- Вот это куранты, красота-то какая!

"Приезжие, - мелькнула мысль. - А мы привыкли к этой красоте и уже не замечаем ее". И вдруг подумала: а ведь к ней, к этой красоте, и я имею отношение.

... До революции курантов с боем и без боя насчитывалось двенадцать. Утром начинался перезвон колоколов. Сначала кафедральный собор своим колокольным звоном радовал прихожан. За ним вступали церкви и монастыри. Вечерний перезвон колоколов был целой симфонией. Величественная красота русского колокольного звона связана с народной культурой, с курантами. У этих курантов своя история и идет она издалека.

В 1856 году по приказу генерал-губернатора графа В.А. Перовского крепостной мастер графини Кутайсовой Скалочкин построил здание в стиле средневековых замков - для губернаторского архива. Но через год по воле нового губернатора в здании разместили гарнизонную гауптвахту. В круглых проемах верхнего этажа башни были установлены часы, украшавшие когда-то Гостиный двор.

Гауптвахта просуществовала до 1975 года. Тогдашнее городское руководство обратилось к военному начальству с просьбой передать здание под музей. Военные пошли навстречу городу. Камеры были ликвидированы, автономные печки, обогревавшие их, выброшены, и внутренняя часть здания приняла первоначальный вид.

Не было только часов. Они приглянулись одному приехавшему высокопоставленному чиновнику из Приволжского военного округа. В 1931 году часы увезли в Самару, и гауптвахта на долгие годы осталась с пустующими глазницами.

Однажды к председателю горисполкома Юрию Дмитриевичу Гаранькину пришел Николай Степанович Кузнецов, часовых дел мастер. Свою профессию он приобрел в непростых житейских передрягах. Участник Великой Отечественной войны, в 1942 году во время боя тяжелораненый попал он в плен, прошел три концлагеря, из которых каждый раз совершал побег. Спасением обязан другу, который увез его из Германии в Швейцарию, в качестве бесплатной рабочей силы. Попав на швейцарский часовой завод, Николай Степанович в совершенстве овладел часовым делом. В 1944 году вышел приказ Сталина всех военнопленных из Швейцарии вернуть в Россию. Пройдя фильтрацию, солдат был направлен в Оренбург дослуживать в армии, да так и осел здесь, женился.

Долгое время Николай Степанович вынашивал мечту - собрать часы своими руками. Приобретенный навык помог во время отпуска установить первые часы в Новом Афоне. Вернувшись, решил восстановить куранты на башне гауптвахты.

Вот тогда-то Юрий Дмитриевич Гаранькин отправил его в город на Волге. Отыскав увезенные часы на башне окружного Дома офицеров, Николай Степанович сфотографировал и по фотографиям сделал эскизы. По эскизам - чертежи в двух экземплярах. Одни на здание гауптвахты, другие - для будущего.

Двадцать два предприятия участвовали в изготовлении часов.

На заводе резиновых технических изделий колокола отливали по старинным рецептам. Для Николая Степановича это была пора счастливых мгновений.

К сборке часов приступили в начале 1978-го и к ноябрю установили, завели и пустили. Били часы четверть часа, полчаса и час. Желающих увидеть куранты и услышать мелодию "Расцвели оренбургские степи" было много. В городских кварталах становилось тесно. Но окрестные жители, не спавшие по ночам, испытывали неудобства. Николай Степанович выбил штыри, оставив бой полчаса и час. Умер Николай Степанович в июне 1982 года. А куранты его живут и следит за ними племянник бездетного мастера.

В 1983 году прослышали в городе Кривой Рог на часовом заводе про литье колоколов в Оренбурге. Прислали представителя. Оформил он заказ на изготовление колоколов для своего завода. А с собой увез чертежи Николая Степановича на новые куранты.

Можно сказать, состоялся первый в истории области бартер: оренбуржцы отлили Кривому Рогу колокола, а криворожцы взялись мастерить для Оренбурга часы. В 1986 году куранты были готовы. Предстояло их привезти. Миссия эта была поручена мне, инженеру Дорстроя N 1.

Поезд прибыл в Кривой Рог до полудня. Решила сразу ехать на завод. Села в трамвай. На стыках он спотыкался, словно конь на каменистой дороге. Дорога и тротуары припудрены бронзой. Территория завода в бронзовой пыльце. Возле проходной - розы. Словно позолоченные, лепестки играли на солнце. По мраморной лестнице поднялась на второй этаж. В кабинете услышала, как бьют часы, и сбилась со счета. Директор завода после приветствия признался:

- Вообще-то мы ждали вас недели через две, три.

Утром зашла в цех. Большой, деревянный ящик с крупными буквами на нем сиротливо приютился вдоль стены недалеко от крана, который, широко растопырив ноги, разворачивался, опускал ношу. На кране громко ворковали голуби. "Станция назначения Оренбург", - прочитала на крышке ящика. А в приемной мне сообщили:

- Нет груза на Южно-Уральскую. Железная дорога есть железная дорога, с ней шутки плохи. Ознакомитесь с достопримечательностями города, у нас есть что посмотреть. А завтра утром к нам.

