Николай Болтышев

Жизнь и дело гения - Михаила Александровича Шолохова - подтвердили с фантастической точностью истинность поверья, веющего чем-то библейским. Ему в нынешнем году черной для России окаемкой нескончаемых бед - 95. Не ведал великий русский писатель, что нагрянет лихо с такой ожесточенностью, но и не исключал. Гений! Поцеловал Бог...

Знаменитая на весь мир станица Вешенская. В честь юбилея 27-го мая к вечеру взлетели над Доном дельтапланы, спортивные самолеты демонстрировали образцы мастерства в пилотировании, парашютисты бесшабашно опускались на воду. При огромном скоплении народа на площади перед литературным музеем русского советского классика не смолкали концерты творческих коллективов городов и окрестных станиц.

На береговом откосе - перенесенный из Ростова памятник несравненным Григорию Мелехову и Аксинье. Дорожка к дому виновника всеобщего, бурного торжества обрамлена любимой им сиренью - сорт "Шолохов" от селекционера из Москвы Колесникова. И потрясающая скорбная подробность... Глыба серого гранита на могиле с единственным словом "Шолохов". Символический лаконизм. Вспомним, на месте упокоения другого русского гения (Нижняя Благовещенская церковь Александро-Невской лавры) - надгробная плита с энергичной надписью "3десь лежит Суворов".

Всплеснувшаяся всенародная память о великом человеке достала мятежной своей волной и нашу степную область, где состоялось неординарное событие - выход записок Николая Федоровича Корсунова "С Шолоховым..." (Оренбургское книжное издательство). В третий раз, сначала к 70-летию, потом - после кончины. Первое, тогда очень ответственное, издание появилось при жизни Михаила Александровича. И, понятное дело, строже рецензента, чем Сам, невозможно вообразить. Вольно только догадываться об испытаниях, с достоинством выдержанных Н.Ф.Корсуновым. Но попреков никаких не услышал. Он победил. С чем и хочется поздравить! Заодно и особо с окончанием дела, потребовавшего многих лет жизни, - созданием романа-эпопеи "Высшая мера" и уже напечатанным. Судя по отзывам и откликам в прессе, вещь, на которую в свое время благословил Михаил Александрович, удалась.

В самом деле, чтобы рассказать о встречах с благополучно здравствующей всемирно признанной знаменитостью, да еще увенчанной лаврами вселенского масштаба, тут надо расхрабриться. Дорожа больше жизни дружбой с ним, невольно, даже не заметишь как, подольстишь. Несмотря на железное чувство меры, художественное чутье. Дилемма: сладким - невозможно, пресным - нелепо. Да и субординация мешает.

Николай Федорович, казак и, видно, крепкий орешек, никогда не обольщался своим исключительным положением приближенного. Есть на страницах удивительный по совестливости и мужеству штришок. В конце октября 1964 года произошло их "закрепленное потом знакомство". Именитому творцу "Поднятой целины" представили молодого уральского писателя. И что же?

"Шолохов обернулся, мы пожали друг другу руки, его глаза довольно безразлично скользнули по мне".

Да. Литераторов и начальства вокруг могучей фигуры Шолохова было не мерено. Можно считать за подарок судьбы и то одно рукопожатие. И книга "С Шолоховым..." началась...

Неизвестно, говорил ли Николай Федорович в обиходе своему высокому знакомцу о самой их первой встрече, которую жителю Олимпа запамятовать проще пареной репы.

Немного шальная, но трогательная и очень личная для одного... Эвакуация. Шолоховы живут в Дарьинском - 25 км от Уральска. Приветствуя читательские пристрастия маленького Коли Корсунова, учитель Дмитрий Карпович Цыганков (в воспоминаниях о нем говорится с огромным пиететом) предлагает воспользоваться случаем и съездить повидать Шолохова хотя бы украдкой: "такое раз в жизни и то не каждому выпадает". И уже влюбленный в дивные донские писания мальчик решается: "Сижу час на сельповском крыльце, сижу два". Наконец появляется "невысокий, подтянутый командир Красной Армии с полковничьими погонами. Он!" "...выкрикиваю: "Здравствуйте, товарищ Шолохов!"

А дальше такой вот диалог: "Здорово, парень! Издалече?" - "Из хутора Чеснокова, колхоз имени Шевченко!" - "Ну-ну, бывай!.." - Он кивает на прощанье и скрывается в райкоме партии, который тут же, рядом".

И невдомек обоим, не могли они даже предположить, что судьба поведет потом их вместе по истоптанному с древнейших времен литературному пути, тернистому, с завалами, камнями и ямами. А пройденное подарит почти легендарным повествованием.

Приглянулось постоянному в своих привязанностях прославленному вёшенцу Приуралье. Охота и рыбалка - приволье. Но главное - тишина, приманивающая глубоководные, словно крупная рыба, мысли. И уже не по одиночке знались, а семействами, в общем окружении надежных друзей. По-домашнему за пельменями, ухой, душевными, прерываемыми смехом, разговорами.

"... в трубке глуховатый весёлый голос:

- Здорово, уральский казачок! Ты свободен? Приходи к Вареевым... Иду в соседний подъезд. Обнимаемся, целуемся с Михаилом Александровичем. Марии Петровне жму руку...

- Еще только начинаем укладываться в дорогу к вам, а уже душа поет: скоро Урал, Братановский, Бобровая, охотничьи окопчики в полях, на путях пролета птицы. Любим мы ваши места, ваших людей, как к самой большой родне едем".

Признание верной подруги великого писателя Марии Петровны теперь отдается пожизненной ностальгией. Николай Федорович вынужденно переселился из тех вдвойне заповедных мест, освещенных шелестящим, как хлебный колос, именем - Шолохов.

