Петр Обыденков

Когда заходит разговор о женских образах в русской литературе, мы скорее всего вспоминаем тургеневских девушек или героических женщин Некрасова. Быстро приходят на ум Наташа Ростова и Настасья Филипповна. Конечно, вспомнится и пушкинская Татьяна, но само это словосочетание "пушкинские женщины" в литературном плане редко звучит. Чаще, пожалуй, в биографическом. Редко кому из читателей Пушкина приходит в голову, что женщины его поэм, романа и повестей - это единая череда образов, объединенных одной сильной мыслью. Меня к этому соображению подвел учитель-пенсионер из села Ивановка Тюльганского района Николай Петрович Володин (одаренный, к слову, поэт). При нашем свидании в беседе о литературе он огорчался, что Пушкина в школе до сих пор преподают однобоко, с позиций, так сказать, научного мировоззрения, соцреализма и классовой борьбы. А чтобы ощущался модный ныне душок плюрализма и свободомыслия, обращают более внимания на его юношеское бунтарство и уходы в язычество, выставляют его ярым обличителем самодержавия и потрясателем всяческих устоев, сердцеедом и дуэлянтом, в общем, почти дрянным мальчишкой.

- Но и это было в его характере, - заинтересовавшись, подзадорил я собеседника.

- Было конечно, - возразил старый учитель. - Но до поры. Нужно смотреть, в какую сторону он развивался, как изживал эти свои не лучшие черты характера. Вот критик Писарев упрекал его, что прекрасные его стихи - бесполезны. Он, я думаю, ошибался. Пушкин такие установки дает в своих произведениях, что на них-то и нужно воспитывать молодежь. Именно сейчас, когда все нравственные маяки разрушены, смещены, спутаны. Особенно по отношению к женщине, к любви, к супружеству. А возьмите пушкинских женщин (произнес он наконец это словосочетание). Хотя бы трех: Татьяну Ларину, Машу Троекурову и Машу Миронову. Что их объединяет? Поговорите об этом со школьниками внятно и честно. Они ведь в лучшем-то случае будущие папы и мамы! Проясните вместе с ними, что больше всего ценит Александр Сергеевич в своих героинях?..

Я согласился: действительно, это интересная и нужная задача. Тем более что, припоминая свои школьные да и университетские литературные мытарства, я могу подтвердить, что в такой вот плоскости о его Тане, Лизе и Мариях разговор не шел. Да и сегодня, как доносит мне моя дочь, старшеклассница, увы, не идет. Им рассказывают про донжуанский список Пушкина, о жертвах его амурных увлечений, даже подлеца Синявского не брезгуют цитировать (вот, мол, как раскрепостились!), но не об этом...

А мы поговорим - об этом. Негоже оставлять лучшего нашего поэта с однозначным клеймом развратника на гениальном челе. Тем более что это и неоднозначно, и несправедливо. Воспользуемся планом, предложенным Н.П. Володиным.

Татьяна Ларина. Согласитесь - это любимая героиня Пушкина. Во всяком случае, заметив однажды в цветущем саду старой помещичьей усадьбы незаконченную девичью фигурку в легком платье, он дал ей имя, наделил ее мечтательностью и страстью, способностью любить. Несколько позже - понимать, мыслить, смиряться и, наконец, быть верной и победительной. В конце романа Татьяна предстает перед нами женщиной зрелой, цельной и сильной. Это победительный образ. Она победила, и никакие каверзы света, его подводные ямы и водовороты - ей не страшны. Пушкин в романе, кажется, больше занимается Онегиным. Но когда он приступает к Татьяне, то прочь гонит иронию (по отношению к Евгению она слышится почти постоянно), он даже как-то по-братски нежен к ней.

Как замечательно отмечено пробуждение, начало будущей Татьяны в кабинете Онегина, в пустом его барском доме. Боже, как защемило у нее сердце в этих уже остывших от его тепла, не хранящих уже и тени его стенах!

"И в молчаливом кабинете,

Забыв на время все на свете,

Осталась, наконец, одна,

И долго плакала она.

Потом за книги принялась,

Сперва ей было не до них,

Но показался выбор их

Ей странен. Чтенью предалася

Татьяна жадною душой,

И ей открылся мир иной...

