Искандер Бигеев

Решение вступить в столь необычный диалог с "коллегой", жившим два века назад, пришло к оренбургскому художнику Виктору Бартеневу, по его же мнению, случайно. Но в этой случайности есть все же и что-то закономерное. Ведь не обратился же он к Ван-Гогу, Дали или Тулуз-Лотреку - живописцам, о необузданных темпераментах которых сложено много легенд. А закономерность случайности кроется в характере самого Виктора Бартенева. Ему еще нет и тридцати. Но уже есть репутация возмутителя спокойствия, и не только в среде оренбургских собратьев по кисти. Его выставки всегда получали в прессе оценки с эпатажным оттенком. И вот новая встреча с Бартеневым, точнее будет сказать, его встреча с Франсиско Хосе де Гойя.

Что привлекло Терентия (этим именем Виктор Бартенев подписывает свои картины) в жизни и творчестве великого испанского художника, биография которого изобилует романтическими приключениями? Безусловно, самым значительным событием его жизни было создание серии офортов "Капричос". Трезво и внимательно посмотрев на мир, Гойя увидел царящие в нем ложь, ханжество, тупость и, воспылав негодованием, запечатлел их. Не давая сюжетной связи между отдельными листами, а их в серии около восьмидесяти, прибегая к иносказанию, органически сплетая воедино фантастическое и реальное, мастер создал сатиру на общество, высмеивая человеческие пороки. В свою очередь Бартенев уловил в нетленности офортов содержание, которое свойственно любому гражданскому обществу во все времена. Так зародилась идея своего прочтения темы в живописных работах и диалогах с Гойей.

Каждый из офортов испанского живописца сопровождается тезисом, в котором великий мастер XVIII века дает словесную оценку изображаемого сюжета. Этим, вероятно, воспользовался и Терентий Бартенев при создании своих двадцати четырех живописных интерпретаций тем, предложенных человечеству два века тому назад.

Итак, слушаем диалог Гойя-Бартенев.

Гойя: "Свет - тот же маскарад. Лицо, одежда и голос - все в нем притворно. Все хотят казаться не тем, что они есть на самом деле. Все обманывают друг друга. Но их лица и одежда сами за себя говорят..."

Бартенев: "Диалог с таким интереснейшим собеседником рассматриваю как еще один вариант раскрытия себя на данном этапе творчества. Восприятию "Капричос" в наиболее обостренном варианте способствует транскрипция серии офортов Гойи для нашего поколения. Стремление к общению с прошлым вновь убеждает в гениальности великого мастера: созданные им виртуозные композиции воспринимаются таковыми и сегодня".

Гойя: "Воображение, покинутое разумом, порождает немыслимых чудовищ. Но в союзе с разумом оно - мать искусств и источник творимых им чудес..."

Бартенев: "Во встрече с великим мэтром в такой выдуманной мной форме диалога есть, конечно, мистическое начало... Не хотелось бы его осовременивать, а, наоборот, поразмышлять его категориями в наши дни".

Гойя: "Они были бы неблагодарными учениками, если бы не угощали своего наставника, которому они обязаны всей своей выучкой..."

Бартенев: "Смотрю и удивляюсь, как он мастерски все это делает, озаряет рисунки своим внутренним светом. Прикасаясь к гению, как к живительному роднику, делаешь шаг к овладению более тонким и изящным языком изобразительного искусства. Каждому художнику необходимо изучать старых мастеров. Еще Сезанн призывал делать свободные копии-интерпретации. В истории мировой культуры есть немало примеров творческих диалогов: Рафаэль-Дали, Шуберт-Лист, Бизе-Щедрин".

Гойя: "Фортуна очень плохо обращается с теми, кто с нею угодлив. Тому, кто с таким трудом взобрался наверх, она дарит дым, а потом в наказание сбрасывает его вниз..."

Бартенев: "Гойя для меня великий учитель. Его офорты, переведенные в мою живопись, - это не просто копирование. То, что я вижу у него, его проникновение в образы, его изобразительная манера - все это воспринимается через мою реакцию, мое слово. Разногласия существуют. Я не делаю акцента на его социальных проблемах тех лет. Все же время вносит коррективы, да и, если честно сказать, я их не знаю до тонкостей, чтобы так смело о них говорить. Для меня важнее поиск образа в тех психологических ситуациях, которые возникают между мной и героями офортов Франсиско Гойи, перенесенными в наши дни".

Гойя: "А вот маленькие домовые, совсем другой народец. Веселые, резвые и услужливые. Немножко лакомки и охотники до шалостей: но все-таки это славные человечки..."

На этой веселой ноте и прервем диалог. Последнее слово пусть останется за мэтром, тем более, что они единственные доброжелательные в серии причудливых сочинений художника. И, если бы диалог состоялся реально, Франсиско Гойя адресовал бы их страстному почитателю его таланта Терентию Бартеневу.

А как продолжается сегодня диалог между веками, каждый может подслушать, посетив галерею "Арта", где выставлены живописные интерпретации офортов Гойи, исполненные оренбургским художником Виктором Бартеневым.

Фото Ларисы Терентьевой.