На следующее утро директор произнес заученную фразу:

- Нет груза на Южно-Уральскую. Давайте телеграмму в Оренбург, пусть помогут. В Оренбург полетели телеграммы одна за другой: "Найдите груз на Южно-Уральскую". "Груза нет, ждите", - получала ответ.

... Три недели, как я в Кривом Роге. "Если мне и здесь не помогут, то придется загорать еще немало дней",- думала по дороге в горисполком.

Председатель бросал взгляд то на меня, то на бумаги, лежащие на столе.

- Вопрос решается! Вы что думаете, я здесь в бирюльки играю, или у меня в голове одни ваши часы? Потерпите денек, другой, ищем груз.

... Снова на заводе. Директор, увидев меня, заулыбался во весь рот.

- Завтра погрузка на Южно-Уральскую. Рано не приходите, платформу все равно раньше обеда не подадут.

Утром пошел дождь. Асфальт блестел, словно его полили маслом. Прохожие шлепали по лужам, шарахаясь от машин. Директор сам руководил погрузкой. Капли дождя пузырились на строганых дощечках цвета яичного желтка. Но сквозь пасмурное небо просеивалось солнце. Директор перехватил мой взгляд.

- Не переживайте, часы так упакованы, что ни дождинке, ни пылинке внутрь не проникнуть.

И вот наконец ящик с часами доставили в управление Дорстроя и поставили в гранитный цех. Он стоял также сиротливо, прижавшись к стене, как и на заводе. Дурное предчувствие овладело мною. Каждое утро заходила в цех и смотрела, как выгружают из машины прибывшие из Адамовского карьера гранитные блоки, весом в две, три тонны. Рабочие на кран-балке переносили блоки от машины к станку через весь цех. Блок, поднявшись на высоту, замирал, вместе с ним замирало мое сердце. Порвись трос - и гранитный блок всей массой рухнул бы на ящик. Прощай, малиновый звон.

- Петро, ты че медлишь, иль не видишь на ней лица нет? - смеялся один из рабочих, бросая взгляд в мою сторону. Блок медленно, качнувшись, плыл к станку. Облегченно вздыхая, уходила до следующего утра. И так каждый день.

Прошел месяц, прошел год, прошли пять лет. Ящик весь почернел, как человек от горя. Кое-где ращепились доски, изгаженные голубиным пометом.

Даже ночью часы не давали покоя. Однажды приснился сон: я провожу пальцем по темноте, звезды осыпаются, луна бледно улыбается и что-то огромное срывается с неба. Раздается смертельный стон ящика и золотые, резные колесики размером с арбуз катятся в мою сторону. Я подпрыгиваю на месте, оставляя колесики позади. Но вот огромное колесо сбивает меня с ног и все колесики, возвращаясь назад, перекатываются через меня, вонзаясь острыми зубцами в тело. Я чувствую теплую струйку крови и вдруг слышу заунывный, тягучий звон оркестра и голос директора завода: "Вот она какая бывает правда, как столб. О нее можно расшибить голову, или стать перед ней на колени". И громко-раскатистый смех стал летать по гранитному цеху, касаясь меня, словно крылом. Проснулась в холодном поту.

Несколько раз звонила Юрию Дмитриевичу.

- Пока не начнется строительство башни, часы будут стоять на месте.

Идея создания часовой башни с курантами необычна. В 1985 году архитектор Александр Иванов познакомился с очень интересными людьми: А.В. Еной - коллекционером, обладающим интересной коллекцией колоколов и колокольчиков, и Ю.А. Авдеевым, человеком с уникальным слухом. Уроженец Саратовской области, он работал преподавателем в Саратовской консерватории. В 1965 году Юрий Дмитриевич "перетащил" Авдеева в Оренбург. Став впоследствии директором музыкального училища, он познакомился с Н.С. Кузнецовым и озвучил куранты на бывшей гауптвахте мелодией "Расцвели оренбургские степи". Работал над музыкальным инструментом (карильоном), аналогичным бельгийскому и каунасскому, где играют на колоколах сын и отец Купрявичюсы. Сам играл на колоколах в Ленинграде, в Каунасе, в Дмитриевской церкви, на празднике "День города". Объездил вместе с Ивановым пол-России, изучив колокольное дело. Расточил колокола по Камертону под мелодию "Оренбургский пуховый платок". Но поняв, что новые преобразования не позволят довести начатое дело до конца, будучи уже тяжелобольным, он принял постриг под именем инокия Гавриила и посвятил себя высокой мудрости православия. В 1991 году он умер, и церковь хоронила его как инока Гавриила.