Общение с гением, вне всяких сомнений, - высокая честь, дарованная судьбой, но которую надо постоянно "отрабатывать". Да и в возрасте разница на 20 с лишком лет. То и другое помогает нащупать пульс фразы (интонацию). И естественно, что она - сыновняя.

Текст пронизывает маниакальная (в лучшем смысле) поглощенность мастером слова. По всему пространству страниц рассыпаны цитаты из "Тихого Дона", "Поднятой целины" и других творений. Особенно, когда взгляд узнает и ласкает невольно пейзажи, вошедшие в его незакрываемые тома. С детства охваченный непреходящей прелестью вешенских шедевров, еще инстинктивно, будущий писатель повстречался, как с первой любовью, с выдающейся прозой гораздо раньше, чем с человеком, её создавшим.

О великом донце существует целая литература. В том числе и большая мемуаристика. Ведь в тесном соседстве с ним сосуществовали высокоталантливые Виталий Закруткин, Анатолий Калинин и другие, внесшие свою посильную лепту в шолоховиану. Двухсотстраничный рассказ "С Шолоховым..." в том же ряду.

Младший уральский коллега - за тридевять земель. И чем реже видишься, известная штука, тем впечатлительнее сердце. Общее дело притягивает друг к другу, роднит, обоюдные симпатии понуждают к общению. Однако Николай Корсунов ни разу не обмолвился даже о подобии пресловутой ангажированности. Тут другое - мужское служение литературе: "чем-то я ему пришелся по душе..."

Не один абзац уводит читателя в таинственные, а для двух товарищей обыденные размышления об изнуряющей писательской работе, полной радости и доводящей до отчаяния.

Как уже сказано, сегодня мучительно давшаяся веха творчества Николая Корсунова имеет место быть. Перед нами два монолитных эпических тома. А в те незабвенные, благословенные времена?

Верно, полотно "Высшей меры" разрасталось. В очередной свой приезд на уральскую землю Михаил Александрович "с какой-то большой... душевной деликатностью завел речь о моем творчестве, - сообщает Николай Федорович, - поинтересовался, как мне работается над новой большой вещью, когда думаю закончить". Оптимизм подсказал - года через два-три. Но в ответ короткое, искушенно-скептическое: "Ой ли?"

...Прошло еще лет шесть. Итог неутешительный. Зимой 1975-го по телефонному проводу прозвучало понимающее:

"- Так и будешь работать!"

Нет, не осудил, а констатировал создатель "Тихого Дона". Примерил мысленно тяжесть ноши, взваленной на себя учеником, крякнул, словно от неподъемной штанги испытанный силач, и оценил: настырный, выдюжит. Не ошибся великий писатель земли русской ни в дружбе, ни в редком даре уральского казака. (Почитайте и убедитесь!)

Забегая слегка вперед, следует отметить, что Николай Федорович неотразимо, с яростным темпераментом не устает клеймить разнузданную "гопкомпанию, распинавшую Михаила Александровича" уже не один бесстыдный раз. "Комплекс Сальери?" - влепил он прямо в лоб в своем чрезвычайно уместном "Послесловии", дополняющим драгоценные строки о Певце донского казачества.

Гигант не по нутру пигмеям. Даже в часы общего умиротворения (зыбкого!) они поеживаются, злобно попискивают и пахнут непотребным. Образчик - хотя бы сообщение американского агентства "Ассошиэйтед пресс" из Скандинавии после вручения Нобелевской премии.

С ехидной миной при нормальной погоде, например: "...советский большевик, который когда-то был в Красной Армии пулеметчиком и сражался с капиталистами". "Король, который ростом более (большая фигура, да дура!) чем на голову выше этого седого казака...", "преданный коммунист стоял не шевельнувшись", "не сделал никакого поклона. (Казаки не кланяются. Они никогда не делали этого и перед царями.)". Срам, по-ихнему. Дескать, кто в лауреаты Нобелевской проник!

Едва сдерживаемое рычание монстра, кусающего локти. Да куда деваться?! Премии достоин все равно, признано всеми мыслимыми арбитрами.

Любопытный документ, выползший, как грязная льдина, из лона "холодной войны". Его перепечатка через 35 лет лишний раз доказывает, откуда подпитывалась травля. Поучительный экскурс в недалекое прошлое.

Книгу из породы "С Шолоховым..." хочется пересказывать где-нибудь за разговорами, поднести в качестве подарка настоящему ценителю творчества Михаила Александровича. Здесь масса сведений, о которых невозможно догадаться. Десятки мест, посвященных веселости художника, создавшего уникальный тип деда Щукаря и смешившего на банкете в собственную честь маршалов, министров и работников ЦК (в стопроцентно замечательной книге один из замечательнейших фрагментов).

Смолкли захватывающие беседы с Ним, оборвался стройный лет строчек, выведенных стилом неповторимого живописца, в заурядных почтовых конвертах.

Только встречам не будет конца! С живыми Его героями, с дорогим каждому соотечественнику образом на любительских фотографиях, как священны "Его могила над крутоярьем"... И "... Дон, тихий Дон, навеки воспетый Им".

На фото - Корсуновы с Шолоховым в станице Вешенской.

М. Шолохов и Н. Корсунов на Яике.

В этом плетеном садке - раки. Сейчас начнется подсчет: по сколько штук достанется на брата.

М. Шолохов выступает перед общественностью Уральска во время Дней русской литературы в Казахстане, октябрь 1964 года.

Фото из архива Н. Корсунова. Публикуются впервые.