Стихи начал печатать с 50-х годов в журнале «Юность». Журналистом работал в журналах «Техника - молодёжи», «Смена», заместителем главного редактора журнала «Новый мир» (1986 -1992). Член Союза писателей с 1960 года.
Первая книга в коллективном сборнике «Общежитие» вышла в 1961 году. Затем выходили сборники стихов «Первый снег» (1963), «Кострома - Россия» (1964), «Нечаянная радость» (1974), «Избранное» (1972), «Открылось взору» (1980), «Свет насущный» (1984), «Стратостат» (поэмы, 1987), «Стихотворения и поэмы» (1989), «Песня, женщина и река» (2001), «Открытое окно» (2021) и др.
Лауреат Государственной премии России (1987), премии «Золотой телёнок» (за иронические стихи, 1987), премии мэрии Москвы (1998), имени Александра Твардовского (1987), имени Ивана Бунина (2000), имени Андрея Платонова (2000), Большой литературной премии России (2002), премии Правительства России в области культуры (2006), Международной Лермонтовской премии (2010). Награждён орденом Почёта (2007). Трижды лауреат телевизионного конкурса «Песня года» (на его стихи писали песни Мурадели, Пахмутова и др.), автор стихов и либретто оперы «Джордано» (композитор Лора Квинт). Составитель и ответственный редактор антологии «Русская поэзия: ХХ век» (Олма-Пресс, 1999, второе издание, расширенное и исправленное - 2001). В антологии в хронологическом порядке представлены стихи сотен маститых и полузабытых, известных и самых молодых авторов. Председатель Международного Пушкинского комитета. Вице-президент международного Пушкинского фонда «Классика». Профессор Литературного института им. А.М. Горького.
В 2022 году Всероссийская литературная Пушкинская премия «Капитанская дочка», учреждённая правительством Оренбургской области и Союзом писателей России, в номинации «За лучшее литературное произведение» была присуждена Владимиру Андреевичу Кострову. Торжественное вручение премии состоялось в Оренбурге в день рождения Александра Сергеевича Пушкина, однако Владимир Андреевич не смог присутствовать на церемонии. В своём видеообращении, которое присутствующие слушали, затаив дыхание, он сказал: «В этот радостный и счастливый для меня день я хочу пожелать всем нам - нашей Родине, нашей литературе - прекрасного и твёрдого начала, человеческой мудрости».
В августе 2022 года председатель Оренбургской писательской организации Союза писателей России Иван Ерпылёв и секретарь Союза писателей России Михаил Кильдяшов навестили Владимира Андреевича в писательском посёлке Переделкино и вручили ему диплом премии «Капитанская дочка», подписанный губернатором Оренбургской области Денисом Паслером и председателем
Союза писателей России Николаем Ивановым, а также статуэтку премии - скульптурное изображение Маши Мироновой на постаменте из орской яшмы.
26 октября 2022 года Владимира Андреевича не стало. Его светлой памяти посвящена эта публикация.

* * *
Мы – последние этого века,
Мы великой надеждой больны.
Мы – подснежники. Мы из-под снега,
Сумасшедшего снега войны.

Доверяя словам и молитвам
И не требуя блага взамен,
Мы по битвам прошли, как по бритвам,
Так, что ноги в рубцах до колен.

И в конце прохрипим не проклятья –
О любви разговор поведём.
Мы последние века. Мы братья
По ладони, пробитой гвоздём.

Время быстро идёт по маршруту,
Бьют часы, отбивая года.
И встречаемся мы на минуту
И прощаемся мы навсегда.

Так обнимемся. Путь наш недолог.
На виду у судьбы и страны.
Мы – подснежники. Мы из-под ёлок,
Мы – последняя нежность войны.

* * *
И поворот. И сердце сжалось.
Дышу с трудом.
Стоит, не принимая жалости,
мой отчий дом.
Навеки врезанные в память –
тому назад –
у вереи дорожный камень
и палисад,
четыре стёртые ступени
и три окна...
О, как в них пели и скорбели,
когда пришла война.
Он дышит по ночам натужно,
как дед больной,
весь от торца до чёрной вьюшки
любимый мной.
Все связи прочие нарушу,
а эти – не.
Он двери распахнул, как душу,
навстречу мне.
Входи же с верой и надеждой,
свой дух лечи,
здесь теплота жива, как прежде,
в большой печи.
Он пахнет яблоком и редькой,
хранит уют.
Здесь на поминках тени предков
к столу встают.
И тут, одетый в старый китель,
давно вдовец,
страны заступник и строитель,
живёт отец.
Живут, с эпохою не ссорясь,
святым трудом,
мои печаль, любовь и совесть,
отец и дом.
Четыре странные годины
несли беду,
четыре красные рябины
горят в саду.
И не сдались, перетерпели
тебя, война,
четыре стёртые ступени
и три окна.
1975

* * *
В керосиновой лампе – клочок огня.
Всё моё у меня под рукой.
Ты, Россия моя, наградила меня
Песней, женщиной и рекой.

