Александр Васильев

Почему-то фраза «родился в Оренбурге, а сейчас работает в Америке» звучит предпочтительнее, чем «раньше работал в Америке, а сейчас живет в Оренбурге». Навеки так что ли заведено, что заграница для нас всегда выше отеческих пенатов...

Николай Левиновский родился не в Оренбурге, а в Саратове, но, по его признанию оренбургским зрителям, начинался как джазовый музыкант именно в нашем городе, где он служил в армии. С теплотой шестидесятилетний мастер джаза – пианист, композитор, аранжировщик и бэндлидер Нью-Йорка – вспоминает Игоря Петровича Голикова, нынешнего директора Оренбургской областной филармонии. Он тогда очень помог талантливому джазмену в погонах и кирзовых сапогах поддерживать музыкальную форму. Вот уже пятнадцать лет Левиновский живет и занимается музыкой в далекой нью-йоркщине. И судя по всему, возвращаться не собирается. Но, видно, тянет его в родные просторы бывшего СССР. И не случайно он включил наш город в программу турне русского джаз-трио из Нью-Йорка, приехавшего в Россию с программой под названием «От Гудзона до Урала».

Не прошло и часа после поезда, как музыканты уже стояли на сцене филармонии, и Николай мягким бархатным голосом рассказывал местным поклонникам джаза об оренбургском периоде своей жизни. На самом деле Левиновский хотел сделать нам приятное, связав истоки своей блестящей музыкальной карьеры с нашим городом. Началось же всё гораздо раньше. Родившись в семье артистов оперы в Саратове, получив образование в местном музучилище и консерватории (композиция и музыковедение), Николай Левиновский уже с детских лет проявлял способности к джазовым импровизациям. Его первое выступление в качестве джазового музыканта состоялось в 1961 году в зале саратовской консерватории. Сведения о полуформальном искусстве многие граждане тогдашнего СССР добывали из заглушаемого государством «Голоса Америки». Передачи Уиллиса Коновера стали для юного музыканта главным каналом для проникновения в любимую стихию джаза. Вскоре саратовский студент написал первую аранжировку для биг-бэнда. Впоследствии Николай организовал в родном городе джаз-квартет и руководил биг-бэндом. Оба коллектива не раз становились лауреатами джазовых фестивалей.

Карьера Левиновского развивалась стремительно. В 1978 году он стал одним из основателей профессионально-филармонического джаза в Советском Союзе. На базе его джаз-квартета возник ансамбль «Аллегро», который вскоре был назван «Лучшим джазовым ансамблем СССР», а самого Николая четырежды признавали «Музыкантом года». Ансамбль с успехом участвовал в джазовых фестивалях в Финляндии, Нидерландах, Франции, Германии, Индии и других странах. Восемь виниловых дисков «Аллегро» разлетелись по стране тиражом 40-50 тысяч экземпляров. Один из них - «Sphinx» - даже был издан в США.

Вслед за своим диском в 1990 году в Америку отправляется и сам Николай Левиновский. Европейскому музыканту, будь ты хоть семи пядей во лбу, чтобы вписаться в нью-йоркскую джазовую среду, по признанию Левиновского, необходимо в первую очередь железное здоровье. Потому что пахать там надо, не переставая, без гарантии завтрашнего успеха. Сам Николай знает многих блестящих мастеров джаза, которые месяцами сидят без работы. Это в Европе джаз – экзотика, а в Америке - часть повседневной жизни. Не какое-то чопорное и утонченно-эстетическое пиршество для интеллектуалов, а «энтертейнмент», развлечение, увеселение, под которое жуют хот-доги, потягивают пивко и зарабатывают деньги. Ты заходишь в магазин и покупаешь колбасу или молоко под звуки Глена Миллера или Леса Элгарта. Джаз – это уже фольклор, один из главных элементов звуковой среды Америки, но и бизнес одновременно. К джазу относятся без пиетета, как, скажем, в России и Европе, где он вызывает восторженно-праздничное настроение. В Америке джаз – будничное дело. Во время музыки в джаз-клубах гремят посудой, звякают бокалами и разговаривают... Но вот в чем дело: качество исполнения при этом должно быть отменное. Талантливейшие рыцари джаза, которых в Америке огромное количество, работают, как ни странно, не за страх, а за совесть, из любви к искусству, а не за деньги, которых так же, как славы и почета, на джазе во многих случаях не заработаешь. Они принадлежат лишь избранным. Огромная армия джазменов – от очень популярных до новичков – в социальном плане приравнивается к водителям такси, швейцарам, официантам. В Нью-Йорке ничем и никого нельзя удивить, поэтому лишь немногие европейцы могут здесь закрепиться. На одном из московских джазовых фестивалей американские музыканты Бенни Голсон, Фредди Хабард и другие получили по десять-двадцать тысяч долларов. В Америке за выступление на фестивале лидер получает в лучшем случае тысячу, а рядовые музыканты – по триста долларов.

Обо всем этом Николай Левиновский рассказывал в своих интервью отечественным репортерам в первые годы жизни в Соединенных Штатах. Поэтому, говорил он, многие американцы, в свою очередь, часто «бегут» в Европу, чтобы получить свою порцию славы и гонораров.

Является ли это главной причиной, по которой в минувшую пятницу Николай Левиновский и еще двое русских американцев стояли на оренбургской сцене? Скорее всего, нет. Всем им удалось удачно вписаться в нью-йоркскую джазовую среду. Левиновский имеет свой биг-бэнд, с которым записываются и представители более молодого поколения российской джазовой эмиграции. В частности, приехавшие в Оренбург басист Борис Козлов и барабанщик Олег Бутман, который вслед за своим известным братом Игорем прошел нью-йоркскую джазовую выучку. Может быть, им всем не хватает именно той публики, которая когда-то своим пиететом формировала их музыкальное самоощущение? Оренбуржцы же, и это отметили многие участники джазовых фестивалей в нашем городе, тонко чувствуют музыкальную материю, умеют благодарно откликаться на профессиональные изыски, проявляя и подлинное гурманство в отношении к репертуару, и благородную снисходительность к незрелым музыкальным решениям.

В этот вечер гости, погрузив зал в синкопы американского джаза, исполняемого с истинно русской страстью, сами, как они потом признались, купались в атмосфере зрительской любви и восхищения, по которой так скучают за океаном. Это только у нас можно увидеть картинку, когда подвыпивший зритель во втором ряду, по-видимому, посланный женой в магазин за хлебом, но по ошибке завернувший в филармонию, вдруг обнаруживает недюжинные познания в области джаза и «большую к музыке любовь». Размахивая пакетом с потертой надписью «Нивея», немолодой бородатый мужчина кричал «браво», посылал музыкантам воздушные поцелуи и настойчиво пытался втолковать соседям, в чем разница между интеллектуально-рафинированным джазом раннего Майлса Дэвиса и его модальными композициями с привкусом фьюжн позднего периода.

Несколько часов музыки Чарли Паркера, Чика Кориа, Майлса Дэвиса и, конечно же, Дюка Эллингтона и Глена Миллера сделали этот вечер для оренбургских поклонников джаза поистине праздничным. Публика, встав с мест, долго не хотела отпускать музыкантов, снова и снова заставляя их играть на «бис». С любовью играли и с любовью слушали в этом зале. А когда смолкли последние аплодисменты, тот же самый подвыпивший бородатый мужчина, родом из СССР, где джаз изучали по вражьим «голосам», подтягивая мятые спортивные штаны, неверной, но быстрой походкой отправился за маэстро за кулисы. И это тоже любовь, которая, как и американский джаз, в данном случае не нуждается в переводчике.

Фото Ларисы Терентьевой