Мы беседуем с художницей после открытия выставки и презентации книги-альбома с её произведениями в Оренбургском музее изобразительных искусств.

– Ваши работы очень поэтичны. Вы пишете стихи? Кто из поэтов Вам интересен?

– Стихи начала писать еще в детстве, а сейчас просто не могу жить без поэзии. Первое, что перевезла с собой в мою новую мастерскую в Амстердаме, – это свои любимые стихи. Поэзия даёт мне очень много образов. Люблю русскую поэзию – Ахматову, Ходасевича, Гумилёва, само собой Цветаеву. Ну и, конечно, Пушкина. У нас в семье читали очень много. Сколько себя помню, отец нам что-нибудь читал вслух.
– А Ваше стремление к изобразительному творчеству? Оно проявилось тоже с детства?
– В моих самых ранних воспоминаниях я сижу с цветными карандашами и рисую. И так как-то само собой всё естественно пошло: художественная школа, художественное училище, затем институт…
– Однажды Вы обратились к культуре Индии, её искусству, эпосу. Расскажите, с чем это было связано?
– Это была обычная заказная работа. Для Екатеринбургского книжного издательства я когда-то очень удачно сделала иллюстрации к Бунину. После этого меня пригласил к себе их главный художник: «Мы Вас берём на работу. Пожалуйста, выбирайте, что хотите иллюстрировать». Я посмотрела по списку, что там есть, и среди прочего увидела адаптированное издание «Махабхараты» – «Сказание о великой битве», индийский эпос, то есть сказки. Представляете, что это для художника: индийский эпос, подарочное издание? И я ткнула пальцем. Если б знала, к чему это меня приведёт.… Когда тыкаешь пальцем, надо всегда думать о последствиях (смеётся)…
А привела вся эта затея к тому, что через пару лет, после окончания этой работы, я оказалась в Индии, в храме, босиком, где-то под Канчипуром. Одна, без знания языка, без проводника, без переводчика, с индийским приятелем-художником, который мне показывал окрестности… Но об этом чуть позже.
В общем, я начала делать иллюстрации. Не офорты, а полностью макет книги – заставки, концовки… Больше ста иллюстраций! Практически все главы книги начинаются с буквиц. Работала ровно год. За это время издательство разорилось.
Это были самые тяжёлые годы – конец девяностых. Тогда была гиперинфляция, и того, что они тогда заплатили, мне хватило только на чашку кофе. Мне позвонили и сказали, что ничего не могут сделать – книга не выйдет. С чемоданом эскизов, зарисовок и идей я поехала в Дом художника в Подмосковье. Там просто так, ни для чего, сделала около десяти офортов. Зима, лютый холод, всё разваливается, отопления нет, ничего не работает… Но я выполнила офорты, хотя и не знала, что же мне с ними делать дальше.
Собралась ехать в Оренбург, где в феврале-марте 1995-го у меня была запланирована выставка. А пока стоял конец декабря. По рекомендации приятеля я сначала решила заехать в Москву, набрала номер телефона музея Востока. Вышла на Ирину Игоревну Шептунову – заведующую отделом Юго-Восточной Азии, специалиста по индийскому искусству и могольской (от периода Великих Моголов. – А.М.) миниатюре. Для представления своих работ она мне выделила ровно полчаса. После трёхчасового разговора я оставила ей свои работы и уехала.
Вернулась через полгода. Ирина Игоревна познакомила меня с советником по культуре посольства Индии Паваном Вармой, и он сразу предложил сделать выставку в посольстве. Ещё через полгода меня пригласили в музей современного искусства в Бхопале, в самом центре Индии, в лучшем музее современного искусства этой страны. Я влюбилась в Индию…
Там я познакомилась с современными художниками, которые знали, что показать и чем удивить своих коллег. Я увидела Санчи – совершенно удивительные буддийские рельефы первого века нашей эры, с изображениями которых я работала, когда делала иллюстрации.
Потом я поехала дальше, на юг, в Мадрас, который сейчас называется Ченнай, и вот там я нашла свою Индию. Недалеко от Ченная на берегу океана находится деревня художников. Сейчас у них есть даже свой музей, на открытие которого я к ним летала уже из Голландии.