Нет. Поля и леса не пустой матерьял,
Да и солнышко вдалеке.
Но себя я терял, когда изменял
Песне, женщине и реке.

У собрата денег полон кошель,
Пуст карман моего пиджака.
Но с годами всё так же прекрасна цель –
Песня, женщина и река.

И когда, с последним ударом в грудь,
Сердце станет на вечный покой,
Я хотел бы услышать не что-нибудь –
Песню женскую над рекой.

* * *
Громок ты,
и успеха достиг,
и к различным эстрадам притёрся.
Только русский лирический стих
вроде как-то стыдится актёрства.
Словно скрежет железа о жесть,
словно самая пошлая проза,
неуместны заученный жест,
модуляция, дикция, поза.
Словно бы не хотел, а соврал,
словно фальшь протащил в эти залы.
Словно и не поэт ты,
а Карл.
Карл, укравший у Клары кораллы.

* * *
Когда застынут поезда,
свист оборвётся соловьиный,
блеснёт последний раз звезда
над среднерусскою равниной;
когда приду я в тот покой,
где только облака белеют,
о редкой нежности мужской
всего я горше пожалею.
Товарищ мой, мой друг и брат,
ты помнишь те часы ночные,
когда звучали, как набат,
часы обычные, ручные.
Особой ясности полны,
друг другу души поверяли
и от судьбы родной страны
своей судьбы не отделяли.
От мелочности далеки,
когда мы ощущали странно,
как движутся материки
и как вздыхают океаны.
По жилам ударяла кровь
в великом счастье единенья,
и даже женщины любовь
стояла в неком отдаленье.
И в состоянии таком
людьми мы были в самом деле
и над народным пирогом
с ножом и вилкой не сидели.
И этим чувством жизнь полна,
пред общей правдой неповинна.
Как среднерусская равнина
одной самой себе равна.
О, как преображает нас
товарищества светлый час!
1976

* * *
Янтарная смола. Сосновое полено.
Грибной нечастый дождь да взгляды двух собак.
И сердце не болит так, как вчера болело.
И верить не велит, что всё идёт не так.
Как хорошо заснуть! Как сладко просыпаться,
И время у печи томительно тянуть,
И медленно любить безлюдное пространство,
Не подгонять часы, не торопить минут.
И быть самим собой – не больше и не меньше,
И серебро воды в лицо себе плескать,
И сладко вспоминать глаза любимых женщин,
И угли ворошить, и вьюшку задвигать.
Двух ласковых собак тушёнкой не обидеть,
И пить лесной настой, как свежее вино,
И записных вралей не слышать и не видеть,
А слушать только дождь и видеть лес в окно.
У пруда силуэт давно знакомой цапли,
Которая взлетит немного погодя.
Спасибо, вечный врач, мне прописавший капли
В прозрачных пузырьках нечастого дождя.

* * *
Померкнет свет за косяком.
Уйди из дома босиком
по крупной голубой росе дорожкой лунной
и погрузись в глубокий лес,
чтоб дух воистину воскрес
и стала горькая судьба как прежде юной.
Иди и слушай, и дыши,
войди в глухие камыши,
протри озёрное окно туманной ватой,
пусть сердце бедное болит
и любит, и прощать велит,
и бьётся, рвётся из груди, и дышит мятой.
Вновь опустились небеса
на поле спелого овса
и кони, словно острова, и ветер – в губы.
Хохочет филин, как злодей,
и слышится: бери, владей,
и льётся женский смех грудной на голос грубый,
и хочется любить, прощать
и ничего не обещать,
и плакать, и опять любить. И в копны падать,
перемешать и даль, и грусть,
желанье тайное и Русь.
О, господи, когда ты есть, оставь мне память!

* * *
Терпенье, люди русские, терпенье:
Рассеется духовный полумрак,
Врачуются сердечные раненья...
Но это не рубцуется никак.
Никак не зарастает свежей плотью...
Летаю я на запад и восток,
А надо бы почаще ездить в Тотьму,
Чтоб положить к ногам его цветок.
Он жил вне быта, только русским словом.
Скитания, бездомье, нищета.
Он сладко пел. Но холодом медовым
Суровый век замкнул его уста.
Сумейте, люди добрые, сумейте
Запомнить реку, памятник над ней.
В кашне, в пальто, на каменной скамейке
Зовёт поэт звезду родных полей.
И потому, как видно, навсегда,
Но в памяти, чего ты с ней ни делай,
Она восходит, Колина звезда:
Звезда полей во мгле заледенелой.