Государственный архив Оренбургской области - замечательное учреждение. Здесь, в небольшом старинном здании, ничем не привлекающем взгляд прохожего, бережно и в строгом порядке хранится огромное количество документов, отржающих во всех подробностях жизнь Оренбурга за два с половиной века его существования. Эти молчаливые свидетели далекого прошлого охотно откликаются на вопросы того, кто интересуется стариной, и рассказывают много любопытного о событиях, происходивших в разное время в Оренбургском крае, и об оренбуржцах, среди которых было немало выдающихся личностей. Архивные материалы иногда совсем по-новому освещают всем известные факты истории Оренбуржья, а часто знакомят с интересными делами и людьми, в наше время полностью забытыми.

Среди новых фактов наряду с важными, заслуживающими серьезного исторического анализа, встречаются и незначительные, но любопытные и забавные. Некоторые из них позволяют наглядно представить повседневную жизнь Оренбурга в то время, когда он еще не стал одним из множества провинциальных губернских центров, в который превратился в последней четверти XIX века после присоединения Туркестана к России, а был важным городом-крепостью на линии, отделяющей Российскую империю от неспокойных восточных соседей. Государственные отношения с ними осуществлялись тогда через посредство оренбургских военных губернаторов, а созданная в 1799 году Оренбургская пограничная комиссия по существу была филиалом Азиатского департамента министерства иностранных дел. В Оренбурге решались вопросы войны и мира, сюда прибывали купеческие караваны, а также дипломатические посланники среднеазиатских ханов, следовавшие затем в Петербург.

И вполне естественно, что в этой связи администрации края приходилось сталкиваться с задачами порой самыми неожиданными. К ним относится, например, создание условий для того, чтобы суровую зиму в Оренбурге мог безболезненно пережить... слон.

Оказывается, что такого рода проблемы вставали перед оренбургскими властями трижды - в 1839, 1848 и 1859 годах, когда пришлось принимать и переправлять в столицу слонов, которым выпала честь служить подарком императору России от бухарского эмира. О перипетиях, связанных с получением и сбережением такого необычного и чрезвычайно ценного дара, рассказывают три объемистых архивных дела.

Первое дело, датированное 1839 годом и озаглавленное "Об отправке в Санкт-Петербург от Бухарского хана слона", начинается письмом военному губернатору В.А.Перовскому (1795-1857) из Пограничной комиссии, которую возглавлял тогда один из известнейших оренбуржцев первой половины XIX века Г.Ф.Генс ( 1787-1845). В письме сообщается, что слон и три его вожака были отправлены из Оренбурга 25 мая 1839 года в сопровождении служившего при Пограничной комиссии переводчика Костромитинова, урядника Оренбургского казачьего войска Калугина и четырех казаков.

"Об отправлении означенного слона, - говорится далее, - Комиссия донесла Азиатскому департаменту министерства иностранных дел и уведомила с препровождением выписок из маршрута начальников губерний, лежащих по тракту до Санкт-Петербурга, а также Оренбургский и Бузулукский земские суды и Бузулукского городничего для зависящего от них распоряжения, чтобы для ночлегов и роздыхов отведены были приличные квартиры для людей, а для помещения слона просторные дворы и, если можно, крытые сараи или навесы; чтобы по возможности заготовлен был потребный для слона белый хлеб и сено; чтобы на перевалах не было никакой остановки; чтобы по случаю надобности было оказано толмачу Костромитинову всякое законное пособие и приняты были бы меры к предупреждению беспорядков от стечения из любопытства народа, с которого строго воспрещено требовать за сие деньги".

К письму приложены инструкции Костромитинову и Калугину, "Опись вещам, при слоне состоящим", и "Маршрут от г. Оренбурга до г. Санкт-Петербурга для отправляющегося туда слона".

В инструкции Костромитинову дано очень подробное описание предстоящего пути и отмечены все сложные участки. Например, указано: "По прибытии в г. Самару должны будете следовать из оной со слоном в Симбирск чрез селенье Теренгу, минуя показанного в маршруте уездного города Сенгилея, чтобы избежать неудобную гористую дорогу, как о сем уведомил состоящий в должности Симбирского гражданского губернатора действительный статский советник Комаров". Обращается внимание на организацию переправы через реки и здесь же сделано замечание: "Но если где вода не глубже двух аршин, то слон может переходить вброд".

Особо предписывается в каждом губернском городе обращаться непосредственно к начальнику губернии и посылать донесение Азиатскому департаменту в Петербург и Пограничной комиссии в Оренбург "о благополучном состоянии слона и успехе следования его". "Но если, - говорится далее, - паче чаяния приключится слону болезнь, то, остановясь на месте, в то же время донести о сем равномерно до сведения Азиатского департамента и сей Комиссии, а между тем просить у главного местного начальства к лечению оного пособие, для чего отпущены будут Вам и отсюда нужные лекарства".

