Двадцать шестое декабря, половина одиннадцатого вечера. Скоро Новый, две тысячи двенадцатый год. Десятиклассник Егор Житиков ужинает.

  — Сочинение сдал? — с интонациями гестаповца, потерявшего терпение с непреклонным в своём упорстве партизаном, ведёт «допрос» мама.

Егор, не задумываясь, машет головой, но вдруг, чуть не подавившись, замирает, выпучив глаза.

— Я сдавал, честное слово, только зафейлил, Коряга не приняла. Я не виноват, просто у нас с Тухлым работы одинаковые, – с досадой оправдывается он.

— Что ж вы, такие продвинутые, не договорились, кому откуда скачивать. И что за лексика, Егор? И почему Коряга?

— Мам, ну а кто? Да ей уже года два на кладбище прогулы пишут, а она всё нам мозги парит.

Пенсионерка Варвара Олеговна Корягина, учитель высшей категории, обожает русскую литературу и ненавидит тех, кто её не читает. А не читают в классе все, кроме отличницы Винтовкиной. Поэтому Варвара Олеговна ненавидит почти всех, и они, давно и безнадёжно павшие в глазах учительницы на самое дно невежества и конформизма, для неё не представляют никакого интереса и могут рассчитывать не более чем на тройку.

— Ну, не кипятись, мам, — морщится Егор, — это Тухлый, лошара, не в теме был. Из-за него всё. Следующего раза не будет, а сочинение я завтра сдам.

— Как же ты сдашь, если оно у тебя не написано?

— Мам! Не выноси мозг, — поморщившись, просит сын. — Что за проблемы на пустом месте?! И, это, ещё бутер с колбасой запили.

— Что значит на пустом месте, если ты произведение не читал?! – недоумевает мама, нарезая колбасу.

— И что?! – искренне не понимая в чём проблема, закатывает глаза Егор. — Делов-то! В Интернете сочинений больше, чем вирусов. Пять минут надо, чтобы найти и скачать, и полчаса — переписать. Всё! Зачем читать-то? Тем более такое фуфло. Мам, забей!

Мама, недовольно качая головой, сокрушается:

— Неуч! Что ты говоришь?! Достоевский сейчас, наверное, в гробу корчится.

— Ну, не фуфло. Просто оно мне по барабану! Будто я один не читаю?! Зато у меня по физике пятёрка наклёвывается, хоть бы порадовалась. Только и знаешь свою литературу. Нафига она мне, если я в технический вуз собираюсь?

— Как всё просто — скачал и сдал. Егор, но ведь так ты не сможешь стать образованным, культурным человеком. Послушал бы ты себя со стороны. Ужас!

— Ой, мам, ну, просил же, не грузи! — вскипает сын. У него окончательно портится настроение. – Давай, ты у себя в музее будешь рассуждать, а мне некогда.

Он срывается с места и, на бегу сказав «спасибо», несётся в свою комнату. Включив компьютер, он удобно располагается у монитора. Экран загорается убийственным синим цветом, цифры, знаки, английские буквы проносятся перед глазами.

— Ё-моё, неужели система слетела? Во, подстава! — восклицает Егор и спешно бросается её переустанавливать, соображая на ходу, — она же часа два грузиться будет, только в полпервого установится. Что делать? Поспать, что ли, пока? Встать ночью, переписать… Не-е-е, не проснусь, уж лучше дождаться. Во, попал!

Поняв, что ждать придётся долго, он включает телевизор. Через десять минут компьютер издаёт пронзительный резкий звук. Егор вздрагивает от неожиданности. Экран монитора сообщает, что до полной установки системы осталось девяносто минут. Компьютер снова пищит, потом недовольно рычит, потом хрюкает и, в конце концов, самым сволочным образом, под омерзительно наглое пиканье капитулирует перед системой. Экран гаснет. Егор, соскочив с кресла, лезет под стол, шуршит там некоторое время. Компьютер отзывается недовольным верещанием, включается, но тут же снова сдаётся. Егор переключает что-то, меняет местами разъёмы, возится с дисководом, двигает бесперебойник, потом собуфер, вытаскивая из-за них соединительные кабели, тычет их куда-то. Наконец компьютер включается, и Егор задом вперёд выползает из-под стола, цепляясь рукой за сетевой фильтр, а головой за кабель принтера.

