Альфия Галиева
Она всегда мечтала служить Мельпомене, а всю жизнь прослужила людям. Она видела себя героиней пьес, а её собственная судьба оказалась похожей на сценарий кинофильма. Она с детства грезила о театре, а мечты привели её в театр военных действий, который сразу и навсегда определил её будущее. Великая Отечественная война, как ни страшно звучит, подарила Елене Абрамовне Прусаковой любовь, призвание и сегодняшнее признание.

Эх, валенки…
Войну 19-летняя Лена встретила в Москве, где жила с мамой и тремя сёстрами. Она окончила школу и мечтала поступить в театральный. В Доме детского воспитания Лена занималась в драмкружке и была одной из лучших – читала стихи, пела, участвовала в постановках и театром, что называется, «заболела» ещё в детстве. Иногда по пятачку у неё набиралось три рубля на самый дешёвый билет в Большой театр, и тогда с галёрки она восхищённо смотрела на сцену, забывая про своё старенькое скромное платье и дырявую обувку.
- Мы жили бедно, - рассказывает Елена Абрамовна, – одеты были очень плохо, и я всегда стеснялась этого и в театре старалась прошмыгнуть на своё место как можно незаметнее. Но когда в зале гасили свет, для меня уже не существовало ничего, кроме сцены.
В Доме детского воспитания на одной из репетиций Лену заметила актриса Вера Пашенная и пригласила девочку на индивидуальные уроки. Лена ходила на них с огромным удовольствием. Но однажды весной, когда на улице уже были лужи и слякоть, она пришла к актрисе в грязных сырых валенках – единственной своей обуви. Пройти в них по коврам Лена не решалась, а снять их тем более - чулки на ней были как решето, так что их приходилось даже не надевать, а в буквальном смысле накручивать на ноги. В тот раз Лена всё-таки прошла в комнату, но больше на уроках актрисы не появилась...

В театре военных действий
22 июня 1941 года Лена, как и все, отправилась в военкомат. Она твёрдо решила идти на фронт, хотя мама и сёстры собирались в эвакуацию и, конечно, уговаривали её поехать с ними. Но о подобном, говорит Елена Абрамовна, в то время не могло быть и речи.
- Я сегодня уже осознаю, что у нас тогда была просто безумная любовь к Родине, несмотря на то, что мы жили впроголодь и по карточкам, - говорит Елена Абрамовна.
К военкому было не пробиться, и дождавшись наконец своей очереди, Лена услышала отказ. У неё ведь не было никакой военной специальности, а на войне, как ей объяснили, надо воевать, а не учиться.
- Это была трагедия, - вспоминает сегодня Елена Абрамовна, - я буквально рыдала и никак не хотела уходить от военкома, а он всё повторял: «Девушка, миленькая, ну некогда Вас там будет учить!»
Учиться пришлось в тылу – в военкомате Лена увидела плакат о приёме на девятимесячные, ускоренные курсы медсестёр Красного Креста. Проводив маму и сестёр в эвакуацию под Уфу, она осталась в Москве учиться. Но через некоторое время поняла, что даже девять месяцев – это невыносимо долго: война не сегодня-завтра закончится, а на фронт она так и не попадёт. И Лена с подругой решили сдать экзамены и зачёты экстерном. Москву в это время уже начали бомбить, так что ночью приходилось перевязывать раненых в больнице, а днём учить теорию. Через два месяца такой подготовки Лена с подругой блестяще сдали все экзамены на «отлично» и, получив удостоверение, помчались в военкомат.
Молодую медсестру направили на службу в санитарный поезд, который перевозил раненых из Москвы в тыл. Но Леночка тогда по наивности думала, что этот поезд забирает раненых прямо с поля боя и что она вот-вот попадёт прямо на фронт. Так что когда услышала о назначении в Челябинск, от обиды просто разрыдалась. И с тех пор стала каждый день ходить к начальнику поезда даже не с просьбой, а с требованием отправить её на фронт. Но начальник поезда никак не хотел её отпускать – уж очень здорово Лена читала раненым стихи.
- Я не только сама просилась в действующую армию, но и других девочек уговаривала, - улыбается Елена Абрамовна. – Мы тогда говорили: «Тут пусть работают бабушки, а нам надо на фронт». А бабушками для нас тогда были 30-40-летние женщины...

«Сестра, ты помнишь…»
На фронт Лена всё-таки попала – через несколько месяцев её направили в медсанбат вновь формировавшейся после полного разгрома 252-й стрелковой дивизии. В её составе молоденькая медсестра оказалась под Сталинградом и здесь поняла, что же такое на самом деле война и куда она так рвалась. Это здесь она увидит, как солдаты кипятят чай на углях сгоревших домов в Сталинграде, как обмороженные немецкие военнопленные кутаются в любое тряпьё, которое попадается под руки, как пленные румыны роют огромные двадцатиметровые ямы и штабелями укладывают в них фашистские трупы...
- Первых раненых было так много, что мы просто не успевали перевязывать всех, - рассказывает Елена Абрамовна. – Перевязки делали в первую очередь тяжелораненым – в голову, грудь, живот. Остальные шли в тыл сами. Это был бесконечный конвейер: санитары подносили к нам солдат, мы их перевязывали, и к нам тут же подносили других. Мы не спали и не ели три дня. Халаты были красными от крови, как у мясников...
И только когда от усталости Лена буквально уснула на плече раненого, врач отпустил её немного отдохнуть. К тому моменту у неё не было сил не то что встать и дойти до блиндажа – даже поесть. Она не слышала ни шума орудий, ни шороха крыс в блиндаже...
За годы войны Елена вынесла с поля боя 325 раненых. Такая точная цифра появилась не случайно. Самой Елене тогда, конечно, было не до счёта. Но в медсанбате служил доктор, которому такая статистика и оказалась любопытной, и он вёл её очень просто: спрашивал у раненых, кто их перевязывал.

