Галина Матвиевская

Аральское море, долго остававшееся совершенно неизвестным в Западной Европе, было знакомо русским с XIII века и в "Книге Большого чертежа" (ХVI в.) именовалось "Синим". Вопрос о его подробном исследовании возник в ХVIII веке в связи со строительством на реке Яике (Урале) города-крепости, который заранее был назван Оренбургом. В инструкции, данной в 1734 году И. К. Кирилову, начальнику отправлявшейся в неизведанные края Оренбургской экспедиции, ему предписывалось "стараться завести на Аральском море пристань и вооруженные суда". Для этого следовало вначале построить на Урале несколько небольших лодок, "которые потом, разобрав, держать со всеми снастями в постоянной готовности". Впоследствии, "когда город построится и связи с киргизами и каракалпаками утвердятся", предполагаось

"разобранные суда в зимнее время перевезти на Аральское море и, опять собрав и вооружив их, отправить в плавание для исследования моря и для торговли".

От этих намерений тогда пришлось отказаться из-за отсутствия сведений о побережье Арала. Впервые очертания его восточной части были обозначены на карте геодезиста Муравина, совершившего в 1741 году поездку в Хиву. Впоследствии ознакомление с этим регионом продолжалось, но шло очень медленно.

В первой половине XIX века изучение Аральского моря, его берегов, устьев впадающих в него рек, природы Приаралья стояло в ряду важнейших задач русской науки и привлекало внимание ученых разных специальностей, рассчитывавших на новые интересные открытия. Было ясно, что серьезное исследование могла провести только хорошо оснащенная научная экспедиция с программой работ, одобренной Академией наук. Инициатором такой экспедиции стал в 1837 году оренбургский военный губернатор В.А. Перовский.

В литературе часто встречается утверждение, что разговоры о ней велись с одной целью - замаскировать подготовку к военному походу в Хиву, который был предпринят зимой 1839-1840 года. Между тем архивные документы свидетельствуют, что научную экспедицию Перовский не только задумал значительно раньше и независимо от военной, но и провел большую работу по ее организации. Оказывается также, что активным участником этой работы был чиновник особых поручений при военном губернаторе В.И. Даль.

Первый шаг к осуществлению своего замысла В.А. Перовский сделал во время их совместного пребывания в Петербурге зимой 1836-1837 года, когда намечались новые планы исследования природы Оренбургского края и устройства "Музеума естественных произведений". Он подал Николаю I записку, в которой говорилось: "Со времени основания Оренбурга и по нынешнее время большие и малые отряды ходили по разным направлениям в степи Кайсацкой и доставили многие любопытные и важные сведения. Но ни разу еще не было совершено в местах этих ученое путешествие, которое однако же обещало бы плоды немаловажные и было бы оценено всею Европою". По мнению Перовского, "главнейшим предметом изысканий" должна была стать "северная половина Аральского моря, восточные его берега, река Сыр, самое море и многочисленные острова его" - район, о котором имелось "самое темное и поверхностное понятие". Он был уверен, что "ученые сотрудники этого предприятия", занявшись "изысканиями и наблюдениями по всем отраслям естественных наук, определили бы наконец географическое положение Аральского моря, и ученый мир познакомился бы с новою малоизвестною для него страною".

Экспедиция, по замыслу Перовского, должна была отправиться летом следующего, 1838 года "под прикрытием шести сотен казаков при 50 стрелках линейных батальонов и четырех трехфунтовых орудиях" и проследовать по хорошо им продуманному маршруту. "Выступив из Орской крепости, - писал он, - отряд следовал бы выгоднейшим для него путем по рекам Ори и Иргизу до урочища Ходжакуль; здесь, по изобилии воды и кормов, должно быть коренное становище отряда и сюда же доставилось бы из Орской крепости потребное количество продовольствия. Оставив небольшую охранную команду, отряд продолжал бы путь к северо-восточной оконечности Арала, к заливу Сары-Чаганак, обозрел бы берега рек Сыра и Куван, поднявшись по ним верст на 200 до Орской караванной дороги. Между тем спущенные на воду в заливе Сары-Чаганак взятые на этот предмет две или три лодки осмотрели бы северо-восточные берега Арала, загадочный большой остров Барса-Кайтмас, где не бывала еще нога европейца, и малые острова, лежащие у восточных берегов, исследовали бы устье реки Сыр, столь важной в торговых отношениях, и, сделав всему этому опись, возвратились бы в одно время с отрядом к Сары-Чаганаку или Камышлы-Башу".

