (экспедиции Генса), - сообщал Г.С. Карелин, - я представил отчет в виденных мною богатствах, коими облагодетельствовала описанную страну Природа. В заключение осмелился присовокупить мнение, сколько важно и желательно бы было ближайшее оной исследование, ибо горные кряжи и породы, на поверхности оных найденные, свидетельствуют о сокровищах, по всей вероятности в недрах их скрываемых. Опытный геолог, под прикрытием 100 исправно вооруженных человек, снабженных малым количеством землекопных инструментов и небольшим буром, в 3 месяца деятельных поисков мог бы увенчать труды свои блистательным образом. Исследования должно бы начать из Кизильской или еще лучше из Магнитной крепости на восточном склоне хребта Кара-Убы...

При сем обозрении, между многими другими предметами, надлежало бы обратить бдительнейшее внимание на прекрасные леса, втуне край сей украшающие, и в сем отношении открыть новый источник для потребностей линии и Оренбурга, начинающих уже чувствовать важный и ощутимый в сем недостаток. Таковое распоряжение тем более могло бы быть допущено, что ордынцы не любят лесов и повсеместные, видимые в оных опустошения, свидетельствуют о сем предосудительном и вредном для будущности нерадении".

В следующую свою экспедицию - на Каспийское море - Карелин предполагал отправиться в апреле 1832 г., но вынужденный пробыть в Астрахани по делам орды до 8 апреля, он получал там только бумаги, касающиеся дел хана Джангира.

"По возвращении 15 числа того же месяца в Ставку, - доносил он Начальнику штаба Оренбургского корпуса генерал-майору Мистрову 4 мая 1832 г., - получил я от Высокостепенного все важнейшие секретные бумаги на мое имя по вышеуказанному предмету (т.е. об экспедиции)... в течение шести недель у хана копившихся. С сожалением видя, что от небрежности или, лучше сказать, незнания, его Высокостепенства, упущено было столько времени, я поспешил в Гурьев, где сделал по возможности все окончательные распоряжения для самоскорейшего выступления в море..." Ко всему следует добавить, что путевой компас и барометр, присланные Сухтеленом, "в дороге изломаны", а с карт "разных частей Туркменского кряжа ниже Мангышлакской пристани с описанием как сих земель, так и с замечаниями о туркменцах и других народах" нужно было снять копии и сделать выписки, а сами документы отправить обратно в Архив Министерства иностранных дел. Этими проблемами Карелин занимался в Оренбурге с 29 апреля по 4 мая. Ночью 4 мая он выехал в Гурьев, чтобы "экспедиция под начальством титулярного советника Карелина из Гурьева-городка выступила в Каспийское море после полудня 11 числа сего мая".

Экспедиция продолжалась все лето. 16 августа 1832 г. П.П. Сухтелен писал Карелину: "Милостивый государь Григорий Силович! Я с особенным удовольствием узнал о благополучном возвращении Вашем по окончании экспедиции и о том, что Вы довершаете полезные труды обследованием положения устьев Урала, от которого зависит, так сказать, благоденствие целого войска". А 11 февраля 1833 г. Сухтелен докладывал Нессельроде: "Целью экспедиции было не только подробнейшее обозрение недостаточно исследованных северо-восточных берегов Каспийского моря, но еще и следующие средства к распространению и упрочению прибыльного рыболовства:

- приискание надежных средств к обузданию враждующих нарушителей сего промысла;

- открытие хотя не новых, но удобнейших средств для торговых сношений;

- возможность основать в сих бесприютных местах военно-политическую оседлость или хотя бы коммерческую факторию.

Я почти наверное могу полагать намерения сии достигнутыми".

20 марта 1833 г. Павел Петрович Сухтелен неожиданно скончался; сказались, по-видимому, полученные в сражениях ранения и контузии. Григорий Силыч Карелин лишился умного и заинтересованного в его работах начальника и покровителя. Успех же Каспийской экспедиции послужил тому, что на следующий год Карелин вновь оказался на Каспии, чтобы начать строительство Ново-Александровского форта, имевшего для России стратегическое значение.

В Оренбургском областном госархиве сохранились некоторые документы, содержащие сведения об отдельных моментах его закладки и начале обустройства там жизни. Так, следующий Оренбургский генерал-губернатор Василий Алексеевич Перовский писал 8 апреля 1834 г. Епископу Оренбургскому и Уфимскому Михаилу: "По высочайшему повелению долженствует быть отправлена около последних чисел настоящего месяца из Гурьева-городка экспедиция к северо-восточным берегам Каспийского моря для устроения на избранном месте Ново-Александровского укрепления". С экспедицией должен был находиться священник и походная церковь с тем, чтобы впоследствии там организовать церковь постоянную. Выбор пал на Александра Васильевича Тимашева, священника "Бузулукского уезда села Утевки двухштатной Дмитриевской церкви, вдового, от роду 27 лет священнического сына", закончившего 4 сентября 1830 г. курс в Оренбургской духовной семинарии и имевшего двухлетнего сына Ивана, и дьякона Оренбургского Спаса-Преображенского собора Фоку Дмитриевича Татищева, 22-летнего дьяческого сына. Но некоторое время спустя Перовский предложил для освящения места будущего укрепления командировать туда гурьевского священника Фролова, который, съездив в Ново-Александровск, вернулся в Гурьев, поскольку "для священника не было удобного помещения". Тимашев же в ответе Благочинному города Бузулука Протоиерею Василию Тихомирову писал: "...Я давно бы отправился в оное, но где сие укрепление заведено, я совершенно не знаю, куда и к кому первоначально я должен отправиться и каким путем для меня также не известно..."

К августу 1834 г. постройка Ново-Александровска была закончена. Выполнив свою задачу, Карелин сдал крепость начальнику поставленного там гарнизона и вернулся в Оренбург.

Масштаб личности Г.С. Карелина и его деяния на благо России заслуживают, чтобы продолжалось изучение его уцелевшего наследия. Находки в Оренбургском архиве, возможно, подвигнут историков естественных наук к новым поискам и открытиям, и нам не раз еще посчастливится прочесть о нем в статьях или увидеть хотя бы один том его трудов.

Ханская ставка во внутренней (Букеевской) орде. Фото второй половины XIX в.