Я с вами, Валентин Иванович!

И был день, и был вечер. Днем в Краснохолме хоронили парня, убитого в Чечне (еще до Хасавюртовских соглашений). А вечером генерал Варенников, герой Сталинграда, капитаном-гвардейцем бравший Берлин, начальник почетного караула у Знамени Победы на легендарном московском параде летом сорок пятого года, узник Матросской Тишины при Ельщине, встречался с местными жителями.

Удивительно, этот блестящий генштабист, вероятно, неоднократный участник разных дипломатических раутов самого высокого ранга, легко нашел общий язык с деревенским людом.

- Ну что, всех коров подоила? - запросто спросил он припозднившуюся доярку.

И та радостно откликнулась:

- Все-ех...

А после мы вдвоем с Валентином Ивановичем стояли на ступеньках Дома культуры под звездным небом. А от звезд, известно, в соответствии с известным изречением Канта, легко было перейти к разговору о совести. Я спросил у моего собеседника, предпочтенного помилованию суд над собой, о его соузниках по Матросской Тишине, выбравших иной путь на волю: уж не презирает ли он их теперь?

- Да нет, - решительно отверг он мои предположения, но, помолчав, добавил:

- Впрочем, отношусь я к ним теперь по-другому...

Вот этот давний уже разговор вспоминается мне в шестую годовщину октября 1993 года, того октября, когда долговременное противостояние парламента и президента разрешилось кровавой бойней у здания Правительства России.

В те дни каждое утро я начинал со звонка в Москву, в редакцию. И вот в одно утро наш тогдашний первый заместитель главного редактра сказал странно изменившимся голосом:

- Да что!.. Подогнали танки - и бьют в упор!

Я включил телевизор. Здание уже горело. Дым, свиваясь в плотное черное полотнище, уходил вверх, то закрывая, то открывая башенку с часами на крыше и флаг над ней.

Позже мы узнавали подробности. Смерть священника, вышедшего навстречу танкам. Выстрел в спину парламентера с белым флагом. Квитанция предварительного заказа на гроб, найденная в кармане у одного из убитых защитников Белого дома. Приказ Руцкого не открывать огня. Переговоры с офицерами из подразделения "Альфа". Решение о прекращении сопротивления. Уход из здания женщин с детьми и мальчишек-солдат из дивизии Дзержинского, перешедших ранее на сторону восставшего народа. Арест депутатов.

Творилось невозможное, страшное. В самом здании и позднее на стадионе рядом расправлялись с теми, кто не имел депутатской неприкосновенности. От тех дней осталась записка, неведомыми путями попавшая к Невзорову и тогда же опубликованная им:

"Нас убивают. У нас один автомат на пятерых. Здесь круче, чем тогда было в Бендерах... Двумя этажами ниже - ребята оттуда вернулись - какой-то ОМЗДОН, черт знает какой, захватил этаж. Расстреляли всех. Помнишь Алешку с Еленой? Его убили, ее ранили в голову и живот. И по очереди насилуют. Ребята видели. Она в сознании, мы тут крики ее слышим. Пишу тебе. Палят. Штукатурка сыплется. Снизу через лестницу слышно, орет Елена. Танки бьют. Будь они все прокляты!"

Что сказать по этому поводу? Разве лишь вот это - чуть-чуть перефразированными стихами одной давней поэтессы: "... были там они одни без нас. Где мы были - в комнате сидели? Как могли дышать мы в этот час!"

Мы сидели, дышали... Так что и о нас можно было бы сказать словами Варенникова: "... отношусь я к ним теперь по-другому". А были и такие, которые призывали "раздавить гадину", имея в виду защитников здания - тогда еще Дома Советов. Приведу слова итальянца Джульетты Кьезы из его книги "Прощай, Россия!" о письме к Ельцину, опубликованном "Известиями" 5 октября 1993 года, которое подписали более четырех десятков представителей так называемой "творческой" интеллигенции, в том числе Римма Казакова, Александр Гельман, Василь Быков, Дмитрий Лихачев и другие. Всего 42 подписи.

Кьеза пишет: "Подписавшие письмо называют восставших убийцами (хотя именно они и были убиты!), фашистами (хотя настоящими фашистами были как раз их убийцы!) и так далее. Они благодарят Бога за то, что армия и органы правопорядка покарали повстанцев" (и здесь я хочу добавить, что не столько армия, сколько группы наемников в форме и в гражданском, нанятые в последний момент).

