А Варвара лежала в своей комнате на высоких подушках и смотрела на балконную дверь, сквозь которую были видны мятущиеся по ветру ветки голых осенних деревьев и дождливое ноябрьское небо. Варвара не читала и не смотрела мультики, грудь сжимала боль при каждом вдохе и выдохе, и спать было невозможно из-за ужасного хрипа, который издавали простуженные бронхи девочки. Вся семья Вари тоже не спала в такие ночи. Папа заваривал ей траву, мама нарезала яблоко, и родители сидели у неё в ногах по очереди, ожидая, когда астматический приступ утихнет и девочка заснёт. Так тянулись долгие три недели. Сначала Варя, как все пятиклашки, которые не любят ходить в школу, обрадовалась болезни, а потом недуг стал забирать все силы и радости. Девочка смотрела в окно. Её карие глаза, казалось, посветлели и стали зелёными, а смуглая кожа отдавала желтизной. Приходящая на дом врач ласково брала девочку за тонкую и лёгкую ручку, а потом на кухне говорила родителям: «Всё ведь делаете, как надо? Смотрите. Девочка слабая, ей надо хорошо есть и потихоньку вставать с постели. Плохо, что болеет без температуры, но хорошо, что откашливается».
И Варя потихоньку клевала принесённые мамой котлетки и омлет и мучилась от долгих изнуряющих приступов кашля, но не вставала. Только в туалет по стеночке и опять в постель. Даже нельзя сказать, что она скучала по своим друзьям: рыжему коту Мавру, Пал Палычу и дворовым мальчишкам, с которыми у неё шла беззлобная дружба-война. Скучала она только по внуку Пал Палыча – Мите, с которым никогда не виделась в жизни, но которого видела на картине в мастерской художника. Старик ей много про него рассказывал, читал его письма, а в глубине сердца Варя хранила тайну о том, что однажды картина ожила и впустила девочку в Митину жизнь. Или ей это приснилось? Но сейчас, засыпая, Варя пыталась представить рыжего, как солнце, мальчишку, густой лес и узенькие малохоженые тропинки в нём. Но сон не приходил. Приходила долгая тягомотная и неисцеляющая дремота.
Однажды сквозь такую тяжёлую мутную дрёму Варя услышала, что кто-то позвонил в дверь, для врача было поздно, и она стала прислушиваться. Знакомый тёплый и низкий голос что-то говорил её родителям, а потом дверь закрылась, и в комнату зашёл улыбающийся папа:
– Знаешь, кто к тебе приходил?
– Знаю. Пал Палыч. – Несмотря на равнодушие ко всему, Варя поняла, что рада.
– А знаешь, что он принёс? – Папа что-то прятал за спиной.
– Ну, пап…
Папа достал из-за спины чудесную белую хризантему и какую-то яркую открытку.
– Вот. Это тебе от Мити!
– От Мити?! Правда? – Варя не поверила своим ушам и довольно резко села в постели, голова закружилась, но Варя всё равно протянула руку за дарами.
Цветы чудесно пахли горькой травой и холодом, а на открытке было нарисовано какое-то зверино-цирковое буйство: зайцы били в барабаны, медведи крутили педали велосипедов, а пудели в балетных пачках стояли на задних лапах. Но Варя немедленно перевернула открытку и на штемпеле прочла – Республика Башкортостан. «Ура! Правда, от Мити! Не обман, не подделка!» – Девочка жадно стала читать послание, написанное твёрдым почерком.
«Дорогая Варя! Я так давно собирался написать, но всё как-то не решался. А вчера дед позвонил и сказал, что ты сильно заболела… Я нашёл только эту дурацкую открытку, но, может, она тебе понравится. А я недавно видел сову! Она такая красивая: серая с белыми ромбиками, клюв жёлтый, а глаза какие-то светящиеся. Она сидела в дупле и сказала мне: «Ту-гу!». Это приветствие! Я попросил деда нарисовать её, а ещё купить тебе от меня цветов. Выздоравливай, пожалуйста. Болеть плохо. Митя».
Всё это с трудом помещалось на маленькой открытке, и крупные буквы к концу письма стали мелкими и неразборчивыми.
Варя прочитала открытку, наверное, тысячу раз и всё любовалась на пенящиеся цветы, которые мама поставила в вазочку у её кровати. От радости она быстро и легко съела ужин, не пикнув, вынесла очередной укол и, свернувшись клубком, тихо заснула, касаясь рукой припрятанной под подушку открытки.
Этим же днём, накануне, Пал Палыч, выполняя просьбу внука, работал. Повезло, что у него нашёлся небольшой подготовленный и загрунтованный холст. Быстро наметив углём рисунок, художник крупными мазками писал чудесную светлую сову, которая уютно выглядывала из дупла. «Длиннохвостая неясыть!