Юбку жалко…
Под Сталинградом Елене однажды пришлось спасать и немца. Она наткнулась на него в овраге, где тот сидел с перебитыми ногами. Увидев направленный на него пистолет, фашист сказал только два слова: «Драй киндер». И Лена, ни на секунду не задумываясь, спустилась к нему, чтобы перевязать, и на трофейном шёлковом белоснежном парашюте, из которого хотела сшить себе кофточку, потащила немца к ближайшей деревне, чтобы оттуда отправить его в госпиталь для военнопленных...
И даже после Сталинграда Елена всё равно рвалась на передовую, ведь медсанбат находится при штабе дивизии, а значит, примерно в пяти километрах от передовой. Санчасть полка, куда её направили после Сталинграда, была уже на расстоянии 2-3 километров от передовой. Елена была единственной девушкой в батальоне и даже здесь умудрялась организовывать концерты и представления, шить концертные платья из марли и разучивать роли.
После Сталинграда Елена участвовала в Корсунско-Шевченковской и Курской битвах, освобождала Харьков, а Победу встретила в Румынии. При этом все годы войны она не раз чудом спасалась от неминуемой гибели, будто кто-то хранил и оберегал её: когда единственная осталась нетронутой даже осколком попавшего в танк снаряда; когда вышла из окопа, в котором через минуту погиб солдат; когда в полный рост прошла под вражеским огнём («Неужто я перед врагом спину гнуть буду!»); когда за секунду до взрыва на опушке лесочка её позвали оттуда перевязывать раненых...
- В молодости многое кажется проще, - говорит Елена Абрамовна, - ведь где молодость, там зачастую и глупость. Может, поэтому мне не было страшно. Помню, сшила я себе юбку из тонкой полицейской шинели, и тут бомбёжка началась, надо в грязь падать, а юбка новая, красивая - ну я и присела. Мне кричат: «Лёля, ложись!», а я: «Юбку жалко!» Тогда какой-то солдатик приподнял голову и крикнул: «А башку не жалко?!» Но мне и в тот раз повезло, даже не зацепило, а посмеялись все от души.
На фронтовых дорогах Елена повстречала и будущего мужа – Михаила. Она перевязала его после ранения, и с тех пор они не расставались 43 года. После войны вместе вернулись в его родную глухую деревеньку в Октябрьском районе Оренбуржья. Для родителей мужа городская невестка, к тому же москвичка, казалась настоящей бедой: в послевоенной деревне нужно было не стихи читать, а работать за семерых.

«…и дышит почва, и судьба»
- Когда мы ехали с мужем в его деревню, он постоянно надо мной подшучивал: «Как же ты будешь там жить? Там ведь театров нет», - вспоминает Елена Абрамовна.
Но привыкшая за годы войны ко всему, Лёля очень быстро освоилась и в деревенской жизни – научилась вести хозяйство, вязать, вышивать, ухаживать за скотиной, стала преподавать историю в сельской школе. И, конечно, снова вышла на сцену – на этот раз уже деревенского клуба. Сначала она организовала здесь самодеятельность, а со временем в Октябрьском районе стараниями Елены Абрамовны появился театр, получивший звание народного. Её неуёмная энергия и огромная сила помогала людям даже тогда, когда, казалось бы, и самой ей уже нужна была помощь. В 72 (!) года Елена Абрамовна стала сестрой милосердия – она каждый день на протяжении семи с половиной лет ухаживала за больными в 1-ой городской больнице, совершенно бескорыстно...
- Я всю жизнь была атеисткой, - говорит Елена Абрамовна, - к Богу пришла только в семьдесят лет и поняла, что так должна послужить ему.
Сегодня память обо всём этом хранят многочисленные альбомы с фотографиями и награды Елены Абрамовны – два ордена, медали, а теперь ещё и нагрудный знак Российского Красного Креста. Она не любит надевать их, как не любит пересматривать фотографии – их чаще достают из шкафа дети, внуки и правнуки. Для них это история, а для бабушки – только страницы её долгой жизни, в которых, как считает Елена Абрамовна, нет ничего особенного.
- Рассказы о войне делают нас героями, - говорит Елена Абрамовна, - но на войне мы ведь никогда не задумывались над тем, что совершаем что-то особенное, какие-то подвиги или поступки – мы просто делали то, что должны были, что было нужно и необходимо в тот момент, и тогда это казалось обычным и привычным. Мы просто служили Родине...

За гуманизм и милосердие накануне Дня защитника Отечества Российский Красный Крест наградил Елену Абрамовну Прусакову медалью имени Даши Севастопольской.