Еще при жизни Авдеева, А.С. Иванов и А.В. Ена по согласованию с Юрием Дмитриевичем решили к 250-летию Оренбурга соорудить башню под часы. Место было определено в сквере П. Осипенко на улице Советской. Эта историческая часть города в 30-х годах была лишена так называемых главных архитектурных вертикалей. Градостроительный образ часовой башни должен был воплотить в себе характер Оренбурга. В то же время она служила бы высотной доминантой на переход от исторической зоны к современному городу. Главным элементом башни стали куранты и купол, увенчанный флюгером.

Высота до флюгера 34,8 метра. В третьем ярусе башни часы с приводом на четыре стороны света. Под флюгером - колокола: семь малых и один большой. На башне под часами находятся проемы с открывающимися дверями. В этих проемах в 12 часов дня должны были бы приходить в движение фигуры, созданные в натуральную величину с механическим приводом от часового механизма. Фигуры были задуманы для исторического колорита города: дева с пуховым платком, Тарас Шевченко, Пушкин, Емельян Пугачев, восточный человек, женщина с ребенком (материнство), Петровский солдат, мастеровой человек (труд).

Проект выполнялся в "Гражданпроекте". Главный архитектор проекта - А.С. Иванов. Первоначальное сооружение комплекса поручили тресту "Оренбурггражданстрой", куда перешел работать А.С. Иванов в надежде собственноручно осуществить свой замысел. Но политический и экономический кризисы не позволили довести до конца интересное сооружение.

И все-таки работа началась. В тридцатиградусные морозы и на пронизывающем ветру монтировали рельефные элементы. Не хватало материалов. Но у всех был действительный интерес к делу. Коллективу удалось бы завершить этот архитектурно-парковый комплекс в течение двух лет. Но без поддержки новых городских властей, без финансирования этот комплекс остался незавершенным.

В том же 1991 году, когда началось строительство башни, мне позвонил Юрий Дмитриевич.

- Часы отправьте на завод "Металлист" для сборки.

На заводе, где часы простояли два года (1991-1993), чья-то рука раскомплектовала их, были похищены маятник, блок шестеренок, редуктор стрелок, карданные передачи. Иванов пригласил директора научно-производственного предприятия "Контэп" Юрия Лагунина и тех, кто не теряя силы и веру, подставляли свое плечо. Это В.С. Филиппов, В.В. Воронов, В.В. Ануфриев, И.А. Корнев, Ю.И. Торопчин. Перевезя часы с завода "Металлист" в "Контэп", приступили к сборке, заново выточили все утраченные детали. А когда сломался вновь изготовленный маятник и часы встали на целую неделю, - пришлось вытачивать новый.

Лагунин взял на себя работу с карильоном. Имея музыкальное образование, написал партитуру и озвучил куранты. 31 декабря 1995 года, когда ножницы стрелок разрезали ленточку Нового года, когда жители города под хрустальный звон бокалов встречали 1996 год, горстка людей, принимавшая участие в сборке курантов, вместе с Ивановым, горланили на колокольне от счастья.

- Люди, с Новым годом!

В один из январских дней вместе с директором "Контэпа" я подошла к часовой башне. Позолоченные стрелки циферблата показывали 14 часов 30 минут. Обогнув башню, мы пошли вдоль уникального сооружения. Здание вытянуто с востока на запад. По узкой, очищенной от снега дорожке направляемся внутрь башни. Дверь приоткрыта. Неширокая дощечка в виде мостика соединяет порог с полом. Осторожно ступаем, подавая друг другу руку, чтобы не сорваться вниз. Снег скрипит под ногами. По крутой металлической лестнице поднимаемся по одному. Вот еще одна лестница, длиннее первой. Пролезли сквозь неширокое отверстие. Я распрямилась и - замерла. Передо мной, как видение, вырос механизм часов: два метра в высоту и три в ширину. Те самые часы, которые я привезла когда-то из Кривого Рога. Те самые колесики, которые снились во сне!

Юрий Николаевич рассказал, как на мощных штырях монтировали циферблат. Механизм часов очень чувствителен к холоду, поэтому в маленькой комнатке, обклеенной обоями, похожими на цветущий луг, поддерживается постоянная температура. Заводятся часы от рукоятки, завода хватает на четыре-пять дней. Вверх и вниз тянутся стальные тонкие тросы, на которых подвешены гири по 100 и 200 килограммов. Верхние соединены с колоколами. Правая часть - перезвон, левая - бой часов. Бьют куранты через каждый час. Сначала слышится мелодичный перезвон колоколов, потом бой часов. По просьбе окрестных жителей спроектировали механизм, отключающий ночной бой. И снова по крутой металлической лестнице поднимаемся вверх. Там под флюгером колокола. Простой холодный металл, но человеческие руки приказали ему петь... Юрий Николаевич пробует колокола, один за другим. Раздается мелодичный звон. Спускаемся вниз. Через несколько минут буду свидетельницей сотворенного людьми чуда. Взгляд прикован к механизму. Что-то щелкнуло, закрутились, завертелись колесики и я услышала бой часов.

Играет мелодия, бьют часы, как память об ушедших, как гордость за живущих.

Фото Ларисы Терентьевой.