Большое внимание в инструкции уделено вопросу "о продовольствии слона", исходя из того, что "во время нахождения его в Оренбурге отпускалось на каждый день по 3 фунта сахару, по 10 фунтов коровьего масла, по 2 пуда печеного белого хлеба и по 8 пудов сена"; стоило все это 14 рублей ассигнациями в день. "Вам, - сказано в инструкции, - выдается для этого на дорогу на всякий случай по 18 рублей в день ассигнациями на 75 дней".

Дальше речь идет о деньгах на содержание людей, о необходимости "принимать в соображение цены" при покупке "припасов для продовольствия слона", а также об обязательном требовании расписок и квитанций.

Слон должен усиленно охраняться. По этому поводу говорится: " Во время остановок иметь караул из казаков как днем, так и ночью, для предупреждения могущего иногда произойти какого-либо вреда".

Костромитинов предупреждается также об ответственности за сопровождающих слона людей, "кои, - сказано в инструкции, - вверяются в полное Ваше распоряжение". "Дорогою, - предписывалось ему, - иметь строгое смотрение за вожаками слона, по ненадежному их поведению, а также иметь наблюдение и за урядником и казаками.., не допуская никого до предосудительных поступков, особенно же до требования денег с любопытных зрителей".

Запрещение брать деньги за показ слона повторялось и в инструкции уряднику Калугину, в которой сказано: "Дорогою и на роздыхах представляется тебе стараться сколько возможно иметь за слоном присмотр, дабы не могло случиться с ним чего-либо вредного от непечности вожаков, для чего и должно иметь при нем как днем, так и ночью из казаков караул; с любопытных зрителей отнюдь не требовать денег и наблюдать за казаками, чтобы они также этого не делали".

Среди вещей, "следуюших при слоне," упомянуты: подержанный персидский ковер, попона "из войлока, покрытая клеенкою на холщевой подкладке, отороченная кожей", войлочный потник, "чехол для головы слона клеенчатый на холшевой подкладке", подпруга "из шерстяного кушака", "две цепи железных - одна для ковки ног, а другая для надевания на шею с восемью медными колокольчиками".

При разработке маршрута предполагалось, что в сутки слон будет преодолевать от 22 до 60 верст (как выяснилось, его возможности сильно преувеличивались), и на этом основании был сделан вывод, что "до Санкт-Петербурга назначено пройти слону с роздыхами 69 дней". Костромитинову предписывалось: "По этому расчету Вы должны прибыть в Санкт-Петербург первого числа будущего августа".

О том, как происходило путешествие на самом деле, мы узнаем из документов другого архивного дела, составленного десять лет спустя, когда в сходных обстоятельствах оказался новый оренбургский военный губернатор В.А.Обручев (1793-1866). По совету из Петербурга, он предписал председателю Пограничной комиссии М.Б. Ладыженскому при составлении плана отправки нового слона "руководствоваться подобным случаем, бывшим в 1839 году". Рассмотрев соответствующие документы, выяснили, что предусматривавшаяся маршрутом скорость оказалась слону непосильной. Ладыженский доносил: "50-ти и даже 6О-верстовые переходы в день, назначенные маршрутом 1839 года, были для слона слишком изнурительными, так что он, дошедши до г.Самары, разбил подошвы у всех четырех ног и далее уже не мог следовать по данному маршруту; не доходя до Симбирска, заболел и оставался здесь для пользования целую неделю; потом, подвинувшись 100 верст вперед, с трудом мог проходить в сутки 10 верст и, конечно, в глубокую зиму мог быть в дороге, если бы Костромитинов не отвратил этого тем, что вовремя посадил его на судно и целый месяц вез водою, от чего слон укрепился и мог в сутки проходить по станции при роздыхах каждые три дня; несмотря на это, слон был приведен в Царское Село вместо 1 августа 6 октября, то есть более нежели двумя месяцами позже назначенного времени".

Таким образом, мы узнаем, что слон, прибывший из Бухары в 1839 году, несмотря на все невзгоды, был все же благополучно доставлен по назначению. Его горький опыт учли при доставке в столицу второго слона, которого бухарский эмир Насрулла отправил в подарок Николаю I в 1848 году. Об этом рассказывает упомянутое выше архивное дело, датированное 1848-1850 годами и озаглавленное: "Об отправке слона в подарок Российскому императору". Кроме того, подробные "Сведения о слоне, приведенном в г.Оренбург в 1848 году из Бухары", имеются среди документов 1859 года, касающихся третьего слона, подаренного русскому императору; они находятся в деле, которое носит название "О следовании бухарского посла в Россию со слоном".

Второй слон был отправлен из Бухары с посольством в июне 1848 года. В ожидании необычного гостя военный губернатор Обручев заранее распорядился о выплате денег на его содержание и, кроме того, приказал: "Если он не может быть с удобством помещен в нанятой для посольства квартире, то содержать его в здании, возведенном по такому случаю в 1838 году". Однако "слон оказался ростом в 4 аршина и не мог взойти и помещаться в помянутом здании". К тому же наступила осень и "Государю Императору благоугодно было повелеть: оставить слона этого в Оренбурге до весны". Пришлось Обручеву распорядиться "о постройке под наблюдением инженерного отделения корпусного штаба, близ казарм Оренбургского ь2 батальона, деревянного сарая, стоившего казне, несмотря на производство работ хозяйственным образом чрез воинских чинов с наемкою некоторого числа вольнонаемных мастеров, 927 дублей 44 с половиной копейки серебром".