Начав всё сначала, он нервничает, рассеянно бродит по комнате. В начале двенадцатого, после двух неудачных попыток, поняв, что быстро не получится, а может, и вообще не получится, он сдаётся и, подавленный, усаживается за сочинение по роману Фёдора Михайловича Достоевского «Преступление и наказание».

Книжка валяется в школьном рюкзаке. Он взял её в библиотеке, чтобы положить на парту на уроке литературы. Коряга, увидев книгу, может не спросить, а вот если не видит, то непременно спросит, из вредности.

Проходит минут десять. На листе по-прежнему ничего нет, кроме заголовка, в голове Егора ни одной мысли, кроме сожаления по поводу случившегося «косяка».

Он тянется к рюкзаку и достаёт книгу:

— Нафига столько писать?! — листая, с досадой резюмирует он и бросает её обратно.

Походив взад-вперёд по комнате, от безысходности он звонит однокласснику:

— Антоха, ты сочинение написал?

— Написал.

— Дай списать.

— Не могу, сам списал. У Ленки.

— Ну хоть скажи, про что писать.

— Не парься, там фигня какая-то, вроде детектива.

— Да ладно?! Грохнули кого? А чем?

— Ножом, кажется. Там хмырь один, вот… Короче, с бабками у него плохо было. Вот он старуху богатенькую присмотрел и грохнул… Ну… Как-то так.

Егор пару минут соображает, потом пишет:

«В русской литературе девятнадцатого века многие писатели обращались к теме жизни и смерти. Среди них был и Фёдор Михайлович Достоевский».

Раздаётся телефонный звонок. Звонит Антон:

— Слушай, чего-то я глюканул???, там топор был, а не нож, исправь.

Егор пишет в тетрадке:

«…Но в его творчестве этот вопрос был поднят с такой силой, что, образно выражаясь, в ход шли даже не ножи, а более крупные предметы, например, топоры».

Промучившись ещё минут десять, он всё же умудряется выдавить из себя два предложения о том о сём, но, в общем, ни о чём, и вдруг к великой своей радости вспоминает про дубину народной войны. Силясь припомнить, кому из классиков прославленная дубина обязана своим появлением в литературе, Егор снова возвращается к Достоевскому:

— Блин, для объёма сгодится и про дубину, — решает он, — может, Коряга не заметит, если не в тему? – и пишет дальше:

«…Таким образом, автор «Преступления и наказания» не ограничился дубиной народной войны, а призывал браться за топоры и другие острые предметы», — уверенно заканчивает абзац Егор, размышляя:

— Интересно, как выглядела эта дубина? Наверное, что-нибудь вроде бейсбольной биты? Или больше? А, какая разница. Так, главное, вступление есть.

Перейдя на новую строку, он решительно тычет ручкой в тетрадь, но вскоре понимает, что писать нечего. Примерно через пятнадцать минут, когда от напряжения начинает болеть голова, Егор снова звонит другу:

— Помоги, Тоха, про дубину народной войны написал, дальше не знаю чего писать.

— Я не в теме. Подожди, у Ленки спрошу, — обещает Антон и вскоре отзывается, — ты чё, олух, про дубину этот… Тургенев писал, кажется?

— Уверен?

— Ленка сказала. Перепиши, а то пара будет.

Егор думает, вырывать ли ему лист, чтобы начать заново, и, с минуту поколебавшись и посмотрев на часы, продолжает писать дальше:

«…В русском оружии, будь то дубина или топор, скрыта огромная разрушительная сила. Достоевский, чувствуя пульс своего времени, призывал в своих книгах к борьбе и свободе».

В этот момент по телевизору начинаются «Криминальные новости»:

— Сегодня в восемь утра дважды судимый житель города Воронежа ворвался в дом сестёр-пенсионерок Храповых. Он зверски убил одну из них, покушался на жизнь другой. Преступник задержан. Заведено уголовное дело. Убийство было совершено в состоянии наркотического опьянения с целью ограбления. Ему было известно, что они получили пенсию, — сообщил с места преступления взъерошенный журналист.