Относительно западной части Арала Перовский писал, что, хотя исследовать их было бы весьма желательно, "отношения наши с хивинцами таковы, что лучше отложить это до другого, более удобного времени". По его мнению, "невозможно будет разуверить хивинцев, что отряд наш шел не в Хиву и что не воротился, устрашившись угроз их и неприязненных действий".

Поскольку экспедиция требовала больших расходов, Перовский предполагал, что с Министерством просвещения их разделят два других Министерства - финансов и военное, заинтересованные в результатах экспедиции: они помогут определить на реке Сыр-Дарье "точку для основания давно предполагаемого укрепления, имеющего способствовать связям и сношениям нашим с азиатскими областями и дать торговле нашей надежную опорную точку".

Обосновывая необходимость задуманного предприятия, Перовский заключает: "Не говоря о разысканиях, какие могут быть сделаны по части естественных наук в местах, доселе бывших недоступными ученому свету, экспедиция может также обогатить нас сведениями, нужными для правительства, и которые могут послужить в последующем руководством при всех будущих действиях, до тех мест касающихся".

По записке Перовского, заслушанной и одобренной на заседании Азиатского комитета Министерства иностранных дел 11 марта 1837 года, было принято решение "делать исподволь нужные приготовления так, чтобы все было готово к марту месяцу 1838 года". Одновременно министру просвещения С.С. Уварову, который одновременно являлся президентом Академии наук, поручалось "учинить заблаговременно выбор ученых, долженствующих поступить в состав экспедиции, и снабдить их инструкциями и нужными деньгами на проезд и содержание во время экспедиции". Поэтому 9 апреля он направил в конференцию Академии наук отношение, в котором предлагалось "ныне же заняться рассмотрением проекта сей экспедиции в ученом отношении".

Академия наук отнеслась к проекту со всей серьезностью. Для его обсуждения была назначена весьма авторитетная комиссия в составе академиков - востоковеда Френа, астронома Струве, зоолога Брандта, физиков Ленца и Бонгарда. Она заседала 7 июля и 15 сентября и, признав "пользу экспедиции в ученом отношении, предложила обратить внимание на следующие моменты: "1) на географическое определение мест, особенно же на описание берегов Аральского моря; 2) на физические наблюдения; 3) на исследование предметов из трех царств природы и 4) на разыскание древностей и собирание этнографических сведений о тех краях".

Предполагалось, что географические исследования будут производить специалисты-картографы, офицеры Генерального штаба, причем "академик Струве вызвался снабдить их в свое время потребными инструкциями".

Академик Ленц должен был разработать инструкции относительно физических наблюдений, которые, как сказано в заключении комиссии, "имеют относиться до явлений земного магнетизма, метеорологии и вообще таких, которые входят в состав физической географии или физики земного шара". Эту работу собирались поручишь кому-то "из числа молодых натуралистов или отличных сотрудников здешнего университета".

Любопытны соображения академической комиссии по поводу натуралистических исследований. "Естественные произведения, говорится в ее заключении, - должны быть собираемы в сколь можно большем числе по всем трем царствам природы, всякого класса и семейства, с точным означением их местонахождения и имени, под которым они известны в том крае, и тщательным указанием образа жизни животного и таких свойств, которые исчезают по смерти или от способа сбережения, каковы, например, цвета и т.п. Эта часть, как обширнейшая, должна быть вверена главному лицу экспедиции, которое будет избрано из числа членов самой Академии или профессоров университета".

Особое внимание было уделено собиранию зоологических коллекций. Предполагалось включить в состав экспедиции специалиста по изготовлению чучел - "одного из учеников Зоологической лаборатории, которому будет вменено в обязанность научить еще нескольких участников экспедиции, например, казаков, искусству препарации и брать их на помощь для изготовления в кратчайшее время наивозможно большего числа предметов".

Примечательно, что к охотникам, взятым в экспедицию "для добычи больших зверей", планировалось подключить "казачьих малолетков", как раз посланных из Оренбурга к академику Брандту учиться чучельному искусству. По окончании учебы они должны были готовить экспонаты для "Музеума естественных произведений", устройством которого в это время активно занимались В.А. Перовский и В.И. Даль. Комиссия была уверена в полной поддержке оренбургского военного губернатора, когда решила "просить его, чтобы он позволил присоединиться к экспедиции в качестве собирателей двум казачьим мальчикам, которые через несколько месяцев должны возвратиться из нашей Зоологической лаборатории в Оренбург". В постановлении комиссии сказано: "Г. военный губернатор, сколько можно судить по изустным его отзывам, охотно согласится на это во уважение пользы, которую экспедиция принесет чрез то Оренбургскому Музеуму".