Теперь я читаю в прессе, поэтесса Белла Ахмадуллина, впав в депрессию, пишет в последнее время стихи в традиционном русском духе. Предлагается, видимо, посочувствовать бедняжке. А ведь и ее подпись стояла под тем подлым "известинским" письмом. И сколько бы ей теперь не писать по-русски, от депрессии, если только она действительно ею страдает, ей уже теперь никогда не избавиться, как и от черного пятна на ее совести, если только она у нее есть. Это закон судьбы: за каждое подлое деяние непременно следует возмездие.

Именно оно постигло и другого участника той драмы - капитана Русакова, палившего из танка по Дому Советов. После мы видели его по телевизору откупленным у чеченских боевиков "правозащитником" Ковалевым. Русаков шел, неловко растопыря руки, как говорится, совсем не имея лица. Его отец кричал в микрофон что-то о ельцинской вине за то, что постигло его сына в Чечне. А что же он не кричал раньше, когда его великовозрастное "дитяти" рушило стены правительственного здания, расстреливая безоружных?

Наконец, с год назад у входа на Центральный рынок я видел женщину, просящую подаяние. На ее груди как в издевательство, как в насмешку - неизвестно только над кем: над собой или над всем белым светом - была прикреплена гордая медаль за Победу в Великой Отечественной: "Наше дело правое - мы победили".

Униженное нынешнее состояние этой женщины - это тоже возмездие. Нам. За наше попустительство октябрьскому погрому, насильственному прекращению деятельности законодательного органа власти. Как говорится, нету чести у нас, нету имени, от стыда не поднять лица, не заметив стали иными мы, вместо лиц у нас... Ну, что там вместо лица у подлеца?

Но, как тоже говорится, надо жить и надо извлекать из прожитого уроки.

А сейчас по всем каналам телевидения можно увидеть круглый лик Лужкова. Московский мэр теперь возглавляет целый избирательный блок. Да еще с каким названием: "Отечество"! А кто он таков, этот человек? Это не он ли отключал от здания тогдашнего парламента воду и электричество? Не он ли опутывал все подходы к нему колючей проволокой, запрещенной к употреблению международными инстанциями? И не с его ли руки все началось - с избиения 1 мая того года ветеранов Великой Отечественной?

В последние недели усиленно мелькает на телеэкранах и фигура нашего земляка - Черномырдина, который был главой правительства в тот проклятый год. Я помню, как у нас в области одна из журналисток наивно спросила его: а правда ли, что это именно он отдал приказ о разгоне праздничной колонны ветеранов? Ах, каким пунцовым стало после этого лицо "высокого гостя"!

Ну что, на предстоящих выборах будет голосовать за этих двух? Или отдадим голоса третьему - Руцкому, чье лицо с бородой и усами под Николая Второго вдруг возникло среди других губернаторских личиков на презентации нового избирательного блока "Единство"? Им, губернаторам, теперь мало власти в их регионах и Совете Федерации. Им теперь еще и Думу подавай!

Так будем голосовать за Руцкого? Уж он-то давно забыл об октябрьской трагедии девяносто третьего года, заявив, что они с Ельциным тогда просто не поняли друг друга, а теперь нашли общий язык. Вероятно, так оно и есть.

Так кому отдадим предпочтение, земляки?

Однако вернемся в Краснохолм. Мы стояли с генералом Варенниковым на ступенях Дома культуры. А над нами сияли звезды, на которые теперь вряд ли кто подолгу смотрит. Ну, разве что невзначай, с тяжелого похмелья, глянет какой-нибудь "новый русский". А трудовой России сейчас не до того. Она задавлена нуждой и беспросветностью жизни. И вот именно по этой причине на предстоящих выборах я пойду не с лужковским или черномырдинским блоками, а с блоком "За победу!", созданным по инициативе моего давнего краснохолмского собеседника - по инициативе генерала Варенникова. Героя Сталинграда и Берлина. Начальника почетного караула у Знамени Победы на историческом параде летом сорок пятого года в Москве.

Я с вами, Валентин Иванович! И с вашими соратниками по блоку, товарищ генерал!

Иван Гавриленко.