С патриотическим настроем
По словам Тараса Евгеньевича, окончив школу в Оренбурге, он, не раздумывая, поступил в Оренбургское высшее зенитное ракетное училище. После окончания училища в 1987 году был направлен на службу в Киевский военный округ, а зимой 1988 года был определён на ликвидацию аварии на Чернобыльской АЭС. После этого службу продолжил в Забайкальском военном округе. А с января 1995 года начал работать в отделении областного Пенсионного фонда РФ.
– Тарас Евгеньевич, как я понял, Вы мечтали стать военным, если не секрет, с чем это было связано?
– В то время, когда я оканчивал среднюю школу, а было это в начале 80-х годов прошлого века, среди молодёжи были сильны патриотические настроения. К тому же время тогда тоже было весьма нестабильным, это было связано с пиком холодной войны. К военной службе я, можно сказать, готовился с юношеских лет. С 8 класса я был курсантом военно-патриотической школы «Юный зенитчик», которая действовала при зенитном училище. Это была хорошая подготовка как в физическом плане, так и в теоретическом. В итоге из моего класса, в котором было 12 юношей, восемь стали военными.
– Давайте непосредственно вернёмся к теме Чернобыля. Как Вы оказались на месте аварии?
– На место аварии был направлен по приказу командования, причём работать пришлось на том самом четвёртом энергоблоке на объекте «Укрытие». Из своей части я сначала прибыл в Киев, где нас собрал командующий военным округом, был проведён соответствующий инструктаж, доведены задачи. На объекте я находился с декабря 1988 года до середины марта 1989 года. Это было уже два года спустя после аварии в 1986 году, поэтому мы в отличие от первых ликвидаторов могли находиться более продолжительное время. За два года, я считаю, что только при той финансово-экономической мощи, которой обладал Советский Союз, удалось устранить последствия техногенной катастрофы. К этому времени практически был снят грунт, вырублен лес, на огромной площади были проведены обеззараживающие мероприятия. По сути, можно уверенно сказать, что там была проведена к этому времени гигантская работа.
– Расскажите о тех задачах, которые были поставлены перед вами?
– После нашего прибытия на тот самый четвёртый энергоблок в нашу задачу входил разбор этого самого энергоблока. Нам необходимо было провести мероприятия по обеззараживанию поверхности, а также осуществить физическое изъятие всех заражённых элементов. Работали мы в костюмах химической защиты, которые также, соответственно, подлежали утилизации. Среди нас не было солдат-срочников, основной потенциал составляли кадровые военнослужащие и граждане, призванные из запаса, их возраст должен быть не моложе 30 лет. В целом могу отметить, что работать на объекте было для меня очень интересно. С другой стороны, это была хорошая жизненная школа.
– Как проходил и из чего состоял рабочий день ликвидаторов?
– Он у нас проходил по строго заведённому распорядку. Проживали мы в специально возведённых для этого модулях. Климат там достаточно комфортный в зимнее и в весеннее время. Я в тот период был молодым лейтенантом, мне тогда там исполнилось 22 года, а командовать приходилось солдатами, которые были вдвое старше меня. Но особых проблем в этом плане не было. И что меня тогда поразило в этих людях, так это то, что им ничего не надо было объяснять, все они были с очень большим чувством долга и ответственности. Все они понимали, что они делают, и самое главное – там не было какого-то страха или обречённости. У всех было понимание, что они выполняют нужные и важные задачи и что никто, кроме них, это не сделает. Сами мы дислоцировались в 30 км от станции, поэтому ежедневно требовалось туда ещё доехать. По сути, всё, что мы там делали, можно сравнить с проведением войсковой операции. Основную работу мы обычно заканчивали к обеду, затем проходили обработку родезом (специальная обеззараживающая пена). Отмечу, что обработка проводилась как перед входом в зону, так и перед выходом из неё. Производилась ежедневная смена белья и формы. Последняя была не военной, а спецодеждой. Также осуществлялся регулярный замер дозиметром, сдача крови каждый месяц. Затем прибывали в расположение части для отдыха и пополнения сил. Отмечу, что в части была строжайшая дисциплина. После обеда обязательно проводилась планёрка – докладывали командиру части о выполнении задач, определяли их на следующий день, сообщали о состоянии здоровья ликвидаторов. Если были какие-то симптомы, то человека тут же отправляли на осмотр.
– Каким было питание у вас?
– Рацион, конечно, у нас был усиленный и включал мясную продукцию, различные каши, фрукты. Нашему питанию уделялось серьёзное внимание, и оно включало главным образом те продукты, которые выводят радионуклиды, – говядина, гречка и ряд других продуктов.
– Вы сказали, что у вас была строжайшая дисциплина. В чём это выражалось?
– Как я уже говорил, то, что мы делали, было, по сути, военной операцией. Поэтому если не поддерживать строгую дисциплину, то все наши усилия могли бы сойти на нет. Ни в коем случае не допускалось разгильдяйства, нарушения дисциплины и какого-либо беспорядка в части.

Обречённости не было
– Тарас Евгеньевич, что лично Вас поразило на Чернобыльской АЭС?
– Я по специальности был военным инженером, и когда впервые прибыл на станцию, то меня прежде всего поразили масштабы этого объекта. Размеры станции можно назвать циклопическими, хотя сам четвёртый энергоблок был сравнительно небольшим. Удивила высокая технологичность станции – для того времени она была передовой. Поразил меня и персонал станции, который в тот период продолжал работать, и меня восхитило, что никто из них не высказывал слов обречённости. Для них это был как корабль, который получил пробоину, но они, несмотря на это, продолжали плыть. И надо отметить, что станция ещё на этапе проекта проектировалась с огромным запасом прочности. Поэтому персонал к такому повороту событий был готов. Произвёл на меня впечатление и город Припять – одним словом, это было жуткое и страшное зрелище. Летали мы туда на вертолёте для выполнения задания.
– Поддерживаете связь с теми, с кем участвовали в ликвидации аварии?
– К сожалению, нет. Все мы были из разных уголков Советского Союза, и впоследствии всех нас разбросала жизнь по разным краям. К примеру, я буквально через полгода уехал, можно сказать, на другой конец страны –
в Забайкалье. Затем был распад СССР, что тоже наложило свой отпечаток на поддержание связи с этими людьми.
– Что лично Вам дало участие в ликвидации последствий на Чернобыльской АЭС?
– Как я уже упоминал до этого, для меня это большой жизненный опыт и ощущение причастности к крупным историческим событиям. В чём-то я проверил себя, собственные силы и качества. Конечно, к таким мыслям я пришёл уже с высоты прожитых лет. А в тот момент, будучи молодым человеком, воспринимал как хорошо выполненную служебную командировку.