Большое значение академическая комиссия придавала также "этнографическим наблюдениям и археологическим изысканиям", которые, как утверждалось в ее решении, "имеют производиться всеми членами экспедиции". Подробную инструкцию для них должен был составить академик Френ.

В ноябре 1837 года руководителем экспедиции был утвержден академик Бонгард, а в помощь ему назначены оканчивающие курс университета студенты Кеслер и Железнов, а также препаратор Вознесенский. Началась работа по снаряжению экспедиции, для нее были заказаны экипажи, составлена смета. Приготовления предполагалось закончить к марту 1838 года, "принимая в уважение, что самое благоприятное для экспедиции в подобные места время есть весеннее, когда в степях можно найти достаточно и корму для скота и воды".

В Оренбурге тоже готовились к отправке экспедиции. Перовский, вернувшийся вместе с Далем из столицы в апреле 1837 года, несмотря на множество других забот, не упускал из вида поставленной им цели - всестороннего изучения Южного Урала и неизведанных зауральских степей. Именно в это время был приглашен - "для описания Оренбургского края и устройства Музеума" - молодой исследователь, только что вернувшийся из экспедиции на Новую Землю кандидат Дерптского университета Александр Леман. По приезде в Оренбург в 1838 году он тесно сотрудничал с В.И. Далем. Несомненно предполагалось, что Леман примет участие и в работе Аральской экспедиции.

В Государственном Архиве Оренбургской области имеются документы, подтверждающие, что Перовский сразу же занялся оснащением предстоящей экспедиции. Так, уже в сентябре 1837 года им было выделено из средств его канцелярии 2000 рублей "коллежскому советнику Далю на постройку лодок для экспедиции к Аральскому морю".

Тогда же из Министерства просвещения в Академию наук поступило сообщение: "Ныне оренбургский военный губернатор уведомляет, что ... экспедиция, к которой в Оренбурге делаются уже все приуготовления, должна выступить с линии около половины марта будущего года, и, как гг. ученые, вероятно, пожелают, осмотреться там и приуготовиться к дальнейшему пути, то желательно бы было, чтоб они прибыли в Оренбург заблаговременно, зимним путем".

Однако этим планам не суждено было осуществиться. В это время напряжение в отношениях России с Хивой усилилось и задуманное путешествие становилось небезопасным. Поэтому 1 января 1838 года последовало решение "отложить до весны 1839 года ученую экспедицию к берегам Аральского моря". Затем вообще наступила полная неопределенность: С.С. Уваров писал в Академию наук, что на его вопрос, состоится ли экспедиция в указанный срок, вице-канцлер Нессельроде ответил, что "по сему предмету он докладывал Государю Императору и Его Величество, приняв в уважение настояшее положение дел в Средней Азии и существующие неприязненные отношения к Хиве, Высочайше повелеть соизволил означенную экспедицию отложить до обстоятельств, более к тому благоприятных".

Но Перовский настаивал на прежнем проекте и во время очередного визита в столицу добился нужного ему решения. В апреле 1839 года Академию наук оповестили, что Николаю I "благоугодно было предоставить ближайшему рассмотрению" Перовского все вопросы, связанные с отправлением ученой экспедиции к Аральскому морю и "разрешено ему ныне же приступить к нужным приготовительным мерам". В мае военный министр вынес решение о военном отряде, "назначенном в прикрытие ученой экспедиции для осмотра восточных берегов Аральского моря", походной церкви со священником для этого отряда, а также о его артиллерийском снаряжении.

Таким образом, путешествие должно было состояться в ближайшее время и Академии вновь следовало приступить "к приготовлениям, собственно до ученой части относящимся. Но на сей раз к полученному распоряжению она отнеслась отрицательно. Ее непременный секретарь П.Н. Фус писал С.С. Уварову 14 апреля, что после отсрочки экспедиции подготовка к ней прекратилась и теперь невозможно приготовиться "с тою основательностью и осмотрительностью, которые составляют необходимое условие успеха в предприятиях сего рода". Кроме того, назначенные ранее участники экспедиции заняты сейчас другими делами. Но главная причина состояла в следующем: "До сведения Академии дошло, что сам г. генерал-адъютант Перовский пригласил от себя к содействию этой экспедиции некоторых ученых, которые были предварены заранее, могли основательно подготовиться и, находясь уже на месте или в недальнем от него расстоянии, оставят путешественникам Академии лишь недобранное ими, а посему участие Академии в сей экспедиции становится даже излишним". Очевидно, речь здесь шла о Лемане, уже работавшем в Оренбурге. Кроме того, академики были недовольны "весьма стесненным временем" и тем, что маршрут был составлен Перовским без их ведома.

