Иван Ерпышёв

Юрий Орябинский родился в селе Романовка Шарлыкского района Оренбургской области. Старожилы называли Романовку селом на родниках, потому что их там, действительно, не сосчитать.

Детство Юрия Михайловича прошло с бабушкой и дедушкой, родители жили в городе. К бабушке обращены пронзительные строки:
О всех моих бедах и всех неудачах,
Прошу тебя, бабушка, ты помолчи.
И перекрести, как ты в детстве крестила,
Как исстари крестят у нас на Руси,
И так попроси, как ты раньше
просила:
– Царица Небесная, внука спаси!
(«О бабушке»).
Вдали от родителей он очень тосковал, особенно по матери. Наверное, поэтому первое его стихотворение было посвящено маме. Оно состояло всего из четырёх строк и было опубликовано в районной газете под фамилией дедушки – Струков. Поэту в то время было 11 лет.
В 1959 году Юрий Михайлович переезжает в Оренбург, учится в школе №5, пишет стихи. О том, как неласково встретил его город, он вспоминает в стихотворении «Обида»:
Мы с ним дрались до первой краски –
Мы чтили уличный закон.
Его я двинул без опаски,
И без опаски двинул он.
А я не драться, а учиться
Приехал в город в пятый класс.
Но разве мог я отступиться,
Когда вокруг десятки глаз.
И мне ли думать об отходе,
Когда любой и каждый знал,
Что он при всём честном народе
Меня «деревней» обозвал.
В марте 1963 года Юрий Орябинский пришёл в Областное литературное объединение имени Мусы Джалиля (сейчас – имени В.И. Даля), которым ещё тогда руководил поэт Геннадий Фёдорович Хомутов. Тогда же в областной молодёжной газете «Комсомольское племя» были опубликованы первые стихи. Ю.М. Орябинский называл Г.Ф. Хомутова своим крёстным, давшим ему путёвку в литературу, и посвятил ему стихотворение «Легенда».
В 1965 году Юрий Михайлович окончил школу с золотой медалью и по совету родных поступил в медицинский институт, но после двух лет учёбы понял – не его призвание. Затем был Всероссийский юридический заочный институт, но тоже «не угадал». По сердцу пришлась рабочая профессия: более двадцати лет он отработал слесарем пятого разряда на машзаводе. В это время, в эпоху освоения космоса, создавалась орбитальная станция «Мир», и по всей стране искали лучших специалистов для её сборки. Был среди них и Юрий Михайлович Орябинский. Он с гордостью вспоминал о своём участии в этой работе и с горечью говорил о затоплении уникальной станции в океане.
После службы в армии в 1970 году Юрий Михайлович ушёл из литобъединения и поэзии на целых 16 лет. Сам он объяснял такой поступок отсутствием серьёзной тяги к литературному творчеству, загруженностью на работе.
Всё изменилось в 1986 году, когда Ю.М. Орябинский попал в больницу с язвой желудка. В больничной палате он написал пятнадцать стихотворений, и сразу, как только выписался, пошёл в литобъединение к Геннадию Фёдоровичу Хомутову.
Юрий Михайлович начал активно работать: его стихи печатались в газетах, в журналах «Молодая гвардия», «Новая жизнь», «Брега Тавриды», «Оренбургский край».
В 1994 году вышел в свет сборник стихов «Соседи». В маленькой книжечке было сконцентрировано творчество последних лет. Большую часть сборника занимает гражданская лирика, связанная с изменениями в жизни России начала 90-х годов. С этой книгой в 1995 году Юрий Михайлович был принят в Союз писателей России.
В 2000 году вышла в свет книга «К родному тянется душа», за которую Ю.М. Орябинскому была присуждена Всероссийская литературная Пушкинская премия «Капитанская дочка» 2001 года в первой номинации (среди профессиональных литераторов).
Ю.М. Орябинский долгое время работал на областном радио сначала корреспондентом, затем ведущим передачи «Слово» (ранее – «Русская улица»). В выпусках программы ко Дню Победы всегда звучали воспоминания участников Великой Отечественной войны, чаще всего друга Юрия Михайловича – Бориса Митрофановича Янкина, фронтовика, участника Парада Победы. Один раз Ю.М. Орябинский записал беседу, воспоминания Бориса Митрофановича Янкина, и отложил кассету до праздника. И так случилось, что Борис Митрофанович умер, а у кассеты был заводской брак – даже голоса фронтовика не осталось.
Так родилась у Ю.М. Орябинского мысль – записать воспоминания участников войны, «перевести живые голоса в печатное слово», чтобы они остались в памяти потомков, чтобы (по выражению Юрия Михайловича) для них, как для американцев, Великая Отечественная не стала Неизвестной войной. За семь лет было создано сорок очерков. Сорок военных судеб были собраны под обложкой книги, получившей название «Для нас не кончилась война». В 2000 году (к 55-летию Победы) книга увидела свет и была удостоена губернаторской премии «Оренбургская лира». Эта книга – гражданский подвиг Ю.М. Орябинского, потому что мало кто из поэтов решится потратить время не на своё творчество, а на кропотливую работу по собиранию воспоминаний.
Поэт сумел понять и полюбить два разных, во многом противоречивых мира – мир города и мир села, и в своих стихотворениях с одинаковой легкостью рисует лирические пейзажи и городского весеннего утра, и деревенской косьбы.
Центр всей лирики Ю.М. Орябинского – его патриотические, публицистические, огненные стихи.
В 2004 году Юрий Михайлович Орябинский умер. В последние годы жизни он писал торопливо, словно предчувствовал близкую кончину, последнюю книгу (так и не изданную при жизни) пророчески хотел назвать «Необходимо дожить».