– Вы часто бываете в Индии?
– Я всё время туда возвращаюсь, там у меня друзья. В последний раз я совершила свой арт-тур в 2011 году. Тогда проходила выставка проекта «Hortusbotanicus» – «Ботанический сад». Я показала его в Российских центрах культуры в Тривандруме и Ченнае. Потом со своей подругой Асмой Менон мы сделали отдельную совместную выставку офортов в галерее «ArtWorld».
– И белый стих «Я сажаю дерево» связан именно с этим проектом?
– Да. Но это даже не проект, а нечто большее – какая- то большая идея, тема, над которой я работаю уже много лет. Сначала я сделала выставку серии холстов «Священная роща» в Амстердаме. Потом была совместная выставка с голландской скульпторшей Ханнеке де Мюнк. Позже – персональная выставка в галерее «Оранжери»... Это такое очень интересное, удивительное место – настоящая оранжерея, которая находится на территории дивного парка в Амстердаме. Организацией выставок в галерее «Оранжери» занимается Стихтинг (общество по-голландски) «Амстел Парк». В мае, когда становится тепло, они выносят из оранжереи на специальную площадку кактусы и другие экзотические растения, расставляют оборудование, и оранжерея превращается в галерею. Получается, что работы в стеклянном оформлении висят на фоне зелени… Это опасно.
– Почему? В чём Вы видите опасность?
– Нельзя соревноваться с природой. Скажем, ты рисуешь дерево, символическое, условное, и вешаешь его на фоне живых деревьев… Природа всегда роскошнее, чем любое искусство (смеётся). Она – выше. Получается такое невольное сравнение: роскошный пустырь, экзотические пальмы… Под ними – примерно такие же перегородки. Но они подвижные, на колёсах, их можно по-всякому компоновать, устраивать любое пространство, чтобы вешать там свои работы. А фоном всё равно идёт экзотический парк, а не просто какой-нибудь лес.
– А как в Вашей жизни появилась Голландия?
– Я живу там уже десять лет. В своё время влюбилась и вышла замуж за голландского художника. Мы работали над одним арт-проектом в течение полугода, а потом поженились. И до сих пор продолжаем делать проекты вместе.
– Когда вы для себя открыли офорт?
– Пока об этом я не могу судить, потому что нахожусь внутри жизни, как внутри потока. Я не могу жить и в то же время анализировать себя. Мне кажется, что художник и искусство – как явления – больше, чем границы государства, и не вмещают все эти условные деления на какие-то границы.
– Влияет ли на творчество переезд и жизнь в другой стране?
– Я его не открывала. В Харьковском художественно-промышленном институте я училась на отделении станковой графики. На втором курсе мы изучали литографию, офорт, ксилографию, линогравюру – все техники гравюры, которые по программе положено освоить в высших учебных заведениях. Мне офорт оказался ближе. Это очень увлекательная техника! Если делаешь офорт, то параллельно другими видами искусств заниматься просто невозможно. Он забирает всё время. Я несколько лет работала только в этой технике.
– Вы попали в первую четвёрку наших творцов, удостоенных звания заслуженного художника России, что, несомненно, повлияло на общественное признание и уважение. В чём секрет успеха?
– Даже не знаю.… В трудолюбии и умении отказывать себе во всём. И ещё уметь проигрывать, потому что мы не всегда «обречены» на выставку. Думаю, что никогда ни у кого не бывает такого, чтобы всё и сразу получалось и награды сыпались на голову. У меня был однажды тяжёлый период, когда всё было сложно, всё рушилось, ничего не получалось. Тогда меня поддержало знание того, что Наполеон, этот образец человеческой карьеры, проиграл треть жизненно важных битв. Все взлёты и падения надо уметь воспринимать как часть одного пути и быть благодарным за всё. Но это понимаешь уже потом, через много лет (смеется).
– Где Вы черпаете внутренние силы?
– В природе, искусстве, творчестве. В общении с друзьями. Я люблю приезжать и в Оренбург, и в Индию – моё обжитое пространство, где живут мои друзья.