На Родине
Так велось издалека, издревле.
Жизнь сложна, ну а путь её прост.
Лес и речка. У речки деревня,
За деревнею поле, погост.
Торопиться здесь вовсе не надо,
Всё душе для труда под рукой.
Размеряй свою жизнь по укладу,
И не нужен порядок другой.
Земляков суета не подвинет.
Не сломает привычный уют.
Не в разлуке с местами родными
Жизнь свою они здесь проживут,
Так, как жили их предки издревле…
Только с виду путь жизненный прост.
Лес и речка, у речки деревня,
За деревнею поле, погост.

Воспоминание матери
Была маленькой. Помню однако.
У окна сидим, ждём их… Идут
В обнимку тятяка с мамакой
По улице. Песни поют.
Будто времечко то недалечко,
Будто слышу родимых опять…
Во дворе. Вот уже на крылечке,
И поют про тесову кровать.
Снег скрипит под ногами их жёстко,
Обметают, метёлкой шурша.
А мамака ведёт подголоском,
Так поёт – обмирает душа.
Дверца скрипнула. В сенцы заходят.
Нам волненье от песни не снять.
– Эх-ка дайте, быстрее-ка дайте,
Вы душою моей не играйте,
Эх-ка дайте тесову кровать.

Будто рядом те дальние дни,
Пред очами моими встают…
В дом заходят в обнимку они,
Будто слышу сейчас, как поют.

Старик
Вот родные места перед взором,
Что в душе – никуда не ушло.
Тяжело, но поднялся на гору
И глядишь на родное село.
Есть печаль, а раскаянья нету,
По-другому бы жить ты не смог.
Вот деревня – часть белого света,
Света белого твой уголок.
Сладок хлеб твой был здесь или горек?
Здесь прошли твоя жизнь и судьба.
Попрощаться взошёл ты на гору,
Время есть у тебя.

Вдова
Навещали её, как могли,
Дочка с зятем, хоть пьяницы были.
Умерла. Что ж, машину нашли.
Отвезли. Схоронили.
Всех в себя принимает земля.
Место даст. Никому не откажет.
Как же, Господи, жизнь прожила,
Как вдовой семерых подняла,
В голод, в войны детей сберегла.
Умирала – их, видно, ждала?
Но об этом никто не расскажет.
Что когда-то на свете была,
Холм могильный и тот – не покажет.

Снова вьюга
Вихрем вдруг снежинки полетели…
Вижу грустной, милая, тебя.
Ветер самой первою метелью
Разыграться хочет не шутя.
В палисаде мёрзлые деревья
Одичало сучьями стучат.
На ветру шальном, теряя перья,
Птицы громко, жалобно кричат.
Подошло смятенье дня и ночи,
Срок настал для сумрачной поры.
Пролетая, рвутся тучи в клочья
На плечах темнеющей горы.
Всё сильней, надрывней ветер стонет,
Сизой мглою заклубилась высь.
В поле, как встревоженные кони,
На дыбы все вихри поднялись.
Что же, время непогоде править,
Ей черёд. И пусть трясётся дом.
Милая, снежинкам не оттаять,
Незачем себя сейчас печалить,
Погляди на бурю за окном!

Буря
Темнеет. И ветер всё круче,
Село вдруг окуталось мглой.
Лиловая, грозная туча
Покрыла всё небо собой.

Вой ветра и шелест бурьяна.
Снежинка. Вторая. И вот:
Тяжёлым обвальным бураном
На землю упал небосвод.

А ветер неистовей, злее,
Как трудно и жутко в степи.
Представим вдруг и пожалеем
Мы тех, кто сегодня в пути.

Быть может, к жилью недалече –
Во мгле не увидишь ни зги.
Кто сбился – помочь уже нечем.
Удача, хоть ты помоги!

При буре такой поневоле
В окно смотрим пристально мы
И шепчем в метельное поле
Кому-то: «Спаси, сохрани!».

Орион
В ночь глухую шороха не слышно,
И высок, просторен небосклон.
Снова над заснеженными крышами
Встало ты – созвездье Орион.
Мгла ночная тает понемногу,
Шире поднебесный окоём.
Надо мною звёздная дорога,
Ярко, дивно светит Орион,
Вёрсты лет проносит надо мною
Эта ночь, похожая на сон.
Я гляжу, как в детстве на родное,
На тебя, созвездье Орион.

* * *
Озябше, устало и хмуро
К кустарнику ветер приник.
Печально, как будто бы струны,
Перебирая тростник.
Как марево, зыбко тростинки
Мерцают, и льётся камыш.
И здесь ни тропы, ни тропинки,
Полыни сухие былинки
С кугой перемешаны лишь.
Баюкает сон деревушку,
/Бытьё – ни туда, ни сюда/.
Бежит от деревни речушка,
Петляет, не зная куда.
Не вспахано здесь и не сажено,
Да здесь и не надобен плуг.
Болотца, ручьи и бочажины,
Где раньше поёмный был луг.
Густою и серою мглою –
Под ноги деревьям, кустам,
Как буйно шумит под горою,
Вдоль русла сухого бурьян.
Шум этот и дальние блики
Речушки, знобя душу нам,
Уносит угрюмым простором
К взлохмаченным, диким для взора,
Забытым давно небесам.