Мы умеем мечтать

Из ранних стихов Юрия Орябинского

Травинка
Тянулась к свету жёлтая травинка,
Тепло лилось ей с четырёх сторон,
И пробивала тонкая былинка
Трамбованный, слежавшийся гудрон.
Ей солнце улыбалось. И прохожий,
Её увидев, говорил:
– Держись!
...Гудрон был крепок. Крепок.
Только всё же
Росла травинка – побеждала жизнь.

Родился парнишка
В эту минуту,
Когда я пишу эти строчки,
Под небом невинным,
Что льёт свои струи, звеня,
Родился парнишка,
Счастливый парнишка – в сорочке,
И будет он лучше,
И будет он чище меня.
Но мне не завидно,
Что я не родился таким же,
Я появился
В разруху, после войны.
И вправду, мы были
Чем-то взрослее и выше,
Хоть тёрли на партах
Заплатанные штаны.
Как в шубах дырявых, овчинных
Сидели мы в классах,
Где мёрзла вода на ходу,
И слушали тихо,
Учителя слушали чинно
Про изобилье
В каком-то счастливом году.
Он будет об этом
Иметь представление смутное,
И в жизни своей
Никогда не увидит того,
Что мы пережили,
И всё-таки я почему-то
Горжусь этим парнем
И попросту рад за него.

Молодость
Нынче утром я проснулся рано,
Воздух был прозрачен, свеж и чист.
И глядеть немного было странно
На летящий, пожелтевший лист.

Слишком быстро отзвучало лето
Грозами, цветами и травой.
Видно, с каждым в жизни будет это.
Видно, раз бываешь молодой.

Жить смелее, жить на всю катушку,
С ветрами и бурями дружить,
Меньше спать, запрятав нос в подушку, –
А иначе я не мыслю жить!

Пыль, дороги...
Наблюдать и видеть...
И не хмурить раздражённо лоб,
Ненавидеть – значит, ненавидеть,
А любить – завидовали чтоб!

И когда мне кто-то после скажет:
– Слушай, друг, да ты уже седой, –
Я отвечу:
– Седина? – Неважно!
Важно то, что был я молодой.

Мы – романтики!
Мы на станции уголь сгружали,
Чтобы томики Блока купить.
В напряжении руки дрожали,
И хотелось по-страшному пить.

От лопат на ладонях мозоли –
Кровяные в пятак волдыри,
И рубашки пропитаны солью
От работы с зари до зари.

А потом мы шагали устало,
Но походкой рабочих людей,
И глядели, как мчались составы
По мерцающей стали путей.

И мечтали о дальних дорогах,
О своих голубых городах,
О девчонках весёлых и строгих,
О семнадцати наших годах.

Мы умеем мечтать. За задачей
И чертёжной с проектом доской.
Не нужны нам ни «волги», ни дачи,
Ни домашний уют и покой!

Презираем мы тех, кто от света
Затворяется в темную клеть.
Нам бы биться и с бурей, и с ветром
И себя никогда не жалеть!

Ничего не попишешь: такими
Рождены матерями на свет.
Нам – романтики – гордое имя,
Без романтики вовсе нас нет!

Сны
Валился я на доски неоструганные,
Не придавая им значенья строгого,
Ночная тишь позванивала струнами,
И сны мои туманились дорогами.

Дорогами, оставленными где-то,
В какой-то неизвестной стороне,
Где девочка, прильнувшая ко мне,
В голубенькое платьице одетая,
Чертила что-то веткой на луне.

А к той луне уже тянулись люди,
Прокладывали тысячи дорог,
И вся земля напоминала студию
Великого художника эпох,

Великого художника времён,
Какому равных не было на свете...
Не досмотрев, я слышал на рассвете
Команду бригадирскую:
– Подъём!