О том, как перенес слон оренбургскую зиму, в рассмотренных документах не сообщается. Из них следует, что вопрос об отправке гостя в столицу встал в марте 1849 года. Из Петербурга от канцлера К.В. Нессельроде пришло указание руководствоваться "бывшим в 1839 году примером" в отношении маршрута, путевых расходов и т.д. Поэтому, как и прежде, Оренбургский военный губернатор оповестил всех начальников по пути следования слона и просил оказать "зависящее содействие и пособие для безостановочного и безопасного препровождения его в пути и особенно при переправах". Сопровождать слона с тремя его вожаками должен был переводчик Оренбургской Пограничной комиссии Первухин, а также урядник Оренбургского казачьего войска и четыре казака.

В маршрут были внесены поправки: он был составлен "в более уменьшенных противу прежнего переходах и частых роздыхах", так что слон мог бежать не столь резво, как пришлось его предшественнику. Маршрут проходил через Самару, Симбирск, Нижний Новгород и Ярославль. Путевые расходы были рассчитаны в предположении, что путешествие продлится 130 дней, причем учитывалось, что часть его можно совершить по воде, что обойдется дешевле.

После необходимых приготовлений слон выступил из Оренбурга 25 мая.

Через пятьдесят восемь дней, 21 июня он "сухим путем" прибыл в Нижний Новгород. Но здесь его вожаки "объявили Нижегородскому военному губернатору и приставу Первухину, что дальнейшее следование после четырех или пяти переходов может быть ему решительно вредным и причинит хромоту". "После кратковременного отдыха, - говорится в документе, - и пользования слон был помещен на шхуну... устюжского мещанина Чурина, обязавшегося доставить его за 450 рублей серебром в 45 дней в Санкт-Петербург, где он был высажен, согласно указаниям министерства иностранных дел, 4 сентября возле Александровской Лавры, откуда поведен был в Царское Село, а по осмотре Государем Императором сдан главноуправляющему Дворцовым правлением и Царским Селом".

Таким образом, слон оказался на месте гораздо раньше, чем намечалось - не 26, а 4 сентября 1849 года.

Третий слон прибыл в Оренбург спустя десять лет, летом 1859 года, пройдя предварительно 437 верст за 38 дней. Заниматься его судьбой довелось В.В. Григорьеву (1816-1881), известному русскому востоковеду, занимавшему в то время должность председателя Оренбургской Пограничной комиссии.

В докладной записке от 26 июля 1859 года Григорьев сообщал свои "соображения насчет отправки в Санкт-Петербург присланного к Высочайшему Двору слона из Бухарии". Они были основаны на "примерах подобной отправки в 1839 и 1848 годах". Для сопровождения слона Григорьев предложил назначить переводчика Пограничной комиссии коллежского ассесора Банщикова, поскольку тот мог говорить по-персидски с вожаками, а в конвой, как и прежде, включить урядника и четырех казаков. Вести слона, по его мнению, следовало из Оренбурга до Москвы через Симбирск, Арзамас и Владимир; при этом отмечалось, что неудобства передвижения по шоссе от Владимира до Москвы можно избежать, если идти по старой дороге, параллельно шоссейной.

Интересно, что на этот раз предполагалось использовать железнодорожное сообщение. Григорьев предлагает: "Московского губернатора просить об отводе слону на время пребывания его в Москве особого балагана или сарая и о сношении с Управлением Николаевской железной дороги насчет провоза оного слона до Санкт-Петербурга".

В записке от 30 июля, обсуждая вопрос о сроке отправки слона, Григорьев замечает, что если задержать ее более, чем на две недели, то будет поздно, так как наступит осеннее ненастье. И действительно, слону как и его предшественнику пришлось зимовать в Оренбурге. Подготовка к путешествию в Петербург началась в феврале 1860 года. Вместо Банщикова сопровождать слона был назначен коллежский ассесор Винер, которого Григорьев характеризовал как "чиновника, по расторопности и распорядительности своей способного исполнить это поручение самым удовлетворительным образом". Для объяснения же с вожаками-афганцами он предложил использовать казака,"знающего по-татарски".

Из Оренбурга слон отправился 1 мая 1860 года. В архивном деле имеются рапорты, которые Винер аккуратно присылал с пути. Из них мы узнаем, что 16 мая путешественники прибыли в Самару, 23 июня были в Москве, а 3 июля Винер сообщил, что "слон, предназначенный в дар Высочайшему Двору, прибыл сего числа благополучно в город Царское Село", где 6 июля был сдан главноуправляющему Дворцовым правлением и Царским Селом".

В награду за доставку слона пристав Винер получил бриллиантовый перстень с изумрудом, урядник - серебряные часы с цепочкой и ключиком, а казаки - по 25 рублей.