Кулаки
Дальняя дорога им легла.
В январе морозы круто жгли.
Взяли от родимого угла,
От двора, уюта и тепла
Под конвой. Куда-то повезли.
И полозьями снег резался глубоко…
От мольбы, рыданий проку нет.
Позади околица. Далёко
Запах дыма всё бежал им вслед,
И село всё больше застилала
Степь. (В снегу полынь кругом.)
Без хозяев печка остывала,
Холодел, мертвел от стужи дом.
Не было пути для них суровей,
Но терпеть привычка помогла.
Вот она встречает, – что готовит
В новом месте матушка-земля?
Сердце сжалось в первые минуты:
Хороша, плоха ли – не мила!
Не родная… Чуждо, неуютно
На прибывших глянула она.
И не ёжась под прицельным взглядом,
Потеряв, оставив, что имел,
Ты, ломая горечь и досаду,
Всё же тихо вымолвить сумел:
– Небо – то же, степь под пашню – рядом.
Лес и речка, как и дома есть.
Свет большой, а обживаться надо,
Значит, будет родина и здесь.

* * *
Пустынно вокруг и просторно,
Над речкою в дрёме тростник.
Ненастной погоде покорный,
Кустарник над склоном поник.

А ветер неистовей, круче.
Свод мглистый небес невысок.
Клубятся лиловые тучи,
Летят и летят на восток.

Журчанье сметаемой в балки,
Бросаемой ветром листвы.
На ветках нахохлились галки,
Унылы, грустны воробьи.

К отлёту себя собирают
Грачи и ненастно так – в лад –
Большою растрёпанной стаей
Над полем пустынным кричат.

Кружат над родимой сторонкой,
С обжитых насиженных мест –
Прощаньем, тревожно и громко
Разносится крик их окрест.

Плач о матери
К вечеру яснее тишина,
В небо из-за леса снова выйдет
Полная, огромная луна –
Мама её больше не увидит.

Свет вечерний догорит дотла,
Ветки клёна стелются по крыше.
Возле дома шелестит трава –
Этот шелест мама не услышит.

Вновь мычит, хозяюшку зовёт,
Громко дышит во хлеву корова.
Лунный свет подворье обоймёт,
Встанет ночь над опустевшим кровом.

Потускнеет звёздный небосклон.
Тихо-тихо мгла ночная схлынет.
Постучит в окно ветвями клён –
Штор с окна никто не отодвинет.

Солнца ослепительная сень
Встанет, и рассеются потёмки.
Не увидит мама этот день,
Мама не поднимется в будёнки.

Нету ей ни ночи и ни дня,
Над могилой свежей – ветер дышит…
Боль мою, печаль мою, меня
Моя мама больше не услышит...

Будёнки*
Вот и меркнет лунное сиянье.
Деревенский сторожа уклад,
Петухи, устав от ожиданья,
Точно в срок зарю проголосят.
Промычат в хлеву коровы зычно
И казачек оторвут от снов.
Утро начинается обычно:
Зов коров и пенье петухов.
И парным, бурлящим молоком,
Звоном, рассыпающимся громко,
Запоют во всех дворах доёнки
Утренним разбуженным селом.
Тени, торопясь, проходят мимо,
Мгле в углах укромных не пристать.
И махнут хозяйки хворостиной –
Жданок, Зорек, Ночек в стадо гнать.
С кард на волю выпустят бурёнок,
Вслед тихонько скрипнут ворота.
Эхом громовым удар кнута
Подтвердит – идёт пора будёнок.
Первый луч за лесом тихо бродит,
От скворечен звёзды отошли.
В светлом и поблекшем небосводе
Догорят, погаснут и они.

*Будёнки / казачье / – утреннее пробуждение

Сон
…Вдруг деревья в сумраке вздохнули,
Шелестя встревоженно листвой.
Ветвями, как крыльями, взмахнули,
И стволы взлетели над землёй.

Взмыли высоко густые кроны,
Небосвод был холоден, угрюм.
И оттуда до равнины сонной
Доносился грустный тихий шум.

Шум листвы, как лёгкое дыханье,
Пролетал, не трогая покой.
Словно приглушённое рыданье
Над заснувшей бедною землёй…

* * *
Вот опять я пришёл
к материнской могиле,
Крест. Ограда. Трава.
«Здравствуй, мама моя!»
Жестяные цветы потускнели
от пыли,
Глубже в землю вросла,
утонула скамья.
Ветер резко полынь под оградой
качает,
То ль зовёт, то ли гонит он ласку
и грусть.
Крест. Ограда. Скамья.
«Здравствуй, мама родная,
У могилы твоей я побуду чуть-чуть...
Пусть опять для себя я тепла
не достану,
Бесприютность с лица и души
не сотру,
Всю печаль свою выскажу здесь
тебе, мама,
На осеннем промозглом ветру,
Всю тоску свою выдохну».
Нет мне ответа.
Есть же, есть она, связь
меж холодною мглой
И живым ослепительным
солнечным светом…
– Я здесь, мама моя. Я услышан
тобой?