Она начинает разгадывать этого русского Гарольда. Но первая любовь - есть первая любовь. Есть сладкая, но и щемяще-горькая обязанность души - хранить ей верность. Первая искренняя любовь - это и первая высота чувства. Она не позволила Татьяне принять сватовство каких-то Буянова, Петушкова и гусара Пыхтина. Но и выйдя замуж за "какого-то важного генерала", очевидно, героя войны 1812 года, она эту верность первой любви сохранит в целости и чистоте.

Школьников наших и школьниц чаще всего заставляют учить наизусть письмо Татьяны к Онегину (хотя мне кажется, что мальчишек надо бы заставлять учить онегинские монологи). Прекрасно это письмо, чистейшая поэзия! Замечательна и отповедь Онегина влюбленной девчонке. Но нельзя этот ключевой диалог романа (письмо-отповедь) отрывать от зеркального, венчающего роман диалога - письма Онегина к замужней уже Татьяне и ее отповеди ему. Это ключевой, итоговый разговор.

... Онегин попадает, по выражению Пушкина, "с корабля на бал", и видит Татьяну - безупречную светскую даму, княгиню, окруженную признанием, почтением, восторгами. И, конечно, память сердца проснулась. Конечно, он почувствовал себя как бы обворованным, а затем и определенно вновь влюбленным. Когда-то светский лев (так и хочется сказать - кот), он не знал, что делать ему с чистой любовью чистой сельской мечтательницы. И слава Богу, он благородно распорядился, умертвив в себе зародыш отклика на нее и заморозив бедную Таню. Но что делать с женщиной света - он знал. Ее нужно завоевывать, покорять, сооблазнять. И не препятствие для него, что она - жена приятеля, почти друга. Ведь его чувство, как ему кажется, есть живейшая и подлинная страсть. А она - превыше всего. Ах, бывал в подобных переплетах и А.С.! Но вот заканчивает он в 1830 году "Онегина" и осуждающая ирония все яснее звучит в завершающих ямбах. Но нет, не только литературный образ судит Пушкин, но и себя. Он сомневается:

"Что с ним? В каком он странном сне?

Что шевельнулось в глубине

Души холодной и ленивой?

Досада? Суетность? Иль вновь

Забота юности - любовь?"

Что бы ни шевельнулось, а Евгений действует так же, как действовал и ранее, покоряя женщин своего круга. Несмотря на долгие странствия, горькую память об убийстве Ленского, он не шибко изменился. Он остался в заколдованном кругу своих переживаний и опыта, очевидно, не находя и нужным рвать этот круг. А потому:

"Дни мчались в воздухе нагретом,

Уж разрешалася зима,

Уж он не сделался поэтом.

Не умер, не сошел с ума".

Он продолжает свой натиск, пишет саморазоблачительные любовные письма, не получает ответа и вновь пишет. И добивается отповеди от незнакомой, давно разорвавшей свой круг, Татьяны-победительницы.

... Что ж ныне

Меня преследуете вы?

Зачем у вас я на примете?

Не потому ль, что в высшем свете

Теперь являться я должна,

Что я богата и знатна,

Что муж в сраженьях изувечен,

Что нас за то ласкает двор?

Не потому ль, что мой позор

Теперь бы всеми был замечен,

И мог бы в обществе принесть

Вам соблазнительную честь?

* * *

К моим младенческим мечтам

Тогда имели вы хоть жалость,

Хоть уважение к летам...

А нынче! Что к моим ногам

Вас привело? Какая малость!

Как с вашим чувством и умом

Быть чувства мелкого рабом?

Раб мелкого чувства! Как точно подметила это пушкинская Татьяна. Да, мелкого, но как бурно разыгранного! Это - родовая черта человека припозднившегося русского ренессанса (целиком, впрочем, привитая от ренессанса западного) - устраивать всякий раз бурю в стакане воды. И Татьяна заканчивает:

"А счастье было так возможно,

Так близко... Но судьба моя

Уж решена. Неосторожно

Быть может поступила я:

Меня слезами заклинаний

Молила мать: для бедной Тани

Все были жребии равны...

Я вышла замуж. Вы должны,

Я вас прошу, меня оставить;

Я знаю, в вашем сердце есть

И гордость, и прямая честь.