Наверное, эту совушку видел Митя, – рассуждал художник, – надо делать скорее, сегодня всё наметить, а завтра уже прописать». Пал Палыч всегда торопился работать. Он был очень стар, и главный его страх – оставить незаконченную картину, не донести что-то, не успеть сказать – побеждался только упорным трудом. Но в этот раз всё получалось как по волшебству: нужная краска находилась сразу, цвет легко смешивался, мазки как перышки сами ложились на холст, а шершавая кора дуба проступала как настоящая под быстрой кистью. Масло как-то удивительно быстро схватывалось, и даже мелкие детали старик успел проработать. Очень довольный и вымотанный художник лёг спать в два часа ночи, дописывая лесную птицу под не очень ярким светом лампы. Пахнущая краской картина стояла у окна на мольберте, сова на ней хитро и как-то довольно смотрела, дерево бугрилось и, казалось, пахло дубовой корой и густым лесом. Уставший мастер спал на диване, накрывшись старым пледом, на табурете около мольберта, примостившись между красками, кистями и палитрой, остывая, слегка дымился налитый чай. Пал Палыч так устал, что заснул, не выпив его.
А во дворе под синей скамейкой спал кот Маврикий. Ему было зябко, но он отказывался покидать свой пост даже в темноте.
Варя проснулась посреди ночи от странного звука. Прислушавшись, она поняла, что какое-то шуршание и шорох доносится с улицы, и затаила дыхание. Вдруг девочка ясно услышала: «Ту-гу!», потом опять: «Тугу-гу!». Она вскочила с кровати и бросилась к балкону – там, на ветке дерева, шурша крыльями, мостилась светло-серая большая птица. Вот она замерла и, не мигая глядя на Варю, сказала: «Туг-гу».
– Сова! Здравствуй, Сова! – радостно ответила Варя.
Прижавшись носом к холодному стеклу, она разглядывала чудесную птицу, её большую голову, ладное тело, небольшие торчащие уши. Сова тоже, казалось, смотрела на Варвару. И вдруг из её желтоватых глаз полился свет. Лунного цвета, волшебный, мягкий, он, казалось, стучался и просился к Варе за стекло. Больная девочка, недолго думая, открыла дверь и вышла босыми ногами на балкон, отметив про себя, что наступила на быстро тающий первый снег. Да и весь двор, и деревья, и скамейки были припорошены этим чистым белым снегом. Луна и снег делали ночь светлой и нереальной. Сова сидела, не шевелясь, свет, струясь, окутал маленькую фигурку девочки. Варя, несмотря на снег, чувствовала тепло. Она замерла, наслаждаясь этим ощущением. Вдруг Варя услышала снизу знакомый «мяв». Мавр, увидев её, стоящую на балконе третьего этажа, радостно стал нарезать круги по двору, непрерывно мяукая. Варя помахала ему рукой, а когда перевела взгляд на деревья, поняла, что Совы уже нет. Но ей было не грустно, а очень весело. Махнув на прощание рыжему коту, луне и всей волшебной ночи, Варвара пошла спать.
Наутро Варя так и не смогла вспомнить, приснилась ли ей волшебная птица или действительно прилетала, но она проснулась радостная, и ей очень захотелось выздороветь.
Едва начав потихоньку гулять, девочка вместе с папой отправилась в гости к Пал Палычу и Маврику. Пока художник, радостно суетясь, ставил греться чайник, а папа угощал колбасой Мавра, девочка как зачарованная смотрела на свежую картину. Янтарные глаза совы были словно живые, а перышки забавно топорщились.
– Какая сова! Пал Палыч – Вы гений! – воскликнула Варя.
– Ну что ты, Варенька, – отмахнулся старик, хотя было видно, что он польщён. – Мне просто очень хотелось написать её. Она так поразила Митю! Это и правда, наверное, к счастью, встретить в лесу сову!
– А мне она снилась! Или прилетала! Я точно не знаю, но она была такая же, как и здесь!
– Ну раз вы уже знакомы, значит, место в твоей комнате для картины найдётся! – объявил немного торжественно художник и, сняв с мольберта холст, переставил его к порогу.
Варя от радости захлопала в ладоши, её папа, слегка растерявшись, почему-то пожал сухую руку старика.
Эта чудесная картина висит в Варином доме до сих пор, хотя девочка уже выросла и давно уехала от родителей. Но когда ей плохо или грустно, она смотрит в ласковые совиные глаза, и её, как и тогда, в детстве, охватывает волна благодарности и любви.

Мария Чалкина родилась в 1983 году в Оренбурге. После окончания филологического факультета Оренбургского пед-
университета работает в прессе. Член областного литературного объединения имени В.И. Даля. Рассказы печатались в газетах «Оренбуржье», «Вечерний Оренбург».

Фото с pinterest.ru