Ясно выраженное "желание не участвовать в экспедиции" понято, однако, не было и 12 мая С.С. Уваров ответил, что "Академия не может считаться освобожденной от участия в оной". Вскоре, 24 мая он сообщил П.Н. Фусу, что царь "изволил одобрить представление генерал-адъютанта Перовского, который для значительного сокращения издержек и для того, чтобы не потерпеть в степях недостатка в воде, считает необходимым выступить в ноябре сего года".

Академики были, таким образом, вынуждены вновь заняться подготовкой к экспедиции. На заседаниях специально созданной комиссии обсуждалась программа работ, которая требовала изменений, так как "из летней экспедиция превратилась в зимнюю" и, следовательно, будет проходить в других условиях. Поэтому, например, вместо ботаника и зоолога в ее состав нужно включить геолога. Было высказано также мнение о необходимости участия в ней ориенталиста. Рассматривался вопрос и о маршруте экспедиции.

В ответ на их замечания академикам сообщили, что маршрут "не определен, но предоставлен ближайшему рассмотрению оренбургского военного губернатора", и что "по примерно полагаемому сроку экспедиции возможно будет воспользоваться на берегах Арала весенним временем". Другими словами, путешествие, начавшись осенью, могло продлиться до весны.

После долгого обсуждения был выработан новый, расширенный проект исследований, который 14 июля 1839 года П.Н. Фус представил С.С. Уварову. Его составители исходили из того, что продолжительность и маршрут экспедиции, в отличие от первоначального замысла, заранее точно не определены, а будут зависеть от обстоятельств. Более долгое путешествие, по мнению академиков, весьма желательно прежде всего "для географической съемки восточного берега Аральского моря и для успеха естественных наблюдений и коллекций". В особенности же это нужно "чтобы приблизиться сколько возможно к решению важных историко-географических вопросов, которые занимают ученый свет с того времени, как вообще пробудилось любознание историка"; эти вопросы, однако, "по сию пору оставались не разрешенными потому, что никогда не было предпринимаемо в сих столь малодоступных местах строго ученого изыскания".

Отметив, что "на всей обитаемой поверхности земного шара нет ни одной страны, в которой ... произошли бы такие обширные перемены, как в окрестностях Каспийского и Аральского морей", составители проекта указали на два момента, которые в то время оживленно обсуждались в научных кругах и требовали выяснения. Во-первых, высказывалось предположение, что в прошлом Аральское и Каспийское моря составляли одно целое. Во-вторых, имелись свидетельства, что река Аму-Дарья еще сравнительно недавно впадала не в Аральское, а в Каспийское море, так что возник вопрос о причине перемены ее русла. Экспедиция, по мнению Академии, должна была "удостовериться, действительно ли можно еще распознать прежнее русло Аму-Дарьи к стороне Каспийского моря, иссохло ли оно вследствие искусственной запруды или от действия природы и до какой степени оно замелело".

Далее Академия высказывала пожелание, "чтобы кроме исследования восточного берега Арала и рукавов Сыр-Дарьи, также Усть-Урт подвергнут был по возможности геологическому разысканию и чтобы произведены были наблюдения, не находятся ли на север и юг от этой равнины следы прежнего покрытия морем или речных русел". Помимо этого, отмечалось, что большим научным успехом было бы "ближайшее рассмотрение памятников зодчества уцелевших от времен прежнего блеска по дороге между южным концом Аральского моря и Каспийским".

В случае одобрения своего проекта Академия наук предлагала следующий состав экспедиции: академик Бэр, адъюнкт Асмус, астроном Савич, биологи Железнов и Кеслер, востоковед Савельев, "вместе с лаборантом Зоологического музеума и двумя служителями или толмачами". К проекту прилагалась смета по расходам экспедиции: 22900 руб. единовременно (на приобретение экипажей, научных инструментов и оборудования, а также "на закупку естественных предметов, рукописей, монет и других древностей" во время путешествия) и 1966 руб. 66 коп. в качестве ежемесячных окладов участникам экспедиции.

В Оренбурге в это время подготовка к экспедиции шла полным ходом. Перовский не упускал ни одной возможности пополнить ее состав полезными работниками. Так, он привлек к участию в ней капитан-лейтенанта Л.Н. Бодиско, морского офицера, присланного в начале 1839 года для осмотра берегов Каспийского моря у полуострова Мангышлак, куда решили перенести Ново-Александровское укрепление.

