Моисей Вайнштейн

Вспоминаются ушедшие в историю годы, родные, товарищи, друзья. И, конечно, прежде всего годы военные.

У каждого своя история первого боя. Мой двоюродный брат встретил войну сразу. Он служил в Бресте. И уже через полчаса после бомбежки его пулемет строчил по врагам.

Торопливо написанные матери фронтовые письма состояли из трех-четырех строк. "Отходим с тяжелыми боями. Верим в победу! Я жив и сражаюсь". Так он отступал с боями по всей Белоруссии до самого Днепра. На Днепре сплотил наши отступающие части молодой генерал Леонид Петровский.

И полугода не прошло, как его выпустили из сталинских застенков. Но полководец зла не таил. Военный талант есть военный талант. Его корпус сильным ударом отбросил гитлеровцев за Днепр, освободил два белорусских города - Жлобин и Рогачев.

Мой брат погиб в этом сражении, а мать получила первые сравнительно подробные письма о нем только потом, уже от командира полка и от второго номера пулемета (брат был первым). Они писали, какой хороший, храбрый солдат был ее сын и о том, как его похоронили на берегу Днепра. Мы потом искали братскую могилу по этому адресу, но не нашли...

Мне выпало другое. Я встретил войну в Москве на дивизионных сборах заместителей политруков. Собрали нас на два месяца. Учеба была напряженной. Из нас, вчерашних выпускников средних школ и техникумов, не прослуживших еще и года, хотели сделать офицеров. Занятия были обстоятельными. Некоторые из них нас просто поражали. Так, выступающий перед нами полковник из штаба дивизии сказал, что, конечно, с Германией у нас договор... Но надо иметь в виду, что товарищ Сталин, выступая перед академиками в мае, сказал, что германская армия вовсе не является непобедимой. И если потребуется, Красная Армия должна суметь это доказать. И к этому надо готовиться. Странно было слышать такие слова. Еще неделю назад сообщение ТАСС говорило о наших прекрасных отношениях с Германией.

Мы слушали молча. И каждый где-то в глубине души чувствовал: войны не миновать...

В субботу, 21 июня, нам раздали увольнительные. Сколько было радости. Встали рано. Тщательно проверили, как вычищены сапоги, выглажены гимнастерки, подшиты подворотнички. Ведь в Москве комендатура очень придирчивая. У меня была мечта купить наручные часы. Три месяца я откладывал свое денежное довольствие. 150 рублей по тем временам были деньги немалые.

Не было еще и четырех утра, когда мы с Сережей Гречушным подошли к проходной лагерного городка. Только что прошел дождь. Но было светло, всходило солнце. На проходной было многолюдно.

Мы предъявили увольнительные. Дежурный офицер строго посмотрел на нас:

- Никаких увольнительных. Для московского полка отпуска отменены.

Тогда мы сказали, что мы не из полка, а с дивизионных сборов. Он еще раз внимательно посмотрел наши документы:

- Ну если вы из дивизионных сборов, идите.

Мы побежали к остановке электрички. Ехать на Выставку достижений сельского хозяйства предстояло больше часа. В электричке к нам подсел мужчина и предложил купить самые лучшие тогда кировские часы. Это было моей мечтой и я сразу же отдал все деньги. Я любовался покупкой и был очень доволен. Сергей мне даже немного завидовал. Чем ближе мы подъезжали к центру, мы стали замечать на станциях у репродукторов толпы.

- Война! Гитлеровцы бомбят наши города, - как-то отрывисто сказали вошедшие в вагон новые пассажиры.

Мы тут же выскочили из электрички. Дождались обратной. И с конечной станции прибежали в казармы. Никого. Только лежат при входе на тумбочке наши солдатские вещички.

Бежим в штаб дивизии. Дежурный сообщает: война, сборы распущены. Все по своим частям.

Хорошо Сергею Гречушному. Его полк на другом конце Москвы. А мой в Горьком, как туда попасть, что делать?

И вдруг вижу, двери распахиваются и входит наша рота... Докладываю дежурному, бегу к своим.

Между солдатами второго года службы разговор: успеваем до срока демобилизации разбить Германию или придется лишнее служить?

Кто тогда из нас представлял все 1418 дней кровавой войны... Да и кому после нее довелось вернуться домой!

В Москве, на базе нашей дивизии, начала формироваться армия генерала Масленникова для отправки на защиту Ленинграда.

А пока нас вооружали новыми десятизарядными полуавтоматическими винтовками. На всех их не хватило. Но я, как заместитель политрука, получил.

Мы рыли щели для укрытия, нас учили метать бутылки с зажигательной смесью.

Изо дня в день мы ждали сообщений о том, что наши войска перешли в наступление и громят врага на его территории. Но по радио как-то глухо сообщалось об упорных боях и даже потерях все новых городов...

Третьего июля выступил по радио Сталин. Встретили мы его выступление с облегчением. Мы верили в окончательную победу...

К середине июля в Москве стали все чаще говорить о вражеских парашютных десантах. Из нашего полка куда-то под Смоленск уже направлялась рота за ротой на ликвидацию парашютистов.

Наступил и наш черед. Вечером после ужина по команде "В ружье" мы построились. Офицеров и сержантов предупредили: едем по смоленской дороге. К утру надо быть в Вязьме - уничтожить фашистский десант.

На рассвете прибыли в Вязьму. Нас уже ждал военный комендант, начальник милиции, представители местных властей, а также большой отряд местной молодежи: парни по 16-17 лет. Но все без оружия.

Ничего, - сказал городской военный комиссар, - зато ребята здешние, хорошо знают все прилегающие к городу леса.

А местность была лесистая, местами труднопроходимая.

Нас предупредили, что диверсанты скорее всего будут переодеты в форму наших солдат.

Разбившись на разведывательно-поисковые группы, мы двинулись на проческу лесов. Тщательно обшаривали каждый кустик. Но тщетно, лишь к обеду справа от нас загремели выстрелы.

Видим, прямо по фронту из кустов выскочило трое с автоматами...

Наша группа открыла огонь на поражение. Двое тут же споткнулись, а третий побежал прямо на нас. Вижу, в пилотке, на плечах развевается плащпалатка. Неужели свой? Что делать? Мы растерялись...

Вдруг вижу, сапоги на нем не нашего покроя и сумка полевая через плечо тоже явно не наша...

Кричу: "Фашист!" Тут мы по нему и резанули. Диверсант упал, мы вскочили и бежим к нему. Он снова приподнялся, в руке пистолет. Видим - молодой, здоровый, красивый парень. Длинные белокурые волосы гладко причесаны назад. Испуганно, как-то безнадежно смотрит на нас. И вдруг снова поднял пистолет и разрядил себе в лоб...

Скажу прямо, смотрел я на этого молодого парня - года на три постарше меня - и было его жалко... Неужто он думал, что мы его все равно пристрелим. Конечно, добивать мы его не стали б. Отвезли б его раненного в Вязьму, в госпиталь военнопленных.

Вот такими были мои первые выстрелы в Великую Отечественную войну из десятизарядной полуавтоматической винтовки СВТ.