Накануне памятного мероприятия «ВО» побывал в Музее истории города Оренбурга и побеседовал с сотрудниками о трагических страницах нашей истории периода 30-х годов.

Репрессии коснулись каждого
Политический террор – 30-, 40– и 50-х годов прошлого века затронул все слои населения. Вместе с умершими в тюрьмах и ГУЛАГе, а также расстрелянными по уголовным статьям количество жертв массовых репрессий составило миллионы человек. Нравственные и физические мучения коснулись не только репрессированных, но и их близких – родителей, супругов, детей. В нашем крае около 26 тысяч человек было объявлено врагами народа и 8400 из них – расстреляно.
В целом же по стране цифры жертв репрессий выглядят ещё более ужасными. Наиболее достоверные цифры о числе арестованных и подвергшихся репрессиям в 1921–1954 гг. впервые привёл доктор исторических наук, профессор Владимир Некрасов. Вот они, эти цифры: всего осуждено 3 777 380 человек, из них приговорено к высшей мере – 642 980, к заключению – 2 369 220, к ссылке и высылке – 765 180 человек.
В 1927 году, в год десятилетия Октябрьской революции, Оренбург вновь становится местом политической ссылки: сюда прибывает первая, сравнительно ещё небольшая партия административно высланных (160 человек). Но на заседании Оренбургского горсовета было заявлено о возможном увеличении потока ссыльных в самое ближайшее время. Переход к насильственным формам хлебозаготовок, отказ от НЭПа и его принципов повели к обострению отношений и росту числа наказуемых.
Насилие ярко проявилось уже в 1928 году при проведении хлебозаготовок, сам факт которых означал, что экономические методы уходят теперь в область преданий. Насилие проявилось прежде всего в повальных обысках крестьянских подворий, в запрещении торговли хлебом, в его конфискации, в угрозах лишения прав и земельного надела.
Лавина репрессий обрушилась и на всех тех, кто проявлял недостаточную ретивость или сопротивлялся, даже пассивно, развернувшемуся насилию. Так, партийные и государственные органы отдали под суд пять председателей сельсоветов, 12 членов этих советов, 13 председателей колхозов, 14 членов правления колхозов, 41 колхозника, восемь рабочих совхозов, одного председателя коммуны, 11 членов ревизионных комиссий хлебозаготовителей, всего – 108 человек. Имеющиеся данные позволяют сказать, что к 1928 году число кулацких хозяйств сократилось наполовину. В период же сплошной коллективизации и в 1929-1930 гг. подверглись раскулачиванию четыре процента крестьянских хозяйств, хотя кулаки, судя по материалам Оренбургского центра документации новейшей истории, составляли к тому моменту только лишь 1,3 процента. Стало быть, раскулачивали в основном середняков. Всего же в области, по самым скромным подсчётам, пострадало 3800 крестьянских хозяйств.
В 1931 году в Оренбурге насчитывалось 7000 «лишенцев», т.е. тех, кто был лишён избирательных прав. Положение их было ужасным. Так, например, на заседании Оренбургского горсовета прозвучала команда: «Не кормить классового врага!» – что в тех условиях означало лишение продовольственных карточек и фактически обрекало сотни людей на голодную смерть.

Маховик террора
После 1928 года, ознаменовавшегося «шахтинским делом», многие недостатки стали объяснять вредительством, поощрялись разоблачения специалистов и представителей технического руководства предприятий. Так было и в Оренбуржье. Например, в докладе Оренбургского окружкома ВЛКСМ от 5 мая 1930 года о деятельности комсомола в промышленности с гордостью сообщалось, что разоблачён вредитель: мастер оренбургской шорно-седельной фабрики Никитин, допускавший просчёты в заготовке сырья для предприятия. В указанный период борьба с «вредительством» и поиск врагов становятся для коммунистов одной из центральных задач.
В конце 20-х – начале 30-х гг. создаются внесудебные репрессивные органы: двойки и тройки. В 1934 году, вскоре после XVII съезда ВКП(б), учреждается особое совещание при НКВД. Эти органы поставили массовые репрессии на конвейер.
Борьба с «врагами народа», их «выявление» стали тогда, как об этом недвусмысленно свидетельствуют документы, важнейшей задачей местных властей. Парадоксально, но в рабочем плане даже отдела социального обеспечения на первый квартал 1938 года отдельным пунктом значилось: «Об оживлении работы секции по вовлечению нового актива и развёртыванию выявления врагов народа». Среди репрессированных было немало секретарей райкомов и председателей исполкомов, но ещё больше рядовых партийцев. Только за один 1937 год райкомы ВКП(б) исключили из своих рядов 1411 человек: 841 – как «врагов народа», 570 – «за связь и пособничество врагам народа». В полной мере испытали репрессии руководители сельского хозяйства Оренбургской области. В 1938 г. были освобождены от работы 97 служащих наркомата земледелия, 71 директор МТС и 59 их заместителей по политической части, 26 начальников политотделов совхозов.
Чудовищно расправились с журналистами. В 1937–1938 гг. из 55 редакторов районных газет репрессировали 32. Был объявлен «врагом народа» главный редактор газеты «Оренбургская коммуна» С. А. Колесниченко (и исключён из партии «как не заслуживающий политического доверия»), названы «предателями» сотрудники областной газеты «Большевистская смена», арестованы редакторы «Орского рабочего» А.И. Иванов, А.К. Попов, многие другие.
Это только малая часть истории репрессивных лет, многие страницы этого периода до сих пор являются белыми пятнами. Ураган репрессий надолго затормозил социально-экономическую и культурную жизнь Оренбуржья. Установлено, что репрессиям в 1937-1938 годах было подвергнуто (по данным Оренбургского УКГБ) 12 тысяч оренбуржцев.

День памяти безвинных жертв
По словам председателя правления оренбургского отделения «Мемориал» Александра Рождествина, а он уже много занимается изучением истории репрессированных, «в Зауральной роще, где находился спецобъект местного НКВД, нашли своё последнее пристанище два состава руководства области. Вот так вот взяли и просто арестовали полностью руководство региона».
Здесь покоятся люди самых разных сословий – крестьяне, рабочие, казаки, военные, интеллигенция, священнослужители, студенты. Рядом лежат христиане и мусульмане, представители почти всех национальностей, живущих в Оренбуржье.
– Именно в этом месте находятся останки 8400 человек, – продолжает Александр Александрович. – На улице Володарского находился суд, так называемые «тройки», там же была расстрельная стенка. А хоронили их на этом спецобъекте, рассекретили его только в 1988 году. Поэтому здесь и был установлен обелиск в назидание живым. Из всех тех, кто здесь захоронен, реабилитированы только 7412 человек. Нереабилитированными остаются те, у кого в делах есть обвинения в сотрудничестве с фашистами. Люди лежат на этом месте везде вплоть до старого берега Урала, он был забетонирован стеной, а русло Урала в этом месте изменено.
У места массовых расстрелов оренбуржцев собравшиеся почтили память павших минутой молчания. А представители православной и мусульманской конфессий провели молебен. От имени губернатора и правительства Оренбургской области к собравшимся почтить память обратился вице-губернатор – заместитель председателя Правительства – руководитель аппарата Губернатора и Правительства Оренбургской области Дмитрий Кулагин.
– Впервые этот мемориал я посетил в 1994 году, и тогда это место произвело на меня сильное впечатление, – отметил Дмитрий Владимирович. –
В душе тогда боролись разные чувства, и был вопрос, как могло так произойти, что люди, которые жили друг с другом рядом, могли стать одни убийцами, а другие жертвами. Нам, людям, живущим сейчас, надо сделать всё, чтобы подобная страница нашей истории не повторялась никогда.
В ближайшее время данный комплекс планируется дополнительно обустроить и установить ограду, а в перспективе установить памятник всем жертвам репрессий.
– В истории нашей страны память об этих трагических событиях священна, поэтому традиционно каждую вторую субботу июля мы собираемся на этом месте, – отметил заместитель Главы города Оренбурга по общим вопросам Ярослав Моисеев. – Если посмотреть историю репрессий, то можно сделать вывод, что ни одной социальной группе не удалось их избежать. Ведь эта страница нашей истории, да, она некрасивая и трагическая, но если мы не будем помнить эти факты, то есть большая вероятность их повторения. Хотелось бы искренне выразить сочувствие всем тем, кого коснулись эти события.

Не предавать забвению
Сейчас в Оренбурге не осталось ни одного человека, который подвергся репрессиям. Все они уже умерли, но их память продолжают хранить потомки, и именно они приехали в Зауральную рощу, чтобы ещё раз вспомнить тех, с кем навсегда разорвала судьба. Кто-то принёс цветы, кто-то зажигал и ставил свечи, другие просто стояли молча рядом с крестами.
– Такое было время, по-другому нельзя было, – отвечают многие.
А виновными в гибели их близких они считают вовсе не власть, а тех людей, которые на местах рьяно исполняли указания сверху.
Каково это – всю жизнь прожить с клеймом «враг народа»? Каково это, если ты не знаешь, что стало с тем, кто был для тебя самым близким человеком? И как не озлобиться после этого? И ещё много вопросов возникает, когда начинаешь беседовать с потомками репрессированных, долгое время живших с тяжким клеймом.
Рядом с двумя берёзками, склонив голову, стоял пожилой мужчина. Михаил Коннов, сын репрессированного, также много лет не знал, что случилось с его отцом.
– Отца забрали в 1937 году, мне тогда было полтора года, – вспоминает Михаил Михайлович. – Мама осталась одна с тремя мальчишками на руках. До ареста папа работал бухгалтером на шпалопропиточном заводе. У него был друг Яков Карлов, тот был главным инженером на этом предприятии. Арестовали их вместе. Позже, знакомясь с делом отца, узнал, что обвинён он был в подделке бухгалтерских документов. А сделал он это якобы в пользу иностранной разведки. Его друга обвинили во вредительстве, утверждали, что он повредил ёмкости, в которых находились шпалы. По допросам видно, что вначале папа и его друг отрицали обвинения, но потом собственноручно написали признательные показания. Расстреляли его в 1938 году.
Оставили свой печальный след репрессии и на семье Марии Филипповны Шашковой.
– Пришла к своему деду Владимиру Платоновичу Бакаеву. Он жил в Матвеевском районе в посёлке Степном. Попал под арест во время коллективизации. Власти предъявили ему обвинение в том, что он кулак. У него было хорошее хозяйство – земля, дом, немного скотины, инструменты. Потом мы узнали, что один из его родственников из зависти написал на него донос. После ареста его доставили в Оренбург и расстреляли. Об этом мы узнали недавно, теперь каждый год приезжаем сюда, поставили ему небольшой памятник.
Таких рассказов можно услышать сотни. Хоть жизнь у всех тех, кто обрёл покой в Зауральной роще, была разной, зато закончилась она одинаково. А их близким остались только немые свидетельства о смерти, где в графе «причина смерти» одно короткое слово – расстрелян.