21 августа Перовский писал морскому министру А.С. Меньшикову: "Для описи Аральского моря и устьев впадающих в него рек, по случаю предпринимаемой ученой экспедиции, сделаны с моей стороны все приготовления и построены между прочим четыре большие разборные лодки, которые, будучи отправлены туда сухим путем, должны быть собраны на месте. Как для сего, так и для управления гребными судами и даже для самой береговой описи я считаю необходимым иметь при отряде морского офицера; а как капитан-лейтенант Бодиско, окончив уже прежнее поручение, находится ныне в Оренбурге и усердием своим и знанием дела вполне оправдал доверенность начальства, то я решаюсь просить Вашу светлость покорнейше оставить Бодиску под начальством моим до окончания предпринимаемой экспедиции, в которой он, как я уверен, может быть весьма полезен". Министр подписал 3 октября разрешение оставить Бодиско в Оренбурге "впредь до окончания экспедиции". Между тем сроки ее отправления продолжали меняться.

9 июля С.С. Уваров сообщил непременному секретарю Академии: "Ныне г. генерал-адъютант Перовский меня уведомил, что экспедиция выступит из Оренбурга или Орска в апреле 1840 года, почему гг. ученые должны будут прибыть туда непременно зимним путем, т.е. в конце февраля". Эта новая перемена планов, как оказалось, означала, что судьба экспедиции висит на волоске.

Напряжение в русско-хивинских отношениях усиливалось. Хивинцы по-прежнему создавали препятствия караванной торговле с Бухарой и не прекращали провоцировать разбои в степи и на Каспийском море с захватом людей и продажей их в рабство. Архивные документы показывают, как Перовский, возмущенный этой "беспримерной доселе дерзостью", пришел к решению водворить порядок силой оружия. С начала 1839 года он стал добиваться правительственной санкции на военный поход в Хиву. Его доклад на имя Николая I, поданный 8 февраля, был одобрен и 12 марта последовало решение о подготовке к этому походу. Особо подчеркивалось, что она должна идти одновременно с приготовлениями к "ученой экспедиции, посылаемой к Аральскому морю". Вначале военный поход планировался на следующую весну, но затем, принимая во внимание трудности степного пути знойным летом, Перовский предложил перенести его на ноябрь 1839 года.

Поэтому, получив в августе на отзыв расширенный план действий экспедиции, который разработала Академия наук, он вынужден был считаться с новыми обстоятельствами. С одной стороны, план полностью его удовлетворил. "Должен в полной мере согласиться, - писал Перовский в сентябре, - на пользу предположения Академии, которая, рассмотрев и исследовав ученую задачу во всем ее объеме, разрешила ее достойным образом. Важнейшие во всей Средней Азии спорные вопросы относятся именно до тех стран, на которые Академия обратила особенное внимание свое, и решение их, без сомнения, было бы важным не только в ученом, но и в политическом и торговом отношениях". Но с другой стороны, поскольку "ученая экспедиция предположена была когда еще настоящее предприятие против Хивы вовсе не имелось в виду", ему пришлось заключить, что она "могла бы быть отложена при таких обстоятельствах до окончания предпринимаемого похода".

Эти соображения оказались решающими. Николай I, также одобривший академический план, повелел задержать снаряжение экспедиции и ожидать решения оренбургского военного губернатора относительно "времени, к коему составлен будет отряд, для прикрытия оной необходимый". Истинная причина отсрочки - подготовка военного похода - держалась в это время в секрете. Поэтому 18 сентября С.С. Уваров предписал непременному секретарю Академии ожидать распоряжений Перовского, "не спеша снаряжением экспедиции".

Однако хивинский поход, не принесший из-за небывало суровой зимы ожидаемого успеха, заставил забыть о принятом решении. Экспедиция к Аральскому морю, несколько откладывавшаяся, не состоялась совсем. Ассигнованные на нее деньги были помещены в Государственный заемный банк "для обращения в проценты" и не получили другого назначения, так как имелось в виду, что "экспедиция к Аральскому морю не отменена, а только отложена". Применение им было найдено только через много лет, в 1856 году, когда Академия наук отправила туда молодого исследователя Н.А. Северцова, обратившись при этом за поддержкой к В.А. Перовскому, который вновь управлял краем как Оренбургский и Самарский генерал-губернатор.

* Исследование проводится при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ).