Евгения Павлова

Художнику Александру Романюку "Оренбургская лира" вручена за два его полотна - "День города" и "Ночной портрет". Автору этих строк довелось наблюдать, как они писались.

* * *

Сколько бы умных томов ни создали самые вдохновенные искусствоведы, сколько бы лекций ни прочли, все равно не объяснят, как белый холст начинает дышать, жить, потрясать, делать счастливым... И сам художник, скорее всего, не поможет вам. Да и с какой радости? Он все сказал кистью. Смотрите, да откроется вам.

В этой картине живописец сказал еще не все - она в работе. Называться будет "День города". Но это еще не окончательно. Так что пока будем называть ее Картина. С большой буквы: поскольку она еще пишется, то, значит, самая главная. Сейчас картина для Саши вообще главнее всего. Вы бы сразу поняли это, если б увидели, как он, бросив что-то меховое на пол, садится и смотрит на нее, смотрит... Придет ночь с ее нетревожимой тишиной и в Картине что-нибудь будет меняться. Уточнятся сюжетные линии, придут и расположатся - как тут и были! - новые персонажи. Возникнут отношения между ними. В неожиданную связь войдет какая-то частность с целым. Саша тронет кистью в одном углу полотна и этот мазок тут же отзовется в другом: жемчужно засветится куст цветущей сирени (ведь город-то - Оренбург, как ему без сирени...) или вчера еще только намеченный ручей ка-ак потечет!

- Саша, неужели потому, что ты написал кораблик у берега?

- Это не кораблик. Рыбаки называют его змей.

Отсвечивающий теплым и розовым, змей на темно-зеленой глади неподвижен. Но именно его неподвижность дала движение воде.

- Сейчас поплывут яблоки, - говорит Саша, - и станет видно, откуда течет река.

Минута - краснобокие яблоки, ныряя на повороте, несутся просто к нам в руки. Течение набирает скорость. У яблок в Картине много работы. Если вы заинтересуетесь, откуда они, то в левом верхнем углу увидите дерево. Не простое, не золотое, а живописное. Знакомство с предыдущими Сашиными картинами наконец-то открыло мне простейшую, в сущности, истину: в жизни должно быть как в жизни, а в искусстве - как в искусстве. И наоборот: совершенная безвкусица, когда в искусстве - как в жизни (тем более, когда в жизни - как в искусстве...) Так вот, я знаю эту яблоню, она из Сашиного сада. Видела ее в цвету, под тяжестью плодов, теряющую осенние листья и утопающую в снегу. Здесь, в Картине, она купается сразу во всех четырех временах жизни. И это надолго приковывает взгляд. Такой ее можно увидеть только в Картине. Где-то в ветвях обязательно должен быть знакомый дятел - Саша не мог не написать его. Ага, вот он. Привет, долбоносик. Без яблони было нельзя - она заслоняет нас от страшной луны. Бледная больная луна все бы залила этой болью и непонятной тревогой. Вчера ночью взошла такая, просто места голове нельзя было найти.

Надеюсь, вы не подумали, что мы будем путешествовать по сплошной благодати? Главное впереди - пока мы прошли только по краешку Картины. Я предупреждала: здесь Оренбург. Весь Оренбург и во все времена (если это можно с яблоней, почему нельзя с городом?) Впрочем, дальше вы пойдете одни: "День города" Александра Романюка приобретен музеем изобразительных искусств и находится в его экспозиции. Вы обязательно узнаете мост, пересекающий картину, коренастую фигуру богатыря, с сознанием права своего попирающего пьедестал, с характерным разворотом плеча - памятник Чкалову, балюстраду набережной. Вы познакомитесь с удивительными ее персонажами и задумаетесь над их судьбами. Вы увидите - дважды - и самого автора.

Обязательно разыщите и "Ночной портрет" - он там же, в музее. Вы поймете, что художник полон к человеку иногда пугающего своей пристальностью творческого любопытства. Беспощадному инструменту исследователя подвергает прежде всего себя и добывает многое. В этом есть самопожертвование - как у великих медиков. Понимая это, постоим у автопортрета молча.