Александр Вечеркин

Погожим воскресным днем крутил я педали горного велосипеда, убегая из надоевшего за неделю города с его шумом, пылью, с неразрешимыми и вечными проблемами. За Учхозом, в лесу, который все-таки больше похож на настоящий лес, чем, скажем, Зауральная роща, часами катаясь по желтым от опавшей листвы едва заметным тропкам, можно так и не встретить ни одной живой души. Даже грибники из-за сухой нынешней осени практически не попадаются. Поэтому я вздрогнул, когда, заехав далеко в чащу, вдруг увидел у небольшого озера сидящую на поваленном дереве седую женщину. На отрешенном ее лице жила умиротворенная улыбка, какая бывает у человека, вернувшегося домой после долгой разлуки. Женщина была похожа на постаревшую лесную фею из сказок друидов и кельтов, и я, опасаясь, что она вдруг растворится, исчезнет в родной для нее стихии леса, спросил, вопросительно оглядываясь в поисках автомобиля или другого средства передвижения:

- Вы на самолете сюда прилетели?

Она, запрокинув голову с короной пышных седых волос, не по возрасту звонко рассмеялась. Глядя на ее лицо, под сетью морщинок хранившее черты незаурядной былой красоты, подумалось, что если не феей, то повелительницей мужских сердец в молодости она была точно. «Есть еще женщины в русских селеньях, - мелькнуло в голове. - Старушка на пенсии, видать, не первый день, а пешком вон куда утопала». На вид Анне Алексеевне Сёминой (как было не познакомиться с такой необычной дамой?) было шестьдесят с хвостиком. Я чуть не уронил велосипед, когда узнал, что ей на самом деле (внимание!) - 93 года!

Лес за дачным массивом в районе Учхоза не единственное место ее прогулок. На автобусе или с попутной машиной уезжает она и в Жилгородок. Часто отправляется в путешествие даже по окрестностям Краснохолма. Раньше, когда было под семьдесят, пройти за день тридцать километров для нее было – семечки. Вернувшись вечером в квартиру на Карагандинской, отправлялась она попариться в баню на Луговой. Вот он рецепт вечной молодости!

- Я бы тут осталась жить, - сказала Анна Алексеевна, обводя рукой осенний пейзаж, которым она любовалась до моего появления. – Летом птицы поют, цветы кругом, ягоды, грибы... Лес ведь моя стихия. Я родилась в Твери. Триста километров до Москвы и столько же до Питера, а вокруг – леса достославные. В детстве входила в лес с замиранием сердца, как в храм.

«Наверняка была учительницей», - слушая рассказ и любуясь одухотворенным обликом новой знакомой, подумал я. И опять промахнулся! Ну, как было угадать в таком полусказочном персонаже осеннего леса... бывшего сотрудника контрразведки и пенсионера МВД?!

Впрочем, учительницей Анна Алексеевна (все-таки как психолог я не безнадежен) она тоже была. После окончания училища в родном городе, который к тому времени был переименован в Калинин, некоторое время работала в Ленинграде, где вышла замуж за оперуполномоченного ГПУ, а позже и сама стала работать в спецчасти этого серьезного органа. Вдоволь с мужем-офицером поколесили по стране.

В 41-м находились в Польше. Анна Алексеевна служила в 378-ом гаубичном полку, который весь погиб в начале войны. 22 июня мужья многих женщин из армейского городка находились в военных лагерях. Когда грянуло известие о нападении гитлеровской Германии, пришлось спешно эвакуироваться. С пятилетним сыном, раненным в ногу, Анна Алексеевна сквозь бомбежки и кровавые ужасы первых дней и недель войны пробиралась к Москве. Память сохранила разбомбленные поезда, горящие и рушащиеся на глазах здания вокзала и бредущую без цели среди огненного ада сошедшую с ума беременную женщину...

- В Москву я пришла босиком, - вспоминала Анна Алексеевна. – По дороге растеряла все.

Муж Иосиф Гурьянович, контрразведчик, находившийся на фронте, сумел разыскать семью только в 1942 году. Причем он получил сведения лишь о сыне и долго считал, что жена погибла. В 43-ем они ненадолго встретились, а затем вновь расстались: теперь и Анна Алексеевна ушла на фронт. Ее определили служить в спецчасть управления контрразведки, которая входила в состав Первого Белорусского фронта. Арнольд уехал с отцом и стал, по сути, сыном полка. В конце войны отца арестовали, объявив врагом народа за то, что из-под его охраны сбежал конвоируемый в Чернигов бандеровский главарь.

В Оренбург через Бузулук Анна Алексеевна прибыла из германского города Гера, где она еще некоторое время служила после окончания войны. Управление контрразведки тогда располагалось в здании на улице Краснознаменной. Позже, до самой пенсии, Анна Алексеевна работала в исправительной колонии ЮК-25/1.

- Они меня не забывают и опекают, - говорит она, имея в виду бывших сослуживцев и начальство.

В нынешнем году Анна Алексеевна в числе пятидесяти оренбуржцев-ветеранов Великой Отечественной ездила в Москву на празднование 60-летия Победы. Во время мероприятий за пожилой женщиной, увешанной военными наградами, неотступно следовали фоторепортеры. Полагаю, их привлекал благородный типаж моей знакомой, бодро и молодо выглядящей наперекор годам и трудной судьбе.

Один иностранец, поклонившись Анне Алексеевне, сунул ей что-то в руку, взволнованно лопоча на своем языке. Семина раскрыла ладонь и увидела две десятидолларовые бумажки.

- Зачем? Я не бедная! – гневно сказала она.

Но в виноватых глазах иностранца стояла такая мольба, что Анна Алексеевна поняла: это было сделано в порыве, от чистого сердца.

В маленькой однокомнатной квартире, которую я посетил через несколько дней, Семина живет с сыном долгие годы. Несколько лет назад Арнольд, потеряв ногу, стал инвалидом. Но уныния нет в этом доме. Не заметил я и традиционных для пенсионерского быта горок лекарств где-нибудь на столе.

- Таблетки не употребляю, - как бы читая мои мысли, сказала Анна Алексеевна. – К врачам не обращаюсь. Простудой никогда не болею. Никакой диеты не соблюдаю. Давления своего не знаю. Своему участковому говорю: «Светлана Константиновна, не ходите ко мне так часто». Конечно, возраст берет свое. Вот ноги побаливают. Три операции под общим наркозом за свою жизнь перенесла. Но возрасту и болячкам не поддаюсь. К жизни отношусь философски: есть – есть, нет – и не надо! Многие слишком заботятся о здоровье: чуть что - сразу хватаются за лекарства. Надо поменьше думать о своей персоне, рыться в себе и завидовать другим. Езжай в лес, там такая красота – никакой театр не нужен. Лечи душу красотой, природой, тогда и тело здоровым будет...

У входной двери на вешалке висит вязаная шапочка. Ее Анна Алексеевна надевает в своих лесных прогулках лишь когда наступают серьезные холода. Сама дверь с табличкой о том, что здесь живет ветеран войны и прибитой над ней подковкой на счастье, не закрывается на замок с утра до вечера.

- А зачем? – недоумевает Анна Алексеевна. – От добрых людей не прячутся, а недобрым что здесь взять?

Вот такая философия. Совсем как в окуджавинской песенке: «Не закрывайте вашу дверь, пусть будет дверь открыта». Но там поэтическая фигура, красивая метафора, а здесь часть реального мироощущения: не прирастать к вещам, быту, материальным ценностям. - Я иной раз возвращаюсь из леса с грибами, кто-то позавидует – я тут же и отдам: да заберите хоть все! - заразительно хохоча, рассказывает Анна Алексеевна.

Только внутренне очень богатые люди так легко расстаются с благами внешнего мира. Живут они, как правило, долго и в гармонии с собой и окружающими людьми. Секрет такого долголетия прост, но многие ли из нас способны следовать этому рецепту?

И на войне было место шуткам. Крайняя справа - Анна Алексеевна

Сын Арнольд с отцом. «Ничто нас в жизни не может вышибить из седла!»