Егор воодушевляется и размашисто пишет:

«…Фёдор Михайлович Достоевский – это писатель, который не просто шёл в ногу со своим временем, он и сейчас очень современен. Актуальность его творчества для нашего времени постоянно находит подтверждение в событиях, происходящих в настоящее время в нашей стране. Прозорливость великого русского писателя и сейчас вызывает восхищение у наших современников».

Повертевшись в кресле некоторое время и ничего не придумав, он снова звонит:

— Тоха, а этот хмырь, он вообще чем занимался?

— А фиг его знает. Ленка сказала, что он был... Ну, типа этого… — Антон замешкался, подбирая нужное слово.

— Не понял, типа кого? Типа гопник, что ли? – попробовал угадать Егор.

— Да вроде того, хотя, может, он под гопника только шифровался?

Егор пишет:

«…Герои произведения испытывали большие жизненные трудности, особенно главный герой. На преступление его толкнула проблема материального характера, которую он не мог решить другим способом».

Компьютер между тем, ненавязчиво пискнув, проинформировал, что до окончания установки осталось тридцать минут.

— Тоха, чего-то он медленно грузится, — жалуется Егор другу.

— Козе понятно, седьмая винда. Linux надо устанавливать, этот Ubuntu.

И вообще, Горик, смени уже свой хлам на путёвый комп. У меня вот четыре ядра, шестнадцать Гигов оперативки и видеокарта на четыре Гига. Мечта и геймера, и программиста!

— Ладно, сменю как-нибудь, ты лучше расскажи, как он на эти бабки оттянулся.

— Ни фига он на них не оттянулся, он всё роздал. Время в этом смысле тупое было. Идеалы там всякие гнилые, «свобода, равенство, братство». Отстой, короче. Потом его на каторгу сослали, а подруга, фамилия у нейё такая прикольная... кажется, Мармеладова, к нему поехала.

Егор пишет:

«…Герой романа отдал все сбережения, которые оказались в его распоряжении, нуждающимся, а сам отправился на каторгу, разделив её тяготы с декабристами. Мармеладова последовала за ним, как и другие декабристки, чтобы быть рядом с любимым человеком и скрасить его тяжёлые серые будни».

Егор сонно глядит в экран монитора, который, мозоля глаза, снова сообщает, что до окончания установки осталось тридцать минут.

— Тоха, ни фига он не грузится.

— Ты прикол слышал? Информация, что до окончания загрузки осталось пять минут, радует только первые четыре часа, — с хохотом отзывается Антон.

— Тоха, всё, я сливаюсь. Башка не варит. Скажи, чего в конце написать? – сонно просит Егор, вытягиваясь в кресле.

— Ну напиши про… этот, конфликт поколений. Типа, вот не договорились пацан с бабкой, и всё плохо кончилось, — так же сонно отвечает друг.

— Классно. Спасибо, умник!

— Ха! Кент фуфла не гонит! — гордый своей сообразительностью, отзывается Антон. Егор, недолго думая, пишет:

«…Конфликт отцов и детей в произведении Ф.М. Достоевского вспыхнул с новой силой. Мрачные были времена. Когда молодые не могли договориться со старшими по материальным вопросам, им приходилось браться за оружие».

В комнату заглядывает мама.

— Мам, ошибки проверь, — просит Егор, вытягиваясь на кровати.

Она усаживается за стол, читает, но вскоре поднимает глаза и тихо спрашивает:

— Егор, ты издеваешься?! Безобр-р-р-азие! Садись и пиши заново, как следует, пиши! А-а-а, уже почти час ночи… Ладно, спиши хоть из Интернета, что ли, чтобы тройка была. И смотри мне, пока читать не начнёшь, смартфон не получишь. Всё!

— Да что ж такое?! Один глюк, а столько проблем! Же-е-е-сть, — с тяжёлым вздохом поднимается с кровати Егор.

Компьютер снова верещит, возвестив о том, что процесс победно завершился. Егор бросается к нему, минут двадцать подключает Интернет, потом с радостными воплями за три минуты скачивает сочинение с портала www.dostoevsky.ru, быстро переписывает в тетрадь и, закинув её в портфель, в два часа ночи наконец блаженно засыпает.

Последняя мысль его о том, что с преступностью в России надо бы как-то бороться, в конце концов, а то уже столько лет пишут, пишут, а толку никакого. Достали уже своей отстойной писаниной!