Я вас люблю (к чему лукавить?)

Но я другому отдана;

Я буду век ему верна.

Как ни покажется это странным, но верность первому чувству повлекла за собой верность супружескому долгу. Две верности, два крыла, которые вознесли Татьяну-победительницу над сонмом женских литературных образов.

Пушкин заканчивает "Онегина" в сентябре 1830 года, в Болдино, будучи уже помолвлен с Натальей Гончаровой. Уже примеряя на себя, так сказать, вериги супружества. Конечно, Александр Сергеевич не похож на изувеченного в боях генерала, но моральные увечья, благодаря бурной молодости, он имел. А шестнадцатилетняя красавица Наталья рвалась в светскую жизнь, которую он так знал. Это не могло его не тревожить. Он знал опасности кокетства, он знал науку обольщения, знал "слабые места" молоденьких искательниц удовольствий. И как ему было нужно, чтобы в душе его юной жены поселился идеал верной долгу супружества Татьяны. Ах, как это его заботило! Посмотрите, в этом же году он пишет "Барышню-крестьянку", затем "Выстрел", следом "Метель". Женщин этих "повестей Белкина" (Лиза, графиня Маша и Марья Гавриловна) объединяет не просто серьезное, а сакральное отношение к супружеству.

В 1832 году Пушкиным написан Дубровский. Героиня - опять-таки юная и опять таки - Маша (еще одно любимое Пушкиным имя). Перипетии этой романтической повести известны читателю, вспомним лишь завершение предпоследней 18 главы, в которой князь Верейский и бедная Маша возвращаются после венчания и их встречает опоздавший избавитель Дубровский.

- Не трогать его, - закричал Дубровский, и мрачные его сообщники отступили.

- Вы свободны, - продолжал Дубровский, обращаясь к бедной княгине.

- Нет, - отвечала она, - поздно: я обвенчана, я жена князя Верейского.

- Что вы говорите, - закричал с отчаяния Дубровский, - нет, вы не жена его, вы были приневолены, вы никогда не могли согласиться...

- Я согласилась, я дала клятву,- возразила она с твердостью, - князь мой муж, прикажите освободить его, и оставьте меня с ним. Я не обманывала. Я ждала вас до последней минуты... но теперь, говорю вам, поздно. Пустите нас".

Какой тут может быть комментарий? Словно тень Татьяны Лариной осенила Марию Кирилловну, вновь два этих победных крыла: верность первому чувству и верность супружескому долгу. "Чушь, - скажете вы. - Надо следовать за любовью, какие тут клятвы? К чему соблюдать их?" Да ведь на этом-то, на верности слову, долгу и стоит мир. Потому он и рушится сегодня, что не ставят их ни во что...

И, наконец, еще одна пушкинская Маша - Марья Ивановна Миронова, чистая и цельная душа как бы от начала. Ей Александр Сергеевич устроил полное счастье, единственный, кажется, раз позволив и мужчине-герою (Гриневу Петру) стать победителем. Но и ему - не без опоры на женскую верность! Маша ведь оказалась нареченной невестой государственного преступника, человека, заподозренного в связях с врагом трона. С таким суженым и рядом-то было опасно быть. Но она, будучи свободной от клятвы перед алтарем, не предала будущего супруга. В сердце-то перед Богом клятва произнесена была, и слово Бог звучало в объяснениях Маши и Петра.

Верность, верность и верность. Верность чувству, клятве, долгу. Наделяя этим качеством ключевых своих героинь, Пушкин как бы молит Господа наградить этим качеством и свою избранницу. Молит, понимая скорее всего, что грешен и недостоин исполнения этих молений.

Но шесть лет жизни Пушкина с Натальей Николаевной - прекрасные годы. По большому счету - он вымолил ее верность. Кровью пришлось ему смывать грехи молодости (заговор против поэта конечно был, но и была несчастная эта опытность в донжуанстве, породившая подозрительность и ревность. Они-то и стали почвой для заговора). Но Наталья Николаевна оставалась ему верна.

Да, но что же или кого победили пушкинские женщины? Может спросить не особенно внимательный мой собеседник. А грех по православному Грех неверности, предательства и блуда. Они победили его, главного лгуна и отца всякой лжи.