О том, как завершался летний сезон в нынешних "Тополях" на рубеже ХIХ и ХХ столетий, расскажут архивные документы.

Татьяна Судоргина

Место непристойных вещей

Депутаты Оренбургской городской думы 12 апреля (24 апреля по новому стилю. - Т.С.) 1889 года "определили": "… устроить сад на Караван-Сарайской площади между кадетским корпусом (ныне в этом здании на Парковом проспекте размещается медицинская академия. - Т.С.) и вновь строящимся собором".

За новорождённым садом тщательно ухаживали, о том свидетельствует публикация в "Оренбургском листке" за 1891 год. Инженер М.И. Коган в ответ на упрёки по поводу плохого качества новых водопроводных коммуникаций пишет: "Из устроенных мной более 70 частных ветвей труб, за исключением двух-трёх случаев, ни одна не замёрзла. В числе этих случаев был случай замерзания казённой трубы кадетского корпуса около садика, причиной которого была усиленная поливка садика, причём вода поздней осенью насытила песчаный грунт, а сильные морозы прохватили это место…"

Сотрудник литературно-политической и экономической газеты "Оренбургский край" в августе 1894 года возмущался: "Новые садики около соборика и кадетского корпуса содержатся не чисто, хотя наняты сторожа и имеется садовник. Очистка стоит недорого, а чистота садов имеет культурное воздействие на жизнь населения…" На страницах "Оренбургского листка" в канун наступления осени 1894 года публиковалось объявление местного предпринимателя К.Я. Клюшникова: "В городском парке из душистых тополей, против Неплюевского кадетского корпуса, в павильоне на площадке с цветочными клумбами поступило в продажу старинное русское питье из ржаного солода (вроде сусла или браги), без хмеля, очень приятного вкуса, питательное и полезное для здоровья. Бутылка - 7 копеек, а ведро в розлив - 1 рубль без посуды. Потребители хвалят".

В разделе "Письмо редактору" в первые осенние дни 1896 года "Тургайская газета" опубликовала послание оренбуржца, скрывшегося за подписью "Потерпевший": "Милостивый государь, господин редактор! Преследуя цель восстановления нормального порядка, я покорнейше прошу - довести через посредство Вашей уважаемой газеты до внимания кого следует о тех инцидентах, которые имели, имеют, но не должны иметь места в нашем городе. Дело заключается в следующем. В половине августа я с двумя знакомыми барышнями возвращался после прогулки в Тополёвом садике домой по аллее, идущей к Соборику (т.е. к современной нам улице Постникова. - Т.С.). Не доходя сажен трёх (сажень - около 2-х метров - Т.С.) до выхода с аллеи, мы были встречены появившимися из тёмных аллей садика армаями, которые обратились с требованием дать покурить, но когда получили отказ, стали кривляться, произносить нецензурные выражения...

Чтобы избавиться от нахалов, я при помощи свистка стал звать городового, который должен был находиться тут же на посту. Но на зов никто не явился, и мы продолжали путь в сопровождении не унимающихся в своих наглых поступках армаев. Думаю, подобные случаи не могут способствовать привлечению публики в Тополёвый садик, который может сделаться укромным уголком лишь для "босяков". Чтобы обезопасить публику от возможности повторения подобных инцидентов, необходимо назначить в Тополёвый садик достаточный полицейский наряд". Но, видимо, меры не были приняты, и потому через месяц сотрудник того же периодического издания возмущался: "Тополёвый садик с тех пор, как в нём замолкла музыка, прекратились гулянья, сделался в некотором роде специальным местом непристойных вещей. Около восьми часов вечера 6-го октября городовым была арестована женщина, уличённая в непристойном поведении, вместе с молодым человеком, почему и отправлена была в часть. И это не первый случай!"

"Лучшее время для посадки - осень"

Тревожное сообщение появилось на полосах "Оренбургского листка" в середине августа 1897 года: "Тополёвый садик, как и все городские садики, оставался без регулярной поливки всё лето, и потому листопад в нём идёт теперь, словно в октябре. Погибает в садике этом и большая цветочная клумба, стоившая в посадке немалых денег. И неудивительно: садиком заведывает какой-то чернорабочий, который разводит себе тут кур и о поливке деревьев и цветов не имеет понятия. Он засушил даже свою собственную плодовую школу (яблони, груши, другие деревья)".

Садовник оренбургского общества садоводства Ф.Давидович осенью 1897 года со страниц "Оренбургских губернских ведомостей" обратился к землякам с так необходимыми им советами по посадке деревьев: "Всматриваясь в насаждения г. Оренбурга, нельзя не порадоваться - оренбуржцы, обсаживая древесной растительностью сады, улицы и дома, увеличивают красоту, делают город более уютным от ветров, достигают некоторой безопасности от пожаров и улучшают воздух. Густонасаженные садики имеют тот недостаток, что, хотя насаждения и растут в первые годы, но впоследствии от безмерной густоты начнут теснить друг друга, мешая правильному развитию и заглушая всякую растительность под собой. В то же время от сплошного сплетения корней явится недостаток питания в почве, отчего, а также и от крайней тесноты между собой наружных частей, деревья должны будут преждевременно сохнуть и погибать, что и началось уже в некоторых отдельных садиках, густо насаженных 8-10 лет тому назад (т.е. в 1887-1889 гг., а именно к этому периоду относится зарождение нынешних "Тополей". - Т.С.). Спешу сообщить необходимые правила о посадке для принятых в Оренбурге пород деревьев. Для пород тополей пирамидальных следует давать расстояние между посадками 3 аршина (аршин - около 71 см. - Т.С.), а от дома от 3 до 8 аршин; для пород тополей широкорастущих - 4 аршина между собой, а от дома - от 4 до 8 аршин… Вследствие ранней засухи и жары, бывающих в здешней местности весной, для упомянутых пород деревьев лучшее время для посадки - осень".

Тем временем "Тополя" вновь фигурировали в криминальной хронике. В конце сентября 1897 года корреспондент "Тургайской газеты" сообщил о том, что в камере городского судьи "разбиралось весьма интересное дело по обвинению писца Б. в шантаже. Обстоятельства дела следующие: содержательница дома терпимости еврейка К. получила анонимное письмо, которым неизвестное лицо предупреждало её, что за производство будто бы в её заведении незаконной торговли спиртными напитками она привлекается к ответственности, и что избавить её от грозящего наказания может де только он - автор письма, который вскоре явился в квартиру К. и, угрожая наказанием, предлагал своё заступничество. К. отказалась от предлагаемых услуг и, чтобы только избавиться от его назойливости, предложила ему 40 копеек, от которых невзыскательный благодетель не отказался. Спустя немного времени К. получила второе анонимное письмо с теми же предложениями и, между прочим, для личных переговоров Б. назначил ей свидание в Тополёвом саду. С письмом этим К. обратилась к приставу, прося дать ей городового для присутствия при свидании с неизвестной личностью. Чтобы обнаружить личность шантажиста, городовой, одетый поверх формы в партикулярном платье, стал прохаживаться близ скамейки, где сидела К. Ожидаемый гость не замедлил явиться и, угрожая великими бедами, готовыми обрушиться на К., вновь предложил своё заступничество за приличный гонорар.

Слышавший весь разговор городовой поспешил арестовать любителя лёгкой наживы и представить в управление полицейской части, где личность эта оказалась оренбургским мещанином Б. Был составлен протокол и передан в суд".

"Развлечения утихают мало-помалу".

На исходе 1903 года Тополёвый сад был сдан мещанину И.М. Алексееву "в арендное содержание для устройства в нём народных гуляний". Информируя о завершении первого сезона его деятельности, журналист "Оренбургского листка" в середине сентября 1904 года сообщал: "В саду Алексеева остались танцовщицы и певицы да свистун Надиров. Две каскадессы-дуэтистки мадемуазели Жаро и цыганская певица Пасхалова, а также квинтет Сандок подвизаются теперь не на открытой сцене, а в концертном зале - душном и тесноватом. Ждут ещё оркестр Степанова и цыганской певицы Н.М. Варгиной. Посетители, значит, скучать не будут". Затем хроникёр того же периодического издания заявил: "Летние развлечения утихают мало-помалу. Офицерство разъехалось, холодная погода наступила. Затихла и Тополёвка, хотя двери буфета и кабинетов всё ещё гостеприимно раскрыты".

В последние летние дни 1905 года в рекламных объявлениях о развлекательных мероприятиях в "Тополях" появились дополнения: "Вход в сад бесплатный. В случае ненастной погоды концерт переносится в зал".

Тогда же были обнародованы сведения о "скандалах в садах": "Случаи всевозможных скандалов и расправы со скандалистами в наших увеселительных садах к концу сезона участились. Обыкновенно безобразия творились публикой невысокого качества, но на днях, к сожалению, в происшедших почти одновременно в Тополёвом саду и на Беловке некрасивых историях замешались более интеллигентные элементы. Не оправдывая всецело этих господ, вызвавших вмешательство полиции, очевидно, своим шумным поведением, мы не можем обойти молчанием того обстоятельства, что многие из публики, бывшие очевидцами инцидента, высказывают упрёк по адресу тех, кто имел возможность не допустить со стороны ресторанных лакеев, приказчиков и других лиц, бывших тут, расправы с нарушителями тишины, но этого не сделали. Насколько справедлив упрёк, конечно выяснит производящееся в настоящее время строгое расследование. Но факт остаётся фактом - люди оказались сильно потерпевшими в публичном месте на глазах многочисленной толпы. Очевидно, надзор за порядком в публичных местах требует более правильной организации, и лица, обязанность которых - предупреждать всякие инциденты, берутся за дело неумело, внося неуместную горячность, результатом чего получаются дикие выходки, нетерпимые в культурном обществе. Кстати, нам передают, что скандалы в кафешантанах побудили городское управление возбудить вопрос о сокращении торговли в них до 12 часов ночи…"

Корреспондент "Оренбургской газеты" в конце лета 1905 года пытался привлечь внимание к местным нищим: "В рядах их есть люди всех званий и состояний в прошлом. Они люди слабые и, кроме тёплого сочувствия, в общем, ничего не заслуживают, но тем не менее их попрошайничество часто принимает такую нахально-вызывающую форму, что с ними тяжела и противна встреча. Теперь они почему-то вечером буквально скопом собираются в садике против почты (находилась в здании на пересечении нынешней улицы Цвиллинга и Паркового проспекта. - Т.С.) и не дают проходу своими просьбами: "Позвольте папироску…", "Одолжите 3 копейки на ночлег…", "Соблаговолите 7 копеек на марку за паспорт…" Многие, при всём желании, не могут дать ничего. Другим не хочется лезть в карман. Иные не дают из принципа. Но дело не в причине отказа, а дело в том, что в подобных случаях часто воздух оглашается руганью. Ввиду того, что в данное время садик - торная дорожка в "Тополёвку", необходимо убрать отсюда бывших людей куда-либо в более укромное место".

Позднее опубликована информация, названная "Павильон не по назначению": "Выстроенные два года назад два павильона: один в садике против городской управы и другой против Неплюевского кадетского корпуса (т.е. в "Тополях". - Т.С.) с гуманной целью - снабжать детей беднейших родителей пастеризованным молоком, в настоящее время заброшены и служат для свалки нечистот проходящей публикой, а также трупов животных. Неужели учреждение, в ведении которого находятся означенные павильоны, не может позаботиться о том, чтобы на ненужное время они были или снесены, или за целостью и опрятностью их было учреждено наблюдение. Кстати, в павильоне против Неплюевского кадетского корпуса крыша и потолок уже прогнили и выломаны окна".

Приветствуя наступление осени, сотрудник "Оренбургской газеты" в сентябре 1905 года констатировал: "Опустели Беловка и Тополёвый сад. Гимны любви и чуть ли не свободы, распевавшиеся под пыльными кустами этих "приютов", затихли до лучших времён".

Так было…