Николай Васильевич Измайлов

Вера Крутилина

"Измайлов Николай Васильевич (27.11 (10.12.) 1883 - 2.05.1981 гг.)

Литературовед, текстолог, доктор филологических наук. Окончил историко-филологический факультет Петроградского университета (1918 г.). Н.В. Измайлов свыше сорока лет проработал старшим научным сотрудником, заврукописным отделом (с 1957) Института русской литературы АН СССР (Пушкинский Дом). Им опубликовано свыше ста печатных работ по истории русской литературы, преимущественно на тему "Пушкин и его эпоха". Труды Н.В. Измайлова представляют образцовый по своей филологической культуре синтез текстологических, архивоведческих, биографических и историко-литературных разысканий. С 1941 по 1953 гг. он вел курс древнерусской литературы и литературы I половины XIX в. в педагогическом институте. Годы, проведенные в Оренбурге, дали ему возможность изучить непосредственные источники "Истории Пугачева" и "Капитанской дочки". Эти исследования составили содержание двух его печатных работ - "Оренбургские материалы Пушкина для "Истории Пугачева" и "Капитанской дочки" и "Об архивных материалах Пушкина для "Истории Пугачева".

Эти исследования - значительный вклад в советскую Пушкиниану и одновременно яркая страница "оренбургского краеведения"...

"Исследователи оренбургского края". Библиографический указатель литературы. Оренбург 1993".

Каждый раз, когда я вспоминаю свои студенческие годы, перечитываю его открыточки и письма, адресованные мне, возникает теплое чувство благодарности за то, что мне довелось знать его, общаться с ним, а главное - учиться у него преданности литературе, а в ней прежде всего - Пушкину, учиться благородству, скромности, необыкновенной простоте общения с людьми. Именно ему я и обязана своим давним и постоянным интересом к поэзии нашего великого поэта.

Двенадцать лет жизни Николая Васильевича, замечательного ученого-пушкиниста, волею судьбы связаны с Оренбургом и преподаванием курса русской литературы в Оренбургском (тогда Чкаловском) педагогическом институте. Он вел у нас в 1947-51 гг. курс русской литературы XIX века и Пушкинский семинар.

Я и теперь вижу высокую, стройную фигуру Николая Васильевича за кафедрой, помню его тонкое красивое лицо, слышу довольно монотонную грассирующую речь и необыкновенно содержательные лекции, которые давали нам, студентам, не только большой объем знаний, но и информацию к размышлению, так как Николай Васильевич высказывал не стандартную точку зрения, а свою, часто отличающуюся от официальной. Разбираться в тонкостях пушкинского текста помогали и интереснейшие семинары, которые он вел у нас и на которых часто рассматривались те произведения поэта, которые тогда не входили в программы учебных заведений. Помню, Николай Васильевич знакомил нас с книгами о Пушкине, в частности с книгой Вересаева, чью точку зрения на Пушкина он не во всем разделял.

Эрудиция Николая Васильевича поражала нас и не позволяла самим поверхностно относиться к читаемому им курсу. В первые послевоенные годы библиотеки были бедны, учебников было мало, в основном записывали лекции и часами просиживали в читальном зале областной библиотеки.

Насколько я знаю, работа Измайлова в Ленинграде не была связана с педагогической деятельностью, а носила чисто научный характер, но здесь, в Оренбурге, он не только прекрасно читал лекции, но вел и методическую работу.

Вспоминаю преддипломную практику в школе N 22, когда Николай Васильевич был нашим методистом. Консультации он проводил часто у себя дома. В течение ряда лет Николай Васильевич жил в доме на улице Советской, 88. Хозяйкой дома была учительница французского языка Ольга Дмитриевна Овсянникова, которая долгие годы сдавала свободное помещение жильцам.

Двор дома представлял собой сад, полный цветов и фруктовых деревьев. В саду, весной утопая в сирени, стоял старый деревянный флигель, в котором жил Николай Васильевич с дочерью Таней, тогда студенткой медицинского института. В доме был полумрак от обилия зелени во дворе, было, как мне помнится, две небольшие комнаты, одна из которых была заполнена книгами. Николай Васильевич не жалел времени на консультации: советовал, как лучше построить урок, какую литературу использовать. Я давала уроки по драматургии М. Горького в десятом классе. Николай Васильевич посоветовал почитать главы из книги Станиславского "Моя жизнь в искусстве", книгу Гиляровского "Москва и москвичи", воспоминания актеров Художественного театра. Кроме того, он сам много и интересно рассказывал о спектаклях МХАТа. Его советы никогда не были навязчивыми, он хотел, чтобы мы сами хорошо знали изучаемое произведение, умели бы анализировать его именно как произведение искусства, доносить его значимость до юных умов, дабы разбудить мысль учеников в процессе работы с текстом.

Я думаю, что Николай Васильевич заботился о том, чтобы наши уроки были глубокими и содержательными и оставляли след в душах учеников. Он анализировал наши практические работы обстоятельно и справедливо, умея убедительно обосновать оценку.

Посчастливилось мне писать и курсовую работу под руководством Н.В. Измайлова. Мне дорога эта тетрадь, где рукою Николая Васильевича написана рецензия и поставлена оценка, датированная 21 мая 1950 года. Все в замечаниях на полях, в самой рецензии говорит об уважительном отношении педагога к работе студентки, о стремлении научить правильно обращаться с научным материалом, быть более ответственной в его отборе.

Николай Васильевич как бы олицетворял собой ленинградскую культуру. Он никогда не стоял где-то над нами, студентами. Он был очень корректен в общении, естественен, мог подолгу разговаривать с нами, хотя был достаточно строг и сдержан в похвалах. Прежде всего он был для нас примером настоящей русской интеллигентности, которая, к сожалению, теперь почти утрачена.

Последний раз я встретила Николая Васильевича в Оренбурге в 1953 году накануне его возвращения в Ленинград. Тогда я подумала, что это была последняя встреча с ним.

Но прошло более десяти лет, и в 1964 году, случайно узнав ленинградский адрес Николая Васильевича, я написала ему слова благодарности за то "разумное, доброе, вечное", что давал он нам, студентам, написала, не надеясь получить от него ответ. Но вскоре, к радости своей, получила от него большое письмо, в котором он подробно расспрашивал о моих бывших однокурсниках, помня их по именам, вспоминал преподавателей, работавших когда-то с ним. Из письма от 5.09.64 г.: "Напишите, в каком виде чудесный сад, есть ли цветы, кто их разводит теперь. Мне все интересно: ведь Чкалов-Оренбург это 12 лет моей жизни, и я вспоминаю очень хорошо и город, и пединститут, товарищей и студентов... Вообще же, пединституту очень благодарен". В этом же письме Николай Васильевич рассказывал о себе и своей работе в Пушкинском Доме. "Здесь я совсем отошел от преподавательской работы, так много занят в Институте русской литературы, что не хватало бы ни сил, ни времени. А в Пушкинском Доме я работаю на три фронта: заведую, вот уже 8-й год, Рукописным отделом (где хранятся, между прочим, все автографы Пушкина); принимаю участие в работе группы Пушкиноведения (к будущей весне выйдет наш большой коллективный труд - книга "Итоги и проблемы пушкиноведения", а теперь готовится под моей редакцией другая книга "Письма Пушкина последних лет жизни (1834-1837)", главное же дело, отнимающее у меня много времени, - редактирование собрания сочинений и писем И.С. Тургенева в 28-ми томах, где я вхожу в главную редакцию и веду многие тома; видели Вы это издание? Наверное, его можно найти в Оренбурге - ведь сочинения Тургенева (издание Академии наук) выходят в 200 тысячах экземпляров по подписке. Это основные занятия, а кроме того - множество заседаний, совещаний, консультации, приемы и пр. - все это порядочно меня утомляет, - ведь мне уже исполнилось 70 лет - возраст немалый. В прошлом году мне была присвоена степень доктора филологических наук "по совокупности трудов". О пенсии пока не думаю - силы еще есть и дела не пускают..."

Так началась эта переписка, которая длилась почти до его смерти. Здесь были пространные письма, поздравительные открыточки по случаю праздников, письмецо на розовой бумаге с водяным знаком Пушкина. К сожалению, не все они сохранились, но меня опять, в который раз, поражала его сердечность, интерес к нам, теперь уже учителям, и желание знать, как сложились наши судьбы. Постоянно он писал о своей большой научной работе.

Мне довелось еще раз встретиться с Николаем Васильевичем уже в Ленинграде в 1966 году. Я вспоминаю его трехкомнатную малогабаритную квартиру, где было много старинных вещей, кабинет Николая Васильевича, как и в Оренбурге, был заполнен книгами снизу доверху. Была необыкновенно доброжелательная атмосфера, а сам хозяин мало изменился внешне, был так же подтянут, деликатен и внимателен. Я жалею, что тогда по горячим следам не записала всего, что рассказывал Николай Васильевич о своей работе, о рукописном отделе Пушкинского Дома, о его сотрудниках. Запомнился его рассказ о Пушкинском празднике в Михайловском, где он познакомился с праправнучкой Пушкина Ириной Евгеньевной Гибшман, тогда преподавателем английского языка в Архангельском педагогическом институте. Николай Васильевич говорил, что его особенно поразило ее сходство с великим прапрадедом, и он попросил прислать ему фото. Николай Васильевич показал мне эту фотографию, где Гибшман была снята в профиль, и профиль удивительно напоминал пушкинский.

Вспоминаю также, что Николай Васильевич говорил о том интересном, что появилось в последнее время в пушкиноведении, в частности, называл публикацию "Нового мира" под рубрикой "Из писем Карамзиных". Это была знаменитая "тагильская находка", которой сопутствовал пояснительный текст Ираклия Андроникова. В письмах содержалось подробное описание атмосферы, отравившей последние месяцы жизни и в конце концов погубившей Пушкина. Позднее в одной из статей Измайлова я прочитала, что это "материал такой ценности, какого давно не было в наших руках и равных которому мы знаем немного".

В 1975 году в издательстве "Наука" вышла книга Н.В. Измайлова "Очерки творчества Пушкина". В сборник вошли некоторые из работ, опубликованных в разные годы и в разных изданиях, в том числе и в "Ученых записках Чкаловского пединститута" 1949 и 1952 гг. Автор посвятил книгу своим учителям - видным ученым-пушкинистам В.В. Гиппиусу, С.А. Венгерову, Н.А. Котляревскому, П.Л. Модзалевскому. Как дорогая реликвия, хранится у меня эта книга с трогательной дарственной надписью: "... на добрую память от старого учителя, всегда хорошо помнящего своих учениц". Добрая память движет мною, когда я пишу эти строки и когда нет его уже в живых.

В мае 1981 года Николая Васильевича не стало, а в сентябре я получила письмо от его супруги Натальи Александровны, в котором она сообщала о последних днях Николая Васильевича: "Н.В. болел, то есть лежал только десять дней. Возраст его был большой (87 лет), он слабел, но мы выходили на прогулку ежедневно. За неделю до болезни ему привезли из Москвы Диплом о награждении его академической премией имени Пушкина. Такая премия очень почетная и дается Президиумом Академии Наук один раз в два года. Нас посетил представитель Пушкинского Дома, зачитал текст Диплома, а я подала шампанское, Николай Васильевич повеселел, открыл шампанское, и мы выпили по бокалу его. Ничто не предвещало приближение заболевания. Но через неделю поднялась температура, я уложила его и тотчас вызвала врачей. Началось воспаление легких двустороннее. Несмотря на все меры, принятые врачами и сестрами, болезнь развивалась, дыхание стало затрудненным. Мы, то есть я, Татьяна Николаевна, мои племянники и приемные во время блокады Ленинграда сыновья помогали по уходу. Последние дни применяли кислородные подушки. Дыхание становилось реже, Николай Васильевич лежал тихо, не говорил, и 2-го мая в 10 часов вечера дыхание пркратилось. 6-го мая после теплой гражданской панихиды в Пушкинском Доме три больших автобуса перевезли большое количество сотрудников Института, родных и друзей на кладбище, где могила моей матери... Там, в большой ограде, мы похоронили Николая Васильевича. Могилу окружили венками и цветами..."

Дороги были для меня последние строки письма: "Николай Васильевич любил читать все Ваши письма и ценил Ваше внимание". В конверт была вложена прекрасная фотография Николая Васильевича 1966 года, как раз того года, кога я встретилась с ним в Ленинграде. В другом письме Наталья Александровна писала, что Пушкинский Дом хочет увековечить память Измайлова, издав его полную биографию. Не знаю, была ли издана биография, но хочу, чтобы эти заметки были посильным вкладом в жизнеописание замечательного ученого в Оренбургский период.

Из всех благ жизни одно из самых счастливых - благо общения с замечательными людьми, которые дают тебе не просто удовольствие знакомства с ними, но обогащают тебя и делают жизнь содержательнее и радостнее. С чувством глубокой признательности вспоминаю тех Учителей, которые когда-то в далекие годы воспитывали и формировали меня как человека. Это были прекрасные педагоги - люди большой культуры, поразительной эрудиции, высокой нравственности, люди, посвятившие себя литературе и умеющие привить интерес к ней своим ученикам. Среди таких Учителей неизмеримо высоко стоит Николай